Потянись к этой правде, почувствуй внутри себя её спокойное, ровное присутствие.

Осознай, что эта правда лишена страха и страсти, желания и сомнения.

Прислушайся к ней, отринув все голоса, заставив исчезнуть всё слишком болезненное и слишком реальное, слишком острое и слишком шумное.

Правда про тебя похожа на яркий свет..

Правда про тебя похожа на застывшую и бесконечную поверхность чёрной воды, в которой этот свет однажды утонет.

Правда про тебя свободная, неудержимая и многоликая.

Она полна подлинной смелости.

Когда ты заблудишься,

Когда меня не будет рядом, чтобы тебя найти,

Когда ложь будет казаться реальней правды,

А мир вокруг подёрнется рябью,

Помни, кто ты такая — на самом деле.

И не позволь никому,

Ничему,

Словами и шёпотом,

Иллюзией и увещеванием,

Давлением и толпой

..

Не позволь никому говорить тебе, кто ты такая.

Не позволь сомневаться в том, кто ты такая.

…

Кто ты такая, Шийни?

Только ты знаешь ответ на этот вопрос.

Вспомни его.

…

— Ты, как всегда, болтаешь слишком много ерунды, — сказала я.

И открыла глаза, глядя прямо в гипнотические глаза Адана.

Ну до чего же хорош, ублюдок.

Впрочем, чего ещё ждать от существа вроде него? Но я не ожидала, что в своём связанном состоянии, под постоянным давлением тысяч, кроме шуток, подавляющих печатей, он сумеет культивировать себе столько могущества. С другой стороны, чего-то подобного следовало ожидать, когда он начал разгуливать вокруг по своей воле и даже вышел на связь с Каном…

— Как и ожидалось от Паучьей Королевы, — муркнул он мне в ухо, — но не поздно ли? Не слишком много ходов нынче осталось для тебя на этом столе.

И правда — с его когтями, погружёнными в мои внутренности, кругами огня, практически сомкнувшимися вокруг, порушенной защитой и спиной, прижатой к ледяным камням, посреди пылающего леса, у меня не так уж много возможностей выиграть. Они воспользовались моментом, когда я была погружена в иллюзию (как, впрочем, и ожидалось), и, хотя основные щиты ещё чудом более-менее держали, дыры в них сияли там и тут.

Есть предел повреждений, который может регенерировать даже моё тело. Есть порог, за которым боль преломит самоконтроль.

С ожогами, пробитой грудиной, множеством сломанных костей и болтающейся на честном слове рукой, с его когтями, не позволяющими регенерировать и каждое мгновение усугубляющими внутренние повреждения…

Да, это умно.

И без всяких слов выкладывает передо мной мои фишки на стол.

Он позаботился о том, чтобы разумное решение, которое я могу принять, было одним-единственным, как очевидный ход. Он не может об этом попросить… Но может подвести меня к этому.

— Больно? — спросил он ласково. — Ну знаешь… Мне тоже было больно, когда меня наказали за твоё вмешательство.

Когти вонзились ещё глубже. Ментальный фон вокруг заколыхался.

— ..Всё так хорошо шло, — его шёпот обжигал ухо, — но ты просто должна была припереться и всё испортить. Ради какой-то дурацкой свиньи, которая, возможно, даже не прекратила бы существование после развоплощения…

Он тихо хмыкнул.

— Я отомщу всем, кто имеет к этому отношение, но в первую очередь — тебе. Ты сдохнешь здесь, и знаешь, что будет потом? Мои родители уничтожат всё, что тебе дорого.

Правда.

Мне, в конечном итоге, действительно остался только один ход.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — это звучало, как пафосная речь напоследок, и только мы двое понимали подлинное значение, что пряталось за этими словами.

— О да, — сказал он.

И тогда я подняла единственную руку, которая ещё худо-бедно функционировала, и потянула.

У меня не хватило бы возможностей утянуть его во Тьму: без его согласия, без определённой подготовки и настроя, это просто не сработало бы. Но я приблизила нас так близко к грани, как только могла, и рванула изо всех сил.

..

Мне даже не понадобилось много усилий.

