— Да, ты любишь об этом говори… — только тут до меня наконец дошла абсурдность происходящего. Я стремительно крутанулся на месте, но там, откуда нёсся шёпот, была только тьма ночного леса.

— Тётя? — спросил я тихо, с надеждой.

Я скучал.

Я сам кричал однажды, что не хочу их больше видеть, и они стали приходить так редко. Но тётушка была единственной настоящей матерью, которую я знал — матерью, которая не видела во мне одного только принца, — и я скучал, так отчаянно скучал по ней…

— Ты тут?

Тишина.

И мне хотелось кричать, рычать, истерить — но я ещё помнил, как она меня учила основам магии. “Чем громче ты сам, тем меньше шансов услышать мир вокруг.”

— Тётя? — выдохнул я снова, даже не шёпот, а так, намерение, прикосновение снежинок к лицу. — Ты здесь?

— Разумеется, меня здесь нет, — шёпот звучал отовсюду. Он складывался из шелеста, и шороха, и звона мороза, и падения снега. — Я очень далеко, малыш. Но ты сейчас на границе между мирами и правдами, собой и ещё собой, лесом и Тем Самым лесом. Здесь я всегда с тобой, вне времени и судьбы.

— Тётушка, — я едва не заплакал от облегчения. — Я натворил таких глупостей…

— Все поступки немного глупости.

— Да, наверное.

— Я рада за тебя.

— Да? Потому что лично я…

— Ты в большей степени ты, чем я видела когда-либо раньше. И твоя нынешняя дорога ведёт тебя к твоей подлинной сути. Я рада за тебя…

Шёпот стих. И, сколько бы я ни звал, больше не появлялся.

Наверное, не стоит слишком удивляться, что следующий же поворот тропинки вывел меня из леса прямо на окраину города. Ещё менее удивительным можно считать тот факт, что, стоило мне ступить на заснеженную улицу, как отовсюду зазвучал шёпот крыс и шелест и лап.

Удивило только одно: теперь крысы почему-то совсем не пугали.

— Хорошо, что я вас встретил, — сказал я им, — мне в любом случае надо связаться с вашим Королём.

8

Крысы смотрели на меня своими горящими глазами.

Объективно я понимал, что зрелище буквально создано для того, чтобы смущать неокрепшие умы — море сияющих алым точек, всюду, куда ни взгляни, — и я боялся, совсем недавно. Я ещё помню, как этот ужас выпивал из меня силы, лишал воли, как любое соприкосновение с крысами забирало кучу энергии, и казалось, что вот ещё немного, и я помру на радость врагам…

Я не знаю, что изменилось, на самом деле.

Даже не уверен, когда оно изменилось — хотя, мне кажется, только что, в лесу. Мне кажется, Пищуха что-то сделал со мной… Хотя, конечно, скорее он просто направил меня в нужном направлении. И тот факт, что я смог дотянуться до тётушки, намекает: пошёл я в кои-то веки туда, куда надо.

Инициация, она такая.

В любом случае, теперь крысы казались мне, в целом, обычными существами. В чём-то родными даже — они в чём-то часть Лит-Тира, разве нет?

Но даже не в этом суть.

Просто теперь я смотрел на них, слышал шёпот, ощущал тяжёлую ментальную ауру. Всё совсем как в прошлый раз.

И одновременно совсем не так.

Лит-Тир — Король Кошмаров, как Шийни. Как тётушка.

Первое правило кошмара гласит: он имеет власть над тобой, пока ты боишься того, что за ним стоит. Тётушка много раз объясняла мне механику этого. Странно ли осознавать, что то, что олицетворяют крысы, меня больше не пугает?..

Нет, если подумать, совсем не странно.

— Как это возможно? — прошелестела одна из призрачных крыс, выступив вперёд. — Как ты смог сбежать от этого долга?!

— Я не сбегал, — ответил я вполне откровенно, — не думаю, что побег мог бы тут сработать. Наоборот, на самом деле. Тут тот случай, когда, чем быстрее бежишь, тем быстрее оказываешься с вами лицом к лицу. Вы, ребята — это страх. Страх слабости, паранойя, боязнь потерять власть и упустить контроль, нежелание отвечать за свои преступления и признавать их… Вы не можете до меня дотянуться, пока вам тут нечего есть. Извините.

