— Ох, как хочется спать… Мне почему-то начинает казаться, что ты мой сын…

— И мне начинает казаться, что вы мой… Нет, не буду больше шутить. Я ведь не знаю, что такое отец…

Потом кто-то из них прошептал:

— Прощай!..

Я решил произвести один любопытный опыт. Вернее, меня просто увлекла эта игра. Дело в том, что я убедился в абсолютной нормальности Микита.

Сам я врач и работаю в государственной психиатрической клинике. В нашем стационаре около четырехсот пятидесяти больных. А врачей всего шесть, не считая главврача. Да еще некоторые из них работают в университете и в клинике бывают только два раза в неделю. Короче говоря, у меня чуть ли не сто пациентов.

Веселого мало. Ведь приходится и амбулаторный прием вести, и научной работой заниматься, так что тех, кто госпитализирован, мы лечим спустя рукава. А что делать? Если внимательно осматривать каждого больного, по всем правилам, с вызовом в кабинет, то за день в лучшем случае пропустишь пять человек. Получается, что каждому врачу требуется месяц, чтобы осмотреть всех своих подопечных. Так и есть на самом деле.

И ничего удивительного, при таком-то положении, что этот самый человек, Микита, в нормальности которого я был абсолютно убежден, застрял в нашей лечебнице.

Микита не был моим больным. Его диагноз — мегаломания, параноидная форма шизофрении. Пожалуй, нет ничего труднее, чем диагностика мегаломании. При этом заболевании человек одержим определенной маниакальной идеей. Во всем остальном он совершенно нормален. Вот и разбирайся сам как знаешь. Возьмем, например, женщину, утверждающую, что ее изнасиловал врач-гинеколог. В конце концов, это может оказаться правдой — бывают же такие случаи. Конечно, если она утверждает, что все мужчины подряд ее насилуют, тогда другое дело. А вообще у мегаломанов бывают самые фантастические идеи. Скажем, какая-нибудь девица заявляет, что она невеста кронпринца. Или скромный конторский служащий с пеной у рта доказывает, что он был мужем Элизабет Тейлор. В этих случаях все ясно. Бери такого человека и прямехонько вези в сумасшедший дом. Даже близкие родственники ничего не скажут.

Микита утверждал, что он может построить машину времени. К этому и сводилась его навязчивая идея. Если говорить по чести, мы, врачи, не в состоянии определить, болезнь это или нет. Кто ее знает, может быть, действительно можно сконструировать такую машину? Но доцент одного университета, притащивший Микита в больницу, заявил, что идея сама по себе бредовая и воплотить ее в жизнь нельзя. Бедняге не повезло; его признали больным и поместили в наше заведение. Я-то подозреваю, что все объяснялось проще: Микита, человек лет тридцати с лишним, был ассистентом физической лаборатории и потихоньку начал конструировать свою диковинную машину, используя казенные материалы.

В любой психиатрической клинике сколько угодно таких больных, как Микита. Навязчивые идеи и слуховые галлюцинации — в наше время явление распространенное. Темп сегодняшней жизни очень этому способствует. Раньше больным, страдавшим манией преследования, убийцы мерещились на чердаке, или в подвале, или в уборной, или еще где-нибудь. А теперь, когда повсеместно распространены радиоприемники и телевизоры, больные утверждают, что мститель наблюдает за ними с экрана или шепчет угрозы по радио. Есть и такие, которые жалуются, что они постоянно подвергаются облучению. Некоторые воображают себя пришельцами из космоса. Научная фантастика, ставшая в последнее время особенно модной, тоже немало способствует возникновению психических заболеваний. Люди с расшатанной нервной системой принимают мир фантастики за действительность. Следовательно, конструктор машины времени — явление самое банальное. Плохо только, что врачи относятся к этому несерьезно. Рассказывают друг другу веселенькие случаи из своей практики, хихикают и подкрепляют их анекдотами из серии «о сумасшедших».

И все же этот пациент пробудил во мне любопытство.

