– Лорд Арвар, вы же маг, помогите! – зашептала я, гладя влажные волосы Егорке. – Он… Он губит себя! Решил поделиться своей магией с мастерами, не умея ею управлять. Теперь она вытекает из него вместе с жизненными силами.

Герцог на мгновение нахмурился и, бережно подхватив ребёнка на руки, отнёс его в постель. Затем достал откуда-то тонкий серебряный браслет с тусклым серым камнем и защёлкнул его на запястье Егора. Камень на мгновение вспыхнул мягким светом и тут же погас. Малыш бессознательно вздохнул полной грудью, и его щёки через несколько минут порозовели.

– Всё. Можете больше не переживать. Пока артефакт на руке мальчика, его магия будет спать, и он не сможет ею пользоваться. Снять браслет без моей помощи невозможно, – пояснил Арвар. – А дом мы и так достроим. – Он посмотрел на меня, и в уголках его глаз заиграли лучики смеха. – Если что, я и сам молоток в руках держать умею. Не мастер, конечно, но гвоздь забить смогу.

Это было так неожиданно и так по-человечески, что остатки злости бесследно растаяли.

– Спасибо, – прошептала я, не в силах сдержать счастливую улыбку.

– Во дворе останется новая охрана. Спорить бесполезно, – его тон вновь стал деловым. Он подошёл к двери и обернулся на пороге. – Если вам будет спокойнее, могу остаться и я.

Я покачала головой. Силы окончательно покидали меня, и единственным желанием было рухнуть и провалиться в глубокий, беспробудный сон.

– Не надо… Благодарю. Я… я очень хочу спать.

Он понимающе кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Тишина, долгожданная, исцеляющая, наконец-то обволокла меня. Я, словно потерявшая ориентир в пространстве лодка, доковыляла до своей кровати и рухнула на неё, не в силах даже раздеться. Глаза слипались сами собой, но душа требовала иного успокоения. И я прошептала в пустоту:

– Кузьма Кузьмич…

Огонёк свечи слегка задрожал, и на печке проступил родной, знакомый силуэт. Повеяло ароматом печёного хлеба и каким-то особенным, ни с чем не сравнимым покоем.

– Здесь я, Фисенька, здесь, – проскрипел он. – Отходи, родная. Всё, отбушевало.

По лицу и рукам медленно потекло тепло, очищающее и исцеляющее душу, и я заговорила.

– Я так испугалась… – скомканные слова текли вместе со слезами, смывая остатки напряжения. – Так испугалась. Но не за себя, не поверишь. За Егорушку, доброго, светлого ребёнка, который… – Я всхлипнула и замолчала. Подушка медленно, но верно становилась мокрой. – Но показывать врагу страх нельзя. Дед рассказывал, перед боем они ордена надевали для устрашения, а я вот шубу песцовую да клыки… – Сквозь выплёскивающуюся боль пробилась кривая ехидная улыбка. – Я ведь хочу просто жить, Кузьма Кузьмич, печь блины и смотреть, как растёт дом, как люди вокруг меня счастливо улыбаются… А не превращаться в зверя и не драться с магами.

– А разве это не жизнь? – тихо спросил домовой. Его голос был похож на скрип старого дерева в лесу. – За своё гнездо драться, своих птенцов от чужих когтей закрывать… Разве не по-нашему, не по-русски? Эвон сколько ты уже дел наворотила, магию свою не единожды пытала, а хоть суть-то её разглядела, увидела?

Я замерла и крепко задумалась, Кузьма Кузьмич не торопил. И я наконец поняла. Словно пелена спала с глаз, открывая простую и древнюю истину, которую, казалось, я знала всегда.

– Она… обережная, магия Лада, справедливости, – начала я, словно прозревая с каждым произнесённым словом. – Она – эхо мудрого бабушкиного голоса, призывающего к неспешности и раздумью. Она – отцовская рука, вовремя отдёргивающая от края пропасти. Она – материнские объятья, в самую тёмную минуту дарующие силу. Да, иногда от неё бывает больно, как от строгого подзатыльника любящего деда, зато урок запоминается хорошо. Она – про то, чтобы сберечь. Учит жить в согласии: с собой, с семьёй, с миром. Она – родовой щит, веками оберегавший нас, вещая: «Один в поле не воин» и «Не будет добра, коли в семье вражда».

Я взглянула на Кузьму Кузьмича, и в глубине его угольных глаз плескалось одобрение, на губах играла довольная улыбка.

