Лицо Меерхофа разрумянилось, глаза сверкнули торжеством, какое доступно лишь гроссмейстеру, когда он — который раз! — задает удачный вопрос.

— Все авторы комедий, — заявил он, — приспосабливают старые остроты для новых целей. Это давно известно. Ответ сходится.

— Но почему? — удивился Траск. — Зачем было сочинять анекдоты?

— Мултивак утверждает, — ответил Уистлер, — что все сведения укладываются в рамки единственной гипотезы: анекдоты служат пособием для изучения людской психологии. Исследуя психологию крыс, мы заставляем крысу искать выход из лабиринта. Она не знает, зачем это делается, и никогда не узнает, даже если бы осознала происходящее, на что она не способна. Внеземной разум исследует людскую психологию, наблюдая индивидуальные реакции на тщательно отобранные анекдоты. Люди реагируют каждый по-своему… Надо полагать, по отношению к нам этот внеземной разум — то же самое, что мы по отношению к крысам. — Он поежился.

Траск, вытаращив глаза, пролепетал:

— Гроссмейстер говорит, что человек — единственное животное, обладающее чувством юмора. Значит, чувством юмора нас наделили извне.

— А юмор, порожденный самими людьми, не вызывает у нас смеха. Я имею в виду каламбуры, — возбужденно подхватил Меерхоф.

— Вероятно, внеземной разум во избежание путаницы гасит реакцию на спонтанные шутки.

— Да ну, о господи, будет вам, неужели хоть один из вас этому верит? — во внезапном смятении воскликнул Траск.

Старший аналитик посмотрел на него холодно.

— Так утверждает Мултивак. Пока больше ничего нельзя прибавить. Он выявил подлинных остряков Вселенной, а если мы хотим узнать больше, дело надо расследовать. — И шепотом прибавил: — Если кто-нибудь дерзнет его расследовать.

— Я ведь предлагал два вопроса, — неожиданно сказал гроссмейстер Меерхоф. — Пока что Мултивак ответил только на первый. По-моему, он располагает достаточно полной информацией, чтобы ответить и на второй.

Уистлер пожал плечами. Он казался сломленным человеком.

— Если гроссмейстер считает, что информация полная, сказал он, — то можно головой ручаться. Какой там второй вопрос?

— Я спросил: «Что произойдет, если человечество узнает, какой ответ получен на мой первый вопрос?»

— А почему вы это спросили? — осведомился Траск.

— Просто чувствовал, что надо спросить, — пояснил Меерхоф.

— Безумие. Сплошное безумие, — сказал Траск и отвернулся. Он и сам ощущал, как диаметрально изменились позиции его и Уистлера. Теперь Траск обвинял всех в безумии.

Он закрыл глаза. Можно обвинять в безумии кого угодно, но за пятьдесят лет еще никто не усомнился в непогрешимости содружества гроссмейстер — Мултивак без того, чтобы сомнения тут же не развеялись.

Уистлер работал в молчании, стиснув зубы. Он снова заставил Мултивака и подсобные машины проделать сложнейшие операции. Еще через час он хрипло рассмеялся:

— Тифозный бред!

— Какой ответ? — спросил Меерхоф. — Меня интересуют комментарии Мултивака, а не ваши.

— Ладно. Получайте. Мултивак утверждает, что, как только хоть одному человеку откроется правда о таком методе психологического анализа людского разума, этот метод лишится объективной ценности и станет бесполезен для внеземных сил, которые сейчас им пользуются.

— Надо понимать, прекратится снабжение человечества анекдотами? — еле слышно спросил Траск. — Или вас надо понимать как-нибудь иначе?

— Конец анекдотам, — объявил Уистлер. — Отныне! Мултивак утверждает: отныне! Отныне эксперимент прекращается! Будет разработан новый метод.

Все уставились друг на друга. Текли минуты, Меерхоф медленно проговорил:

— Мултивак прав.

— Знаю, — измученно отозвался Уистлер.

Даже Траск прошептал:

— Да. Наверное.

Не кто иной, как Меерхоф, признанный остряк Меерхоф, привел решающий довод. Он сказал:

— Ничего не осталось, знаете ли, ничего. Я уже пять минут стараюсь, но не могу вспомнить ни одного анекдота, ни единого! А если я вычитаю анекдот в книге, то не засмеюсь. Наверняка.