Дело в том, что я сам не в силах корпеть над скучными исследованиями, тянущимися из года в год, и отыскивать в куче навоза жемчужное зерно. Меня влекут острые проблемы, смелые решения, когда все поставлено на карту, когда идешь ва-банк и — либо пан, либо пропал. Однажды я придумал новый способ лечения: икототерапию. Что такое, в конце концов, электротерапия или инсулиногерапия? Не что иное, как шоковая терапия. Вот я и дал моему больному средство, вызывающее судороги диафрагмы. У него сразу началась дикая икота. К сожалению, эксперимент окончился неудачно. Вообще-то я не сомневаюсь, что этот человек выздоровел. Но проверить не было никакой возможности, потому что он теперь беспрерывно икает и не может говорить. Главврач устроил мне жуткую головомойку. Пришлось срочно восстанавливать свою репутацию. И я придумал еще одну штуку — построил гигантский соленоид, поместил больного внутрь и включил ток. Больной непременно выздоровел бы, я точно знаю, но, выходя из соленоида, он оступился на лестнице, грохнулся вниз и сломал челюсть. И теперь не может говорить. Попробуй проверь, в каком состоянии его психика! Главврач совсем разбушевался и строго-настрого запретил подобные эксперименты. Но я все равно уверен в успехе. И главное, конструкция была такая простая — намотка на катушке шла справа налево, а не слева направо, как обычно. Только и всего.

Так что мой интерес к человеку, рвущемуся к оригинальным открытиям, вполне объясним. У меня у самого есть эта жилка. Разумеется, я не верил, что взаправду можно построить машину времени. Но фантазировать на эту тему очень увлекательно. Отправляешься на часок в будущее, лет этак на сто вперед. И возвращаешься, прихватив какой-нибудь новый препарат для лечения психических расстройств. Одно удовольствие представить, какую рожу скорчит наш главврач.

По чистой случайности Микита оказался пациентом главврача. В отсутствие доктора я пошел взглянуть на его больного. Ничего, довольно приятный парень. Моего возраста, худощавый. Только вот взгляд какой-то рассеянный.

Наверно, главный дает ему лошадиные дозы хлорбромазина лекарства, применяемого для лечения мегаломании.

Микита уставился на мой белый халат и с раздражением выпалил:

— Напрасно вы пичкаете меня всякой дрянью! Я же не болен, здоровее вас. А от вашего лекарства только спать хочется. Стал совсем как сонная муха. Так и спятить недолго.

Что я мог сказать? Ведь и настоящие сумасшедшие всегда утверждают, что они абсолютно здоровы.

Но, вглядевшись в него хорошенько, я почувствовал, что тут что-то не так. Собственно говоря, где проходит грань между безумием и нормальностью? Пожалуй, если рассматривать этот вопрос в аспекте историческом, то в любую конкретную эпоху нормальными считались люди с мышлением, характерным для своего времени. Их было большинство. Так, например, в эпоху инквизиции, когда на кострах жгли «ведьм», нормальными казались все те, кто верил в нечистую силу. Так что очень трудно, идя от крайней степени безумия к твердо установленному современному стандарту психической нормы, определить, где находится перевал между этими двумя вершинами. И все-таки мы, врачи, хорошо изучили людей с явно выраженными отклонениями от психической нормы. Возможно, дело тут в опыте и в профессиональном чутье. Если перед тобой типичный маньяк, это видно сразу. Хотя все прочие люди, не медики, могут этого и не заметить.

Так вот, возвращаюсь к Микита. Когда я увидел его лицо и услышал его голос, то не уловил никакого душка безумия.

Я пригласил его в свой кабинет, предложил чаю. Мы начали разговаривать; я совершенно не касался его болезни. Сообщил, что тоже увлекаюсь изобретательством, и попросил поделиться знаниями в области физики. Мы болтали и болтали, и напряжение Микита постепенно ослабевало. Он стал красноречивым, даже заулыбался. Сказал, что впервые с ним в больнице обращаются по-человечески. Иногда я незаметно спрашивал его — о магнитном поле, об энтропии. Отвечал он очень ясно, точно, с прекрасным знанием предмета. Что ж, по-видимому, его умственные способности нисколько не пострадали. Правда, самый главный вопрос — его мания — оставался невыясненным.