– В ней нет злобы, корысти. В ней – порядок. Изначальный порядок, где слово не расходится с делом, а за поступком неизбежно следует последствие, – я усмехнулась своему осознанию. – То, что ныне именуется «кармой», наши предки нарекали просто и мудро: «Что посеешь, то и пожнёшь». Получается, магия Лада – сама суть этого закона. Неотвратимого и справедливого. Кукинш сполна заплатил за свои грязные помыслы. Лорд Арвар – за своё высокомерие. Я – за необдуманное стремление к халяве. Всё – по совести. Всё – по заслугам.

Я сделала паузу, ощущая, как знание пронизывает меня до кончиков пальцев.

– Она не карает. Она… направляет на путь истинный. Дабы в доме царил лад, а в душе – покой.

В тишине флигеля мои слова обретали особый смысл. Я бессильно вздохнула, чувствуя, как накатывает сон, и, уже проваливаясь в него, пробормотала:

– Хотя… если честно, я только-только начинаю что-то понимать… Одно теперь знаю точно, что очень хочу ею овладеть. Собственные синяки и шишки неизбежны, но чужие – выгоднее.

С этими словами тёплая волна сна накрыла меня с головой и унесла в объятья ласковой Сони, но я уже точно знала, кто я и как меня зовут.

Глава 63

Пять недель спустя

Золотистый свет сотен осветительных артефактов заливал парадный зал «Белой Усадьбы». Воздух дрожал от гула голосов, смеха и тихой музыки, но для меня он был наполнен иным – звуками сбывшейся мечты. Поприветствовав гостей, я облегчённо выдохнула и, одетая в великолепное тёмно-зелёное платье от Мари Денуа, встала у входа, чтобы наконец позволить себе насладиться результатом титанического труда последних недель. Мои гости, словно зачарованные, неспешно дефилировали между столиками, уставленными диковинными угощениями, живо обсуждая каждый новый вкус, каждый тонкий аромат.

Центром открытия моей «Белой Усадьбы» стала первая русская чайная церемония под управлением Карла Эдвинга. В воздухе витал соблазнительный коктейль из запахов: душистого чая из медного самовара – творения местных литейщиков, сладковатого аромата печева и терпкого аромата дорогих духов. А вышколенная прислуга бесшумно сновала среди гостей, делая их отдых безупречным.

– Какие восхитительные рулетики из теста, какой божественный аромат! – воскликнул Рейнфорд Брайден Виларский, наследник трона соседнего государства, того самого, с которым Дартиум так стремился заключить торговый договор. – Ты просто обязана это попробовать!

Его прекрасная молодая невеста Лерия, в которой по удивительно знакомым выражениям и жестам я безошибочно угадала «коллегу» по прошлой жизни, умилённо хихикнула и незаметно мне подмигнула.

– Милый, это же всего лишь блинчики! Если они тебе так пришлись по вкусу, я непременно напеку их тебе по возвращении.

– Обещаешь? – по-мальчишески задорно вопросил прекрасный принц, одаривая супругу нежной улыбкой. Та мягко кивнула, глядя на него с трепетной любовью. – Превосходно! Такими ты меня ещё не угощала. Тогда, быть может, посмотрим, какие ещё сокровища скрывает этот стол? Мне безумно понравились эти удивительные блюда, я теперь и дома хочу такие же.

– Значит, будут, дорогой! – заливисто рассмеялась Лерия и, бросив на меня лукавый взгляд, повела супруга на увлекательную гастрономическую экскурсию.

В это время другие гости обменивались впечатлениями, поражаясь и восхищаясь авторской кухней.

– Никогда не думал, что капуста может быть столь… изысканной.

– А эти… как вы их назвали? Пряники? Пряники с ягодами… просто невероятно!

– Божественный фарфор! Такой тонкий, будто дышит, а роспись – само совершенство. Искусная работа. Мастер – гений, нужно срочно узнать, кто это, – восторженно вещала дородная дама средних лет окружающим. – Мой будущий сервиз будет точной копией этого чуда, я просто обязана его заполучить!

– Говорят, это бывший имперский гончар Варий Дарсен, – назидательно просветила её дама помоложе. – В его посуде даже обычный чай становится нектаром. Я готова купить целую партию, раз мастер вновь взялся за дело. О нём до сих пор с теплотой вспоминают при дворе. Какие же восхитительные вещи он создавал!