Я всё ещё не был уверен, стоит ли Ван-Ван знать правду о своей семье.

Но в данном случае это решение приняли за меня.

..

Помимо нас с Ван-Ван, в комнате сидели незнакомая мне серьёзная женщина-хтоник, господин Фаннд с мягкой улыбкой на губах, хмурый Родц и ещё пара слабеньких магов. Не заметить в них, особенно в женщине, фамильного сходства с моей подопечной было невозможно для того, кто знает, куда смотреть: те же брови и глаза, мягкие формы, овал лица… Красивая женщина, особенно по меркам тех, кто предпочёл бы изгибы изящных ваз тонким ивам.

Я невольно задумался, будет ли моя ученица выглядеть так же, когда станет старше. И прикинул, что ответ, наверное, всё же да.

Ван-Ван чуть полнее, хотя переход на боевой факультет уже начал понемногу менять этот факт. Но ещё важнее, по ней сразу было заметно, насколько некомфортно она себя чувствовала в собственном теле. Такие вещи сразу дают огромный минус привлекательности. Добавить сюда уникальное (и характерное для этого возраста) представление о том, что такое красивая одежда — получим текущую картину.

Но всё это легко лечится.

Временем и опытом.

Сходство, похоже, заметил не один я: пара смотрела на Ван-Ван сияющими глазами. Женщина даже приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но быстро глянула на господина Фаннда и прикусила язык.

Я мысленно возблагодарил всех богов за то, что у того хватило ума провести предварительную беседу: не знаю, как бы отреагировала Ван-Ван, навались на неё новая родня с наскока.

Между тем, люди, собравшиеся в комнате, начали понемногу представляться. Господин Фронн и менталистка, госпожа Кэйн, представляли фонд Дайяны Дорд; родственнички Ван-Ван представились как Элиза и Лэн Моллз, владельцы нескольких ферм, занимающиеся культивацией магических растений.

Ван-Ван всё больше нервничала.

— Мне очень приятно, — сказала она быстро, — но почему я здесь?

Лицо господина Фаннда было профессионально-доброжелательным, но я не сомневался: он пытается выстроить в голове линию разговора, которая навредит меньше. И приходит к тому же выводу, что и я — её просто не существует.

— Это касается твоих родителей.

Моя ученица напряглась, как струна.

— Я подписала все необходимые документы, и они тоже. Я больше не имею никакой связи с ними. Я… что бы это ни было, это меня не касается. Если это насчёт тех денег, что я должна Белинде…

На лице Лэна Моллза заиграли желваки, а Элиза сжала губы в тонкую линию так, что они побелели.

— Твой долг выплачен, — сказал Лэн быстро, — ты можешь не волноваться об этом.

— Собственно, есть большая вероятность, что Алото вернут тебе эти деньги обратно, причём с процентами. Большими, — Элиза мило улыбнулась, и я готов был признать, что узнаю в том числе и эту милую улыбку.

С точки зрения Моллзов, это были хорошие новости, но Ван-Ван сделала то единственное, что могло показаться кому-то вроде неё закономерным в подобной ситуации: начала по-настоящему нервничать, перебирая в голове свои главные страхи.

— Что? Мои родители заплатили этот долг? Они снова хотят, чтобы я была их дочерью?! Я не хочу! Я не согласна на это!

Лэн открыл рот, явно собираясь возразить, но господин Фаннд очень выразительно прокашлялся.

Моллзы промолчали, хотя могу поклясться, им это дорогого стоило.

Мнен на их месте это бы точно дорогого стоило.

— Нет, нет, ничего такого, — мягко сказал господин Фаннд, — просто всплыли некоторые новые факты. Я должен многое рассказать, и это ни с какой стороны не красивая или приятная история. Но одно я могу пообещать: ты не сделала ничего плохого. Ты не в беде. Никто тебя ни в чём обвиняет. Этот разговор касается, преимущественно, преступлений людей, которые тебя вырастили, и их судьбы.

— Мои родители — хорошие люди, — сказала Ван-Ван. — Спросите кого угодно. Какие преступления? Это я, не они. Все знают.

Улыбка вернулась на её лицо.

У господина Моллза было такое лицо, как будто его сейчас стошнит.

