6

— С последней ты, пожалуй, погорячился — будет ещё на твоём веку этих правд, как сухих листьев в лесу по осени, новая на каждый день и одна другой правдивей… Но ты добился своего. Я услышал тебя.

Я бы сплясал победный танец, помахивая хвостом, если бы не был так измождён предыдущим монологом.

Тир-и похвалил бы меня за отличную игру. Я не лгал, с другой стороны; с третьей — а не является ли правда лучшей ложью? Сколько раз я это проходил, и вот опять.

— Помочь… — сказал Пищуха. — Понимаешь, большой вопрос заключается в том, что именно станет помощью в данном случае. Ты ведь осознаешь, надеюсь, что не просто так пришёл сюда? Понимаешь, что являешься частью большой игры?

Я прищёлкнул языком.

— Всегда есть какая-нибудь большая игра, иначе не бывает. Что это меняет?

— Я говорю не об этом. Ты ведь понимаешь, что являешься божественным посланником, правда?

Я засмеялся бы, не будь обстоятельства такими серьёзными.

— Ну слушай, ты шутник, — сказал я. — Да, технически я — божественный посланник, без вариантов, к формулировке не придраться. Так получилось. Но ты говоришь это таким тоном, как будто всё суперсерьёзно и очень пафосно, и я тут ни больше ни меньше вершу судьбы мира. На деле же меня закинули сюда за шкирку, и я ничем особенно не занимаюсь, просто бултыхаюсь себе тихонечко и делаю своё…

— Я открою тебе секрет: именно так и меняют судьбы мира, — хмыкнул Пищуха. — Или ты думаешь, посланники приходят в мир, исполненные чувством собственной важности, знанием собственной миссии и глубиной одухотворённости? Боюсь, мне придётся тебя расстроить: так это работает только с откровенными психами. Либо одарёнными на всю голову героями… Ну или теми, кому с самого детства кто-то качественно и весело промывал мозги. А так, ты не поверишь, все мы тут тихонечко бултыхаемся и делаем своё. И если ты думаешь, что большинство посланников очень сильно хотели быть посланниками, или что-то такое по этому поводу ощущали, то я тебя разочарую. Так что да, ты — владыка у себя там, ты — тупая пушистая задница, а ещё ты — посланник, призванный изменить судьбу нашего мира. Здесь у нас, как говорится, три в одном.

Я задумчиво посмотрел на Пищуху.

— Ты хочешь сказать, что я сыграю в вашем с драконами милом междусобойчике какую-то решающе-судьбоносную роль?

— Ты её уже играешь, причём зачастую одним только фактом своего существования… Судьба — не вопрос выбора. Не в таких делах, по крайней мере. Она всегда находит путь. Если тебе суждено принести в мир великое лекарство, ты его принесёшь, даже если был монстром; если тебе суждено дать людям великое оружие, ты это сделаешь, даже являясь далёким от этого пацифистом, который всю жизнь пытался нести благо. Не вопрос выбора, как я и сказал. Возможно, к сожалению.

Если посмотреть с такой стороны…

Мне не нравится это осознавать, но я вижу, как может быть построена игра. Вспоминая слова и фразы, действия и бездействия…

— Ректор. Он знал, — оглядываясь назад, я не вижу никакого другого объяснения. — Он знал, что случится с Шийни. И позволил этому произойти.

— Двое сильнейших магов нитей на нашей стороне… Сомневаюсь, что он мог не знать. Но постарайся не зацикливаться на этом. В конце концов, если ты хочешь помощи в своём деле, именно он — тот, к кому тебе следует обратиться.

Я сжал зубы.

Я подумал о гаремном кошаке, который якобы любил Шийни, который звал её замуж…

Я подумал, что Шийни категорически не везло на мужчин. Можно ли считать это уделом паучьих королев? Или просто дурным вкусом? Ей не стоило доверять кошаку.

Ей не стоило любить меня — паршивый выбор, банальный, совсем не для неё.

Она могла бы оставаться идеальной Паучьей Королевой, холодной и лишённой глубоких привязанностей.

И тогда…

В любом случае, нам с гаремным кошаком теперь будет, о чём поговорить.

— О , вот только не нужно этого взгляда, — отрезал Моррид, и на этот раз слова его несли в себе немалый вес, ложась на мои плечи. Я всем своим телом ощутил вложенную в них силу. — Удел магов нитей — знать то, что они не могут или не имеют права изменить. Это вопрос ответственности и равновесия.

