— Разумеется, можешь. Все могут без всех, пусть даже не все раны затягиваются до конца.

— Ладно. Я не хочу без неё.

— Это трагично, но всё ещё не повод для глупостей. Вместо того, чтобы страдать фигнёй и играть с силами, которых не понимаешь, научись великому искусству — отпускать. Прими то, что ваши судьбы разошлись, предай пеплу несбывшееся и несказанное…

— Я не стану.

— Глупо.

— Может, но я не стану. Это кажется тебе аргументом?

— Всё ещё — нет.

— Но какого ответа ты хочешь?!

— Я пойму, когда услышу его. Пока я его не услышал, что значит — ты сам не знаешь этот ответ. Так что, нам и говорить толком не о чем — просто эмоции, просто сотрясание воздуха. Хочешь серьёзного разговора? Скажи, почему хочешь последовать за ней. Дай честный и настоящий ответ. Тогда и только тогда нам будет, о чём говорить.

5

*

Я почти ушёл, честно.

Красивой походкой (насколько позволял глубокий снег), с гордо поднятой головой и не менее гордо поднятым хвостом (издержки временно кошачьей анатомии).

Я был зол. Я думал о том, что у меня тоже есть гордость, о том, что Пищуха идиот и ещё пожалеет, о том, что этот непревзойдённый владыка…

Я остановился.

Моя шерсть была бела, как падающие снежинки, и я вдруг подумал, что мой второй звериный облик явно создан для зимних лесов, а не роскошных дворцов.

Ни одно из моих звериных обличий не любило дворцы, впрочем. Обращаясь в дракона, я обожал горы, полёты и драки, но ненавидел дворец…

Тир-и любит дворец.

Возможно, единственный из нас троих.

Его крысам там привольно и интересно, они созданы для этого — прятаться в тени, и скользить по трубам, и находить секреты пополам с лазейками…

Это всегда была его стихия.

Не моя.

Я смотрел на белые снежинки, опускающиеся медленно на белоснежную шерсть, и думал о непревзойдённом императоре, который ни дня не был счастлив в своём дворце.

Я думал о нём и спрашивал себя: почему мне понадобилось так много времени, чтобы посмотреть на этого императора со стороны? И чего стоит какая-то гордость, кому нужна злость, когда ты смотришь в глаза духа, и он оценивает тебя, решая, помочь ли тебе?..

— Я делаю это не ради неё, конечно, — сказал я, повернувшись к Пищухе. — И не ради любви — хотя, как сказала бы тётушка, смотря что считать любовью.

Я сел в снег и посмотрел на огромную рогатую тень.

— Владыка Моррид, позволь рассказать тебе сказку о прекрасном принце, который не просил о своей судьбе, но был вынужден иметь с ней дело. Историю о маге, в ком текла кровь и героя, и темного властелина, и это противоречие определяло каждый порыв его сердца.

Пищуха прищурился.

— Вот как, — сказал он медленно. — Ладно, сейчас я готов слушать. Что ты можешь сказать об этом принце… Или всё же маге? Кем он был в первую очередь?

— Он был принцем из-за долга. Он был магом, потому что такова его суть. Достаточно ли этого ответа?

— Пожалуй. И что дальше? О чём будет твоя сказка?

— О, она очень длинная, с множеством сюжетных поворотов. Но нам важна та сюжетная ветка, где этот принц был проклят и заточен в его собственном дворце. Знаешь, те забавные проклятия, когда ты вроде бы хочешь убежать, но всегда возвращаешься? И, чтобы вырваться, пытаешься приблизить к себе людей, но в итоге только втягиваешь их в тот самый порочный круг?

Глаза Пищухи были черны и не мерцали.

— Да, я знаю подобные забавные проклятия. Иногда их зовут судьбой.

— Ну вот. Зря зовут, кстати, потому что это в первую очередь выбор — возвращаться… Но не в этом суть. Принц сам не замечал, что делал этот выбор раз за разом, что играл в игру, придуманную кем-то другим, по чужим правилам. Он очень жалел себя, глупый принц, готовый винить всех вокруг в своих же ошибках… Так уж вышло, что даже самых близких, искренне любивших принца людей это проклятие всё равно коснулось. А принц, он был жалким типом, иначе не скажешь. Нет, не пойми неправильно, ему все вокруг говорили, как он велик и непревзойдёнен — принц же, ну! — но именно потому он с самого начала умел привязываться только к тем, кто говорил ему противоположное. Потому что втайне, глубоко в душе, принц прекрасно знал, что жалок, что не был нужен даже его собственным родителям, которые выбрали себе интересную судьбу, оставив ему — дворец, зависть идиотов, не знающих, что такое власть, и судьбу, с которой надо иметь дело…

— Типичный принц, — сказал Моррид медленно, — не лучше и не хуже прочих. Хуже тоже бывает, собственно.

— Верно, — фыркнул я, — что может быть банальнее? Для кого-то вроде тебя, я думаю, все истории принцев похожи друг на друга так, что не отличишь… Но этот принц был всё-таки везунчик. В своём роде. Потому что, в отличие от многих собратьев по несчастью, он сумел встретить на своём пути много настоящего: опекунов, учителей, друзей, врагов… Так что этот конкретный принц не был обычным слепым рабом своего седалища. Он знал, как велик мир, как он разнообразен и широк; он понимал, как скучно быть ограниченным одной судьбой, как скучно на самом деле играть во власть и что очень часто приходит в итоге… Принцу везло, да. Но самым большим его везением была Королева Пауков.

Я могу собой гордиться: мой голос не дрогнул.

Всё же сказывается опыт.

— Их судьбы были связаны с самого начала, если внимательно посмотреть. Их отношения были сложнее, чем то, что можно просто описать одним словом. Враги? Вынужденные союзники? Люди, рано познавшие вес власти и потерь и идущие параллельными дорогами? Он мог злиться на неё, мог ненавидеть её, мог завидовать ей, но она всегда была где-то там, незримым присутствием, тенью на грани его сознания… Символом того, чем он хотел бы быть, но не решался. И почему-то называл свою нерешительность невозможностью. Потому что у неё были тайны магии, и другие миры, и свобода делать, что вздумается — а у принца была клетка в виде дворца. Он ненавидел Королеву так отчаянно, что просто не мог забыть о её существовании. И мог ли он в итоге её не полюбить? Оглядываясь назад, это было предопределено. Как алая нить.

Я даже рассмеялся, потому что сейчас, говоря всё это вслух, ответ стал так очевиден.

Многое стало очевидно.

— Но принц был дурак, как уже упоминалось. Ему казалось, что впереди вечность, и что такое для бессмертных магов каждый новый день? Ему казалось, что бегать от любви — лучший способ обмануть судьбу… Принц построил своей возлюбленной такую же клетку, как та, в которой жил он сам — и втайне горевал, что она туда не приходит. Он втянул её в лживую игру, в которую играл сам с собой — и не понимал, что не так. Ну не глупо ли? Но принц был проклят, правом крови и судьбой. И, что уж там, самим собой. Такая вот сказка о глупости и ошибках.

— Довольно банальная.

— Говорю же, по всем пунктам согласен! И вот ведь незадача: даже исполнив свою мечту, добравшись до других миров, герой этой сказки всё равно притащил все свои ошибки с собой, представляешь? И вот, пока принц играл в салочки с тенями, бегая от судьбы, своих чувств и себя, его Королева ушла. И только тогда он понял, что без неё всё вокруг не имеет смысла — потому