Когда две или три верхние печати, подавление и подчинение, порвались под моими пальцами, напоследок прожигая ладонь до костей, стало очевидно: оковы, сдерживающие Адана, и вполовину не так сильны и непоколебимы, как Найделлам хотелось бы верить.

Последние печати было бы сложно разрушить изнутри, да… Но, учитывая общее состояние печатей подчинения, даже без всякого постороннего вмешательства они бы сами собой рухнули через пару лет. И мне страшно представлять последствия не только для Найделлов, и даже Академии — но и мира в целом, вырвись этот милашка за пределы.

А он бы, за пару десятков лет, вырвался.

И не факт, что его обнаружили бы раньше: желая того или нет, Найделлы многому научили своего сына. В том числе — играть тайно, прятаться и выжидать.

Именно потому я должна забрать его из этого мира. Только вот может это оказаться далеко не так просто, как я раньше предполагала.

Будто подтверждая мои мысли, Адан Широко улыбнулся, подмигнул мне и медленно убрал руку от моего тела.

— Мама, папа, — сказал он с улыбкой, не оборачиваясь, — я наконец-то свободен. Вы рады?

Сквозь муть, плавающую у меня перед глазами, я смогла рассмотреть посеревшие лица Найделлов. И почувствовала нечто вроде раздражения.

Неужели вам не приходило в голову, что рано или поздно дело кончится именно этим? Неужели вы не догадывались, что не сможете пользоваться чужой силой вечно? Что вообще должно было твориться у вас в голове?!

Впрочем, это уже было не важно: сущности, подчинявшиеся демонологам, были уничтожены одна за другой, а сами они катались по полу, как изломанные куклы.

— Разве это не мило? — сказал Адан, — Теперь я, как верный сын, отплачу вам за всю вашу доброту. И всю науку. Разве не прекрасно?

Я с трудом вдохнула — и ясно осознала, что не так уж много мне осталось вдохов.

— Адан…

Он стремительно повернулся ко мне, и глаза его полыхнули.

— Я убил Адана Найделла, — сказал он сухо, — меня зовут Орди.

Мне было что сказать по поводу этого заявления. В частности, что оно не имеет с реальностью почти что ничего общего. Однако, времени не оставалось, остатки жизни утекали, и не было сил спорить с запутавшимся, пережившим натуральный кошмар существом, происхождение которого вполне можно назвать как минимум сомнительным.

— Орди, — повторила я, поморщившись от бульканья в горле, — нам пора. Просто убей их, если хочешь мести, или оставь с их судьбой наедине.. и… пойдём.

Его брови приподнялись.

— Пойдём? Куда же?

— Во Тьму. Как ты и… хотел. Это твой шанс; я… могу стать для тебя и дверью, и ключом.

Он застыл, глядя на меня неотрывно.

Я чувствовала, как тьма расползается вокруг меня, готовая проглотить, и протянула руку ему навстречу.

— Пойдём…

И вот тут его улыбка сменилась оскалом.

— Просто уйти? Теперь, когда я свободен? Просто оставить этих ублюдков, что мучили меня годами, или подарить им роскошь быстрой смерти?.. Мне не подойдёт то, что ты предлагаешь, Паучья Королева. У меня есть кому провести меня во Тьму позже; когда я отомщу им, когда закончу тезисы о любви, когда повеселюсь в этой богами проклятой Академии. Зачем мне отдавать это всё прямо сейчас, когда я даже не отплатил им сполна?!

И это было грустно.

— Там нет сполна, — вполне честно сказала я ему, — у мести нет границы, у ярости нет точки удовлетворения. Не существует… полноценной оплаты за то, что они сделаны. Ты… никогда не будешь удовлетворён этой ценой.

Он ощерился ещё шире.

— Ну что же… Тогда я оставлю им сознание, но сделаю их своими рабами. И мы посмотрим, сколько удовлетворения я смогу из этого вырвать.

Я прикрыла глаза, понимая всю обречённость ситуации.

Наставница бы нашла верные слова, ей хватило бы сил преломить его эмоциональный и ментальный фон. Но я? У меня не хватит ни сил, ни опыта на подобное. Жизнь уже уходит из этого сломанного тела, и процесс не остановить: Найделлы знали, все трое, какое оружие выбирать.