— Это вопрос цены и желания платить, — отрезал я. — И меня не устраивает, что Шийни почему-то расплачивается по нашим счетам.

Моррид бросил на меня быстрый взгляд, а потом отвернулся.

— Да. Я знаю, как это ощущается. Возможно лучше, чем ты можешь представить. Но я бы не советовал тебе бежать и мстить по этому поводу всем, кто попадётся под руку.

— Тогда мне пришлось бы начать с себя, — у меня нет права на самообман в этом вопросе. — В любом случае, почему ты считаешь, что гаремный ректор может мне помочь?

— Гаремный ректор?.. Впрочем ладно, я не хочу знать. Важно другое: лорд Бонифаций — не просто маг плетений, он — владыка алых нитей. И основной игрок на нашем с тобой текущем поле. По крайней мере, именно к нему стекается большинство нитей на нашей стороне. В том числе твоя.

— Это такой способ сказать, что он может убить меня в любой момент?

— Конечно может, если вдруг захочет, но речь совершенно не об этом. Я говорю тебе, что он, вполне вероятно, сможет помочь тебе последовать за Паучьей Королевой — если ты поможешь ему выиграть.

Неожиданная постановка вопроса.

— Как именно? Все эти его нити рвутся в Великой Тьме. Что он может сделать там, где речь идёт о богах и судьбах?

— Он может попросить за тебя. Он может помочь тебе последовать за ней. Он, собственно, единственный, кому подобное по силам.

— Объясни.

— Всё просто. Существует два способа получить то, чего ты желаешь. И первый, самый очевидный способ, для тебя не сработает, потому что невозможно разделить путь по воле только одного из партнёров. Да и, насколько я могу судить, не те у вас были отношения, чтобы хоть один ритуал разделения пути сработал…

— Потому что это для тех, кто уже един, в магии и целях, помыслах и опыте, боли и ясности, — скривился я, вспомнив тётушкино объяснение. — Никогда не про нас с ней, ты прав.

— Возможно, однажды, — ответил Моррид задумчиво. — Я слушал тебя сегодня, и я тебя услышал. Потому да. Возможно, однажды. Я не утверждаю, что это наверняка сработает, но определённая вероятность того, что вы разделите вечность на двоих, всё же есть. Но не сейчас. Даже если где-то там и зарыт шанс, вы оба банально не готовы. А значит, этот способ последовать за ней для тебя закрыт.

— Замечательно. И в чём же тогда…

— Но однажды вас связала алая нить. Эта связь истончится и со временем сойдёт на нет, конечно же. Но, если у тебя под рукой будет мастер алой нити, чтобы её укрепить; если боги явят свою волю; если ты сумеешь шагнуть во Тьму и последовать за ней; если ты выберешь алую нить, в конце концов, — если все эти неверные и маловероятные “если” соберутся в одной точке, ты сможешь последовать за ней, куда бы она ни отправилась, и каждый раз оказываться в той же самой игре, что и она.

Это…

— Ты должен понимать, что это не гарантирует счастливого финала. Совсем нет. С большой долей вероятности вы двое, запутавшись в нитях прошлых ошибок и сомнений, не сумеете построить ничего толкового, как и в родном мире не сумели. Обычно именно этим заканчиваются разговоры на тему “дайте нам только новый шанс, и мы всё исправим”. Обычно… И всё же, исключения возможны. Потому, если ты действительно хочешь повидать другие миры, примерить другие роли, познать грани своей силы и последовать за ней, ты можешь это сделать.

“Если”? Какое блин “если”? Да я всё, что угодно, перед гаремным кошаком спляшу, пущу в ход все возможные дальнобойные орудия, от лести до угроз, но заставлю его помочь мне!..

Он должен леди Шийни, в конце концов.

— О, вижу ответ в твоих глазах, — хмыкнул Пищуха. — Но прежде чем ты радостно побежишь, размахивая хвостом, добиваться своего в лучших традициях спускающегося в бездну героя я должен спросить: ты уверен, что готов оставить свою прошлую жизнь? Потому что тебе придётся это сделать. Если ты окажешься втянут в судьбы множества миров, не останется возможности сидеть на двух стульях.