Аркадий Семенович тяжело выдохнул и пригласил милую рыжеволосую девушку с пышными формами присесть в кресло.

— Прасковушка, — начал он, — у меня к тебе дело. — Твой отец перед смертью попросил найти тебе хорошего мужа. Ты девушка видная, красивая, умелая и я решил, что не хочу отдавать тебя непонятно кому…

На круглом лице девушки отразилась заинтересованность.

— У вас есть кто-то на примете достойный? — осторожно уточнила она.

Старый аристократ хмыкнул.

— Да, есть… мой любимый племянник. Его зовут Сергей Павлович Морозов, сын моей покойной сестрицы Глафиры. Ему тридцать два, симпатичный, но… немного безрассудный и избалованный. Преемник мой будущий. Так вот… я подумал, что такая девушка, как ты, могла бы весьма положительно на него повлиять.

— Правда? — удивилась Прасковья, накручивая на палец пышный рыжеватый локон. — То есть вы даете мне добро на перевоспитание? — глаза ее загорелись.

Аркадий Семенович рассмеялся.

— Да, даю добро и верю в твои непревзойденные способности, дорогая моя!

— Хорошо, — радостно ответила девушка, потирая пухлые ладони. — Я уже и сама мечтаю о семье. Однако… я буду использовать специфический подход, вы не против?

— Делай всё, что пожелаешь, дочка!

Ободренная этими словами пышногрудая девица встала с кресла и, тряхнув рыжеватой гривой, произнесла:

— Дайте мне несколько недели, и вы племянника своего просто не узнаете!

Сергей Павлович сидел в своём кабинете, и взгляд его был прикован к письму. Злополучное послание от дяди, написанное вычурным каллиграфическим почерком, будто насмехалось над ним. Он перечитал его не менее дюжины раз, но смысл оставался неизменным:

«Сергей, ты безусловно достоин моего состояния. Однако, мой дорогой племянник, даже роскошный сервиз требует пары, чтобы называться комплектом. Природа любит гармонию, как и я, а потому ты должен жениться. Твоя избранница уже определена — Прасковья Зосимовна Милославская, дочь моего старого друга. Девица достойная и, смею надеяться, подходящая для тебя. Откажешься — всё пойдёт в руки твоему кузену или, ещё хуже, в монастырь. Решай сам. Свадьба через три недели. Да хранит тебя Господь.»

Сергей швырнул письмо на стол, будто оно обожгло его.

— Прасковья Зосимовна Милославская! — прошипел он, словно выговаривая смертельное заклинание. — Кто это, чёрт возьми?

Имя звучало простовато, без аристократического лоска, а Милославские… Ах да, купцы! Кожа Сергея Павловича покрылась мурашками. Он, потомственный дворянин, должен жениться на… на дочери какого-то торговца???

«Это наказание, — подумал он. — За что⁈»

Дядя, похоже, выжил из ума на старости лет! Кто же в нынешнее время устраивает договорные браки???

Сергей Павлович отчаянно застонал, понимая, что его прижали к стенке.

И тут его сознание услужливо подсунуло образ Алексея Яковлевича Разумовского. Сергей с удовольствием вспоминал их старую дружбу, которую подогревала его любовь к насмешкам. Разумовского когда-то обманом женили на простушке, которую окрестили «мартовским кошмаром» (ее звали Марта Орловская). Сергей не раз рассказывал друзьям эту историю, изображая «кошмар» с таким сарказмом, что собеседники буквально катались от смеха.

И вот теперь судьба решила отплатить ему той же монетой.

— Нет! — вскинулся Сергей, но тут же рухнул в кресло. Он знал: дядя не шутит.

Наследство, огромный дом, земли, и главное — коллекция кодайских ваз, к которой он был привязан всей душой, — всё это могло ускользнуть. У него самого было похожая коллекция, только меньших размеров, так что он давно мечтал получить дядину. А тут такая подстава!

Он не хочет жениться! До зубовного скрежета не хочет!!! Да еще и на ком? На глупой или, что еще ужаснее, страшной торговке???

