— Вот же зациклило их, — не то чтобы я не понимал, что у них с этой Бездной есть свои счёты, но правда странно. Для людей, которые её ненавидят, не слишком ли сильно они к ней тянутся?..

Хотя ладно, да, тут таки ничего нового. Чего это я.

— Улыбающийся кот принялся сниться девчонке. Он присматривал за ней и раньше, просто из-за её связи с Лорой. Но, получив от своих хозяев карт-бланш, сблизился с ней окончательно. Я уж правда не знаю, что там сыграло — то ли алая нить, то ли один из странных инстинктов, то ли гормоны человеческого тела, — но тварь по-настоящему привязалась к девчонке. Настолько, что всерьез и вопреки всему принялась бунтовать. В новогоднюю ночь девчонка открыла портал, монстрик сумел вырваться из-под контроля своих так называемых родителей и сцепился с ними. В процессе случайно прикончил девчонку и окончательно обезумел. Много смертей, включая вконец сорвавшегося с цепи монстра, хаос… Но это будущее, которое никогда не сбудется. За что тебе огромное спасибо. Честно говоря, не выглядело красиво ни для кого.

Вот уж не поспорить… И всё же, надо побыстрее сплавить Найделлов. Я хочу, чтобы в новогоднюю ночь они были как можно дальше от моих учеников.

— И что же…

Меня прервал стук в дверь.

Быстрый, почти музыкальный ритм, из тех, что можно отстучать только кончиками острых когтей. Такой и захочешь не забудешь, быстро прицепится… И, судя по выражению лица Бонифация, он этот ритм узнал.

— Прячься, — сказал он. — Сейчас же.

Я тихо фыркнул.

— Что, прямо под стол?.. Не то чтобы совсем что-то новое для меня, но не в этот раз. Извини, но ты мне не нравишься.

Гаремного кошака слегка передёрнуло.

— На шкаф, — ответил он сухо. — Сейчас же. Ты не должен видеться с моим следующим посетителем.

Мне хотелось ещё немного поязвить, но стук повторился, любопытство победило, и я послушно взлетел на шкаф, с удовольствием и без особого удивления обнаружив там несколько коробок с маскирующими печатями, заранее подготовленных и идеально подогнанных под кошачью форму.

Ну что сказать? Если гаремный кошак порой прячется от обязанностей в коробках на шкафу (как и положено котам), то кто я такой, чтобы его винить? Сам я тоже порой принимал драконью форму и улетал “на поиски дождя” (и попробуйте докажите, что никакого дождя я не искал, ну!).

Пока я устраивался поудобнее, дверь распахнулась, и в комнату вошла…

О. Ха.

Ну, привет что ли…

Мысленно поблагодарив гаремного кошака за прозорливость, я согласился: нам действительно безопаснее не встречаться лицом к лицу.

Правда в том, что, даже если бы я не узнал ауру, то всё равно ни с кем бы не перепутал вошедшую: в облике человеческом или драконьем, она одинакова, если знать, как смотреть. Я даже слегка рот приоткрыл, любуясь высокой сложной причёской, переливами прозрачных на кончиках волос, хищной грацией и пластикой.

Эх хороша… М-да. И этот запах силы и уверенности, что волнами расходится вокруг неё…

Я бы честно приударил.

В других обстоятельствах.

Но самое интересное, конечно, было выражение, с которым она смотрела на Бон-Бона. Так сразу и не скажешь, но кого-то она мне слегка напомина…

— Выглядишь препаршиво, наставник, — сказала она безмятежным тоном, подходя к столу и опираясь на него руками, внедряясь в личное пространство гаремного кошака и склоняясь слишком близко для просто-знакомых (и для наставника и ученицы, если уж на то пошло). — Всё ещё не решил занять своё место в моём гареме? А ведь я, между прочим, построила для тебя отдельное крыло, роскошнее чем у кого бы то ни было. И уж там о тебе заботились бы, как о принце… Но вместо того ты продолжаешь сидеть здесь, тая, как свеча. Что я, твоя прилежная ученица, должна думать об этом?

Мне стоило просто огромных усилий не заржать в тот момент.

У Пряхи, если так разобраться, действительно отменное чувство юмора.

50

*

Выражение на лице гаремного кошака (теперь совершенно по праву так поименованного) сделалось очень интересное, интенсивное такое. Для себя я пришёл к выводу, что, что бы он ни испытывал к прекрасной принцессе Сэи, назвать эти чувства простыми и однозначными точно нельзя: слишком уж много там всего намешано.