— Да, я услышал много историй о том, какими их видели окружающие люди, — безмятежно ответил господин Фаннд. — Точнее, какой образ они для себя создали. И что они говорили о тебе. Люди вроде них зачастую очень хорошо умеют притворяться. Но начать, я думаю, стоит с начала: они мертвы. Убиты в процессе ограбления, если точнее.

Ван-Ван улыбнулась.

Моргнула.

Обвела комнату взглядом, как будто не совсем понимает, где она.

Потом её лицо потеряло всякое выражение.

— Я не знала, — сказала она резко, — я не связывалась с ними очень давно. Я не имею к этому никакого…

— Да, понимаю, — ответил господин Фаннд, — я уже сказал: никто не пытается здесь ни в чём тебя обвинять, ничего требовать. Я здесь, чтобы рассказать тебе историю, которую будет непросто услышать. И я начну, пожалуй, с твоих настоящих родителей…

И дальше, стараясь быть тактичным, но не упускать никаких фактов, Фаннд рассказал всё, что я уже узнал от Тир-и.

Ван-Ван сидела, равнодушно глядя в пустоту перед собой, и слушала. В углах шевелились тени, поднимаясь всё выше.

Родц щёлкнул пальцами, создавая вокруг всех защитный круг.

Фаннд продолжал говорить, как ни в чём не бывало.

..

Когда он закончил, в комнате стало тихо.

Ван-Ван какое-то время сидела, глядя потемневшими глазами в темноту.

Потом широко улыбнулась.

— Это грустно, — сказала она, — но это меня не касается. Они не сделали мне ничего такого. Они… я сбежала учиться магии. Я была для них плохой дочерью, они от меня отказались, и на этом всё.

— Я не думаю, что это правда.

Она сверкнула глазами.

— Что же, как хорошо, что это не ваше дело. Вы не имеете надо мной никакой власти!

Я покосился на ученицу.

— Мы говорим не о власти, — отметил Фаннд, — и разумеется, я не стану тебя ни к чему принуждать. Но я говорил с Белиндой, и она упомянула, в числе прочего, твою собаку…

Ван-Ван резко встала. Кончики её пальцев дрожали, и тьма клубилась вокруг.

— Возможно, мне правда стоило проклясть её всерьёз, — прошипела она. — Сделать так, чтобы эта бездарная выскочка наконец-то поняла, когда надо заткнуться…

— Ванина…

— Нет! — тьма всколыхнулась вокруг, откликаясь на зов хозяйки. — Я больше ничего не хочу слышать! Я больше ничего не хочу знать!

— Чета Моллз…

Губы Ван-Ван исказились в презрительной улыбке.

— О, они думают, что знакомство со мной заменит им кого-то, кто давно умер?.. Разочарую: я — не то, что вам нужно. Я — чудовище, а не милая куколка, которая может кого-то там заменить. И самое важное: я не хочу вас знать. Понятно?!

По щекам Элизы Моллз текли слёзы. Менталистка сидела и смотрела на Ван-Ван, хмуря брови. Родц напрягся, явно готовый спеленать мою ученицу в случае, если её магия окончательно сорвётся с поводка.

Она, надо отдать ей должное, не сорвалась — просто развернулась и рванулась к двери.

Та оказалась заперта магической печатью.

— Выпустите меня!

Сила начала бурлить.

— В таком состоянии… — начала было менталистка, но господин Фаннд сделал пару знаков руками, и она замолчала.

Проход открылся, и Ван-Ван тут же выскочила за дверь, не разбирая дороги.

Я последовал за ней, понимая, что, вдруг что, искажение энергий надо будет останавливать именно мне.

..

Но в целом, как и всегда, могло быть хуже.

46

— Ты правда считаешь, что женский туалет — самое лучшее место для печальных дум и слёз? — уточнил я. — Потому что мне кажется, мы могли бы выбрать что-то получше, поблагородней. Крышу например. Пропуск у нас есть, но всегда лучше страдать на фоне красивого вида, приняв пафосную позу. Это я тебе точно говорю!

Ван-Ван молчала, обхватив колени руками, и смотрела в одну точку. По стенам медленно расползалась плесень, чёрная и слишком шустрая. Я здорово подозревал, что после нескольким магам придётся трудиться, чтобы очистить помещение от большой концентрации неконтролируемой тёмной энергии…