Не выдержав груза судьбы, Сергей впал в депрессию. Неделю он провёл в кабинете, чередуя два вида спиртного. Его не интересовала еда, общество, даже вид собственной идеально выглаженной рубашки больше не радовал.

Но спустя неделю он всё же ответил дяде коротким, но однозначным согласием…

* * *

Жених на подготовке…

Слухи о предстоящей женитьбе Сергея Павловича разлетелись по дому с быстротой зимнего ветра. Слуги обсуждали невиданное событие на всех углах. Сам холостяк, за плечами которого была репутация несокрушимого повесы, теперь терзал себя мыслями о предстоящем визите невесты.

Слуги не могли не заметить его состояния. Шушуканье в коридорах и кухне становилось всё громче, заставляя его морщиться.

— Барин наш волнуется, — сказала горничная Анюта повару. — Как бы не расхворался перед таким делом-то!

— А кто бы не волновался? — усмехнулся повар. — Барин-то у нас всегда чистоту любит, а тут ещё неизвестно, кого судьба приведёт.

Сергей, проходя мимо, замер и, не выдержав, шикнул:

— Займитесь делом, болтуны!

А сам направился проверять чистоту.

Сергей Павлович был чистюлей до мозга костей. Каждая салфетка, каждая ложка, каждая кочерга в доме должна была блестеть так, чтобы от них можно было зажечь свечу. Он медленно обошёл все комнаты, придирчиво осматривая каждую пядь пространства. Шторы в гостиной оказались недостаточно белыми — их немедленно сняли и заменили. В вазах поменяли воду. Пол протирали так тщательно, что на следующий день две полотёрки слегли с болями в спинах.

К приходу невесты дом был выдраен до идеала…

* * *

Знакомство, которого Сергей Павлович ждал меньше всего…

Сергей Павлович стоял в холле своего поместья, выправленный как на параде, хотя внутри всё кипело. Заставить себя выйти встречать эту… будущую супругу — оскорбление его аристократического достоинства. Если бы не дядя, он и пальцем не пошевелил бы ради этого унижения. Но тот дал строгий наказ: встречать девицу лично и учтиво.

«Ничего, — успокаивал себя Сергей, — я женюсь, получу наследство, а потом от неё избавлюсь. Разведусь под любым предлогом. Или отправлю её в монастырь… Да, точно! Пусть молится за радость и покой в моей жизни!». Эта мысль даже ободряла. Он уже видел себя победителем — элегантным, свободным, с драгоценными кодайскими вазами в руках.

Дом блестел. Слуги выстроились в почтительном молчании, косясь на хозяина. Он проверил весь дом накануне: ни пылинки, ни соринки, ни малейшего изъяна не было. И тут раздался звук открывающейся входной двери.

Сергей Павлович резко обернулся, и его мир навсегда разделился на «до» и «после».

В холл вошла ОНА.

Прасковья Зосимовна Милославская оказалась низенькой и кругло-аппетитной, словно та самая булочка, которую непременно хочется взять на завтрак с чайным самоваром. Пухлые щёки, порозовевшие от холода, казались излишне выразительными. Волосы — густые, длинные, откровенно рыжие, разметались по плечам, как только она сняла шляпку с нелепым пластиковым цветком.

Платье было коротковато для приличной женщины: оно заканчивалось аккурат где-то посреди её внушительных икр, что позволило всем разглядеть высокие красные сапоги, покрытые толстым слоем дорожной грязи.

А позади невесты, с важным видом, в холл ступила… бурая корова.

— Му-у! — пробасила она, оглядывая происходящее с интересом.

Сергей Павлович побледнел. Руки его инстинктивно потянулись к ближайшему креслу. Впервые в жизни ему пришло в голову, что упасть в обморок — это не так уж плохо.

Но… он быстро оправился, заставив себя выпрямиться. Конечно, это была прислужница. Грязная, неуклюжая, жалкая. А настоящая Прасковья Зосимовна где-то за дверью, уже на пути в холл, скорее всего, в изысканном платье…

— А вот и я! — звонко объявила девица, хлопнув ладонями по юбке и подняв целое облако дорожной пыли, которая, видимо осело на нее во время путешествия. — Очень приятно! Прасковья Зосимовна Милославская!