— Ваше высочество, — ответил он сухо, — уверяю, за последние девяносто лет мой ответ и не думал меняться.

— Ну вот, а я так надеялась, что ты передумаешь, когда я стану старше… У нас скоро юбилей, а? — усмехнулась она.

— У нас, как вы выражаетесь, нет ничего.

— Если ты так говоришь. Лично для меня меняется многое, но не ты: сколько мы будем встречаться, столько раз я буду звать тебя с собой. Можешь считать это традицией, можешь смириться с тем, что ты всегда останешься самым заветным из моих желаний. Будь моя воля, ты стал бы первым членом моего гарема. Забавно, что с годами такие вещи не меняются, да? Раньше ты отговаривался тем, что я — твоя студентка, потом тем, что я — твоя принцесса. Ты всегда бегал от меня с прытью, достойной другого применения; я бы подумала, что ты не заинтересован в принципе, но череда любовниц рассказывает другую историю. Ты выбирал кого угодно, но не меня. И разве это не делает меня, в какой-то мере, уникальной?

Бонифаций пару мгновений смотрел на неё, а потом вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Знаешь, я не готов в очередной раз обсуждать наши несуществующие отношения, — бросил он, переходя на неформальную речь. — Хочется тебе верить в твою собственную уникальность? Верь, кто тебе запрещает. Но я уже говорил тебе и говорю ещё раз: для кого-то вроде меня ты — живое и дышащее воплощение слова “неприятности”.

Н-да?..

Помнится, мне Шийни нечто подобное говорила.

И вообще, не слишком ли личный выбор слов для “между нами совсем ничего нет”? То есть я сразу верю, что между ними нет и не было интима.

Но это вовсе не значит, что нет “совсем ничего”.

И, кажется, не один я так думал: Сэи польщённо улыбнулась.

— Ох, Бонни, время идёт, но ты всё ещё неподражаем в комплиментах.

— Я не пытался сделать тебе комплимент.

— Именно потому ты в них и неподражаем.

Они обменялись длинными взглядами, которые по моему скромному мнению не особо тянули на “совсем не личное”.

Если уж на то пошло, я бы довольно многое поставил на то, что кошаку нравится её раззадоривать и поддразнивать. Но почему тогда…

Гаремный кошак раздражённо передёрнул плечами:

— Что ты тут делаешь, Сэи? Не знаю, заметила ты или нет, но у меня и правда нет времени.

— О, я заметила. И мой ответ очень зависит от того, что именно мы подразумеваем под “тут”. Потому что, если речь идёт об Академии, то вы с дядюшкой коллективно облажались и наворотили дел…

— Не пытайся впутать меня в это. Твой дядюшка облажался; это его ставленников собираются обвинить в… сколько там было ещё раз?

— Если считать и косвенные, а не только прямые? Пока что под подозрением сорок три. Сто тридцать восемь, если считать духов — хотя там сложно технически судить, кто из них пережил развоплощение.

— ..отлично. Просто сказка! Так вот, это не мои ставленники обвиняются в ста тридцати восьми смертях.

— Нет. Но, если ты настаиваешь на разборках и подсчётах, я могу начать интересоваться, что за тварь живёт в лесу, что за странный селенити порхает над городом у тебя на побегушках, кто снял с Адана Найделла печать и что произошло той зимней ночью. И, как вишенка на торте, куда именно делась твоя таинственная подружка без лица и почему ты так резко и серьёзно пристрастился к валерьянке… Мне продолжать, или мы закроем тему того, кто и насколько облажался?

Гаремный кошак открыл рот было рот, потом подумал — и закрыл.

Разумно, как по мне.

— Вот и хорошо, — кивнула Сэи довольно, — значит, хотя бы в эту игру мы не играем. Веришь или нет, но у меня и без того предостаточно проблем… И да, я здесь ака в Академии, потому что кое-кто облажался, и мне теперь это разгребать. Прямо сейчас у меня во временной резиденции идут активные дебаты на тему того, стоит ли нам эвакуировать Академию и как быть с традиционным празднованием Нового Года, полная отмена которого может нарушить магический баланс этого места… Это правда, кстати, или бабушкины сказки, которых по неведомой никому причине наслушались наши консультанты от примитивной магии?