Они сомкнули кольцо плотнее — серо-алое призрачное море, растекающееся по улицам.

— Как такое возможно? Что за трюк?

Я не удержался и сочувственно потрепал возмущённого крыса по голове лапой.

Я могу получить просветление, но любви к театральности из меня так просто не убрать; тут, боюсь, никакое познание бесконечного не поможет.

— Прости и смирись, дружище: я действительно не твоя добыча. Тебе не дотянуться до того, кто больше не боится отпускать, падать на дно, терять и теряться. Понимаешь?

По рядам крыс снова волной пронёсся шёпот, но на этот раз слов было не разобрать — языковой барьер, чтоб его. Уверен, я успел услышать по меньшей мере полсотни наречий…

Но эта конкретная крыса разговаривала на знакомом мне языке, учитывая наречие и даже акцент. Не на мижмировом ментальном, или старомагическом, а на классическом имперском. И, если подумать…

Да ладно.

— Драгоценный кузен? — и по тому, как крыс дёрнулся, понял, что попал в точку.

Я прикрыл лицо лапой.

Ох, Тир-и, твоё извращённое воображение никогда не станет удивлять меня! Но, если этот маленький ублюдок здесь, то…

— Надо ли понимать так, что младший кузен и незабвенная Фаэн Шо тоже где-то поблизости?

— Вы оба — позор рода Фаэн! — рявкнула крыса, довольно облезлая и слегка бешеная на вид. Если подумать, то именно она пыталась вцепиться в меня с наибольшим энтузиазмом.

Я вздохнул и покачал головой.

Ну да, странно, что я её не узнал. Теперь это почти очевидно, собственно.

Ну, Тир-и…

— Драгоценные родственники, удивительное воссоединение! Впору пойти в храм предков и воскурить благовония в благодарность за такую удачу. Как радостно видеть, что вам устроили интересное посмертие! Это, можно сказать, лекарство на мою истерзанную душу — а то я всё гадал, не пролезли ли вы, как черви в рану, в кольцо перерождения, чтобы дальше нести в мир всё, что раньше несли. Рад видеть, что Тир-и об этом позаботился. Если спросите меня, милые пушистые крыски — это очень мягкое для вас наказание. Но, в целом…

Фаэн Шо разразилась полным ненависти шипением, что как бы… Бездна и её производные, почему я раньше так боялся этой психопатки? Она ужасна, да, как ужасна тяжёлая болезнь, например. Но вместе с тем, нынче, глядя на неё, я могу чувствовать только брезгливую жалость.

Столько смертей из-за неё, столько потерь, столько жертв я сам принёс, чтобы её остановить, столько натворил, чтобы пережить всё, что она сделала… И в этой точке мне каким-то образом совершенно нечего сказать ей. Кроме, разве что: “Мне жаль тебя.” Но это было бы сотрясание воздуха, потому что она не поймёт.

Такие, как она, никогда не понимают.

Хотя, то же самое принято говорить о таких, как я. Так не может ли быть, что “никогда” — неуместное слово, которое всегда лжёт?

— Как ты это сделал? — старший кузен не отводил от меня взгляда, полного ненависти, но… не только.

О. Вот, значит, как.

Стоило ожидать.

Я посмотрел на него внимательней, отметив, что из него получилась отличная крыса цвета обгоревшего дерева — прям как тот дворец, в котором он сгорел живьём.

— Я же тебе только что объяснил, правда? Это не похоже на тебя, старший кузен — так невнимательно слушать.

Его глаза мерцали алыми угольками среди прогоревшего пепла.

— Разумеется, — сказал он, — тебе помог кто-то из твоих многочисленных магических союзников. Твоя так называемая тётушка? Или этот ублюдок нашёл всё же способ обойти свои клятвы? Или та тварь из леса? Кто прикрывает тебя?

Ох, кузен-кузен…

— Все они помогли, в какой-то степени. Но, веришь или нет, меня никто не прикрывает. В таких делах это просто невозможно. Я объяснил тебе, в чём дело…

— Это ложь!

— Ну, если тебе проще так думать, — я с большой долей вероятности понимаю, что творится у него в голове. И в какой-то мере даже сочувствую, потому что да, конечно, узнаваемо и смешно. Но не моё это дело — что-то ему доказывать.

Всё равно не услышит, в конце концов.