— Исчез дар юмора, — тоскливо заметил Траск. — Ни один человек больше не засмеется.

Все трое сидели с широко раскрытыми глазами, чувствуя, как мир сжимается до размеров крысиной клетки, откуда вынули лабиринт, чтобы вместо него поставить нечто другое, неведомое.

Чертовски модны стали сейчас интервью. Бывают даже счастливцы, вроде Османчика, у которых берут интервью каждую неделю. Я тоже дожидался своей очереди, да так и не дождался. Что ж, ничего не поделаешь — надо устраиваться самому. Отправляюсь сам к себе и застаю себя на полу — сижу и накручиваю заводную уточку.

— Чем вы сейчас занимаетесь? — спрашиваю я, с уважением пожимая руку самому себе.

— Пускаю уточку. Посмотрите-ка, вон как машет крыльями, а?

— Я имел в виду ваше творчество.

— А, вон оно что. Я сменил профиль. Литература, которой я занимался до сих пор, оказалась нерентабельной. «Дом книги», а также пример друзей подсказали мне новый путь развития. Пишу детективные романы. Для начала — три.

— Значит, бросили фантастику? — спрашиваю я с сожалением в голосе.

— Ничуть. Это детективно-фантастические романы.

— Можно узнать какие-нибудь подробности?

— Можно. Действие первого происходит на роскошном космическом корабле. Команда состоит из аристократов, психопатов, фифочек, кинозвезд, пораженных нимфоманией, а также собачек чау-чау, страдающих дурной наследственностью. Рецептура, как видите, самая что ни на есть современная.

— Действительно. А чем занимается команда этой ракеты?

— Ясное дело, оргиями и убийствами, относящимися друг к другу в пропорции 2:1, которая, как показали исследования общественного мнения, гарантирует наивысший тираж.

— А сыщик на ракете есть?

— Само собой разумеется. Это пожилой, флегматичный, обожающий цветы электронный мозг.

— А другие романы, о которых вы упомянули?

— Один из них — на местном материале. Это история о том, как сконструировали первый польский искусственный спутник, переплетающаяся с крупным делом о взяточничестве, благодаря которому один тип, частный предприниматель, устраивает на этом спутнике тайный дом свиданий.

— Я вас хорошо расслышал?

— Не знаю. Но на всякий случай прочистите ухо. На искусственном спутнике должны были строить атомную лабораторию, но этот тип подмазал прораба и там кое-что переделали, так что сквозь спектрограф Астона можно было рассматривать порнографические снимки, автоматическую аппаратуру перевели на вспомогательные эротические работы, а о том, что делалось в атомном котле, вы прочтете сами, когда книга выйдет… Есть там и другие сюжетные линии. Опергруппа министерства торговли отправляется на Луну якобы с целью открыть там выставку образцов народного творчества, а на деле перерабатывает лунный грунт в камешки для зажигалок, на чем сколачивает миллионы. Со временем Луна уменьшается, происходят пертурбации, замеченные Келецкой обсерваторией, но тамошний главный астроном сохраняет все в тайне, так как ему сунули в лапу.

— Сунули в ла…

— Да. Один из торговцев, возвращаясь с Луны, забегает в искусственный спутник на чашечку радиоактивной — это ему по пути — и накрывает там свою жену на месте преступления с одним американским роботом, который усмиряет его ярость обещанием смастерить надувную Луну из резины, соответственно раскрашенную, чтобы можно было имитировать на небе настоящую Луну. У этого робота есть любовница в высших кругах, она помогает ему вступить в контакт с матросами космической линии Гдыня — Марс, и, заручившись их поддержкой, он продает всю Луну как металлолом. За полученную валюту они строят себе комфортабельные одноквартирные спутники (смырны, рулетка, электрический распутник и т. д.). К несчастью, муж любовницы робота из мести протыкает надувную Луну, воздух просачивается наружу, резина опадает — дело пахнет скандалом. Наша милиция тут же отправляется на место происшествия, но из-за низкого уровня моторизации она располагает только двуконной бричкой, так как мотоциклы находятся в ремонте, а ракеты им срезали в целях экономии. На Млечном Пути кони выбиваются из сил, и приходится заночевать на искусственном спутнике.