– Всё только начинается.

И открыто улыбнулась.

Эпилог

Семь лет спустя.

Утро в нашем доме начиналось не с пения птиц, а с весёлого хаоса. Сегодня на кухне пахло тёплым тестом, травами и ягодным вареньем. Сегодня кухня благоухала тёплым тестом, душистыми травами и насыщенным ароматом ягодного варенья. Я, словно жрица домашнего очага, стояла у печи, колдуя над очередной порцией оладушек, в то время как мои маленькие вихри – пятилетний Яремир и трёхлетняя Милада – уже плели кружева вокруг моих ног, старательно «помогая», а по сути, пытаясь незаметно стащить с блюда румяные, источающие аппетитный аромат кружочки.

– Мама, а этот немного пригорел, можно я его съем? – с деловым видом клянчил Яр, пытаясь дотянуться до вкусностей.

– Нет уж, – притворно строго ответила я, отодвигая тарелку в безопасное место. – Проявите же выдержку, мои маленькие обжорки, я едва успеваю спасать оладьи из плена сковороды. Где ваше терпение?

– Спит, – безапелляционно заявила Мила, смотря на меня своими кристально чистыми голубыми глазами, в которых, казалось, отражалось само утреннее небо. – Мы плосьто ланьше него встали, потелпи.

Я смиренно вздохнула, покачав головой. Всё логично, мама потерпит. Она ведь для того и мама.

В этот момент дверь неслышно приоткрылась, и в кухню вошёл мой ненаглядный супруг, излучающий кипучую энергию уже с утра.

– Доброе утро, моя любимая банда!

Дочь без предисловий бросилась к нему на руки и обвилась вокруг его шеи как маленький плющ, а Ярик только приветственно кивнул. Сын считал, что всякие нежности не удел истинного аристократа. Абсолютная отцовская копия – и внешне, и в своих убеждениях. Зато наша златовласая и голубоглазая дочь ни в чём себя не ограничивала, любя ласку и заботу за двоих.

Отец одарил дочь нежным поцелуем и, крепко прижав её к себе, обратился к детям:

– У меня для вас отличная новость! Егор смастерил для вас детские «лисапеды». Сразу после завтрака отправимся к нему в мастерскую, будете принимать дары, – дети издали восторженный визг, такой пронзительный, что у меня в ушах зазвенело. Дарен поморщился и деликатно спустил радостную Милу на пол. – Но всё это при условии, что вы не будете мешать маме творить кулинарные шедевры. И до приглашения пойдёте и поиграете в гостиной.

Дети энергично закивали и вихрем умчались из кухни, а супруг, обнял меня и одарил ласковым, утренним поцелуем.

– Как там оладушки? – Дарен встал у меня за спиной, обвил руками мою талию и, заглядывая через плечо, бросил плотоядный взгляд на дымящееся блюдо.

– В ожидании своего часа, – рассмеялась я, с наслаждением вдыхая упоительный аромат блинов и неповторимый запах домашнего уюта. – Как там Егор? Такой юный, а уже признанный изобретатель. Я им горжусь.

Моему восторгу не было предела. Я искренне восхищалась упорством и трудолюбием своего названого брата. Кто бы мог подумать, что тот самый первый, неуклюжий деревянный остов, робко катившийся к стене в нашем старом флигеле, превратится в популярный самоходный товар, востребованный далеко за пределами Лунгрота.

– Они с Гриарином приняли решение расширить мастерскую, заказы на его «лисапеды» поступили недавно из столицы.

Я восхищённо разулыбалась.

– Умничка, он заслужил такое признание. Сумел сделать их по-настоящему удобными и надёжными, даже без своей магии.

Дарен согласно угукнул и загадочным тоном поинтересовался:

– Кстати, моя любимая лисичка, не хочешь напомнить о себе вновь? Городская управа новый фонд затеяла, там уверены, под твоим покровительством он будет больше доходов приносить.

Я, уверенным движением залив тесто на сковороду, повернулась к мужу:

– Я – воплощение легенды, рождённое в годину бедствий, а не исполнительница чьих-то корыстных желаний. Оглянись вокруг – дороги стали лучше, ярмарки гремят одна за другой, мастерские растут как грибы после дождя. Город встал на ноги. Я выполнила своё предназначение. Так что, нет, родной. Пусть эти государственные мужи сами решают свои проблемы. Но я разрешаю им намекнуть, чем может закончиться противостояние со мной, если их занесёт, – с лукавой улыбкой подмигнула любимому.

Он усмехнулся, и потянулся к центру стола за чашкой для чая, но неосторожным движением задел розетку с малиновым вареньем, приготовленным для оладий. В кухне воцарилась звенящая тишина. Дарен застыл с виноватым выражением лица, которое позволял себе только дома.

– Фиса, я…

– Варвар, – с комичным вздохом констатировала я. – Большой любимый варвар. Дом построить – смог, а жить в нём по-человечески – пока не научился.

Он насупился, словно обиженный ребёнок, и принялся старательно вытирать варенье тряпкой, которую ему тут же, словно по волшебству, подала дочь, непонятно откуда появившаяся на месте преступления. Я наблюдала за этой трогательной сценой, и моё сердце таяло от любви и нежности.

– А я так надеялся уговорить тебя наварить щей…, – с такой неподдельной печалью произнёс муж, что я не выдержала и от души рассмеялась.

– Ну, если обещаешь вывезти детей на выходные в столицу на праздник, тогда, так уж и быть, наварю!

Глаза мужа просияли, и он радостно подскочил и чмокнул меня в нос. Как же мало нам на самом деле нужно для счастья.

Завтрак в итоге прошёл шумно и весело. После него Дарен забрал детей и отправился с ними к Егору за долгожданными «лисапедами», а я осталась одна. В кухне разлилась умиротворяющая тишина, благоухающая мёдом и самым настоящим «домом».

Я налила в свою любимую чашку с матрёшками душистый чай и, прильнув к окну, наслаждалась ласковым солнечным светом и звонким щебетом птиц.

Воздух над подоконником затуманился, и сквозь него проступили до боли знакомые черты. Кузьма Кузьмич, нежась в утренних лучах, лениво наблюдал за мной своими мудрыми глазами.

– Ну что, Фисенька? Отдыхает душенька-то? – ласково поинтересовался он.

– Отдыхает, дедушка, – улыбнулась я. – Вроде бы и шумно, и хлопотно, а на душе – тишь да гладь.

– Так оно и есть, родная. Потому что дом – он не стенами крепок, а сердцем. Как говорится в нашей пословице: «Дом крепок ладом, а не складом». – Он обвёл взглядом кухню, где на краю стола лежала деревянная шпага Яра, а на полу, под столом, скромно прятался даже не знаю кем потерянный розовый носок. – Любовью, что печь его затопила. Детским смехом, что стены оживил. Да даже вот эта вареньевая лужица… Всё это – кирпичики. Самые прочные. Ты своё гнездо наконец крепкое-накрепко свила.

Он замолчал, и в повисшей тишине прозвучали слова, ставящие точку во всей этой истории:

– Дом там, внучка, где твоя душа покой обрела. Живи теперь да радуйся, не оглядывайся. Смело иди вперёд, новое строй, – он сделал паузу, и его голос приобрёл особую, вековую глубину. – Только род свой помни. Корни свои почитай. Ими дерево держится, без них – его ветром сносит. Они и в беде укроют, и от зла уберегут. Пока род в сердце живёт – твой дом нерушим.

Я встала и поклонилась домовому в пояс. Кузьма Кузьмич, кивком приняв мою благодарность, с улыбкой растворился за печкой, напоследок обдав своим волшебным теплом. Я выпрямилась, и тишина вокруг снова стала просто тишиной солнечного утра – тёплой, мирной и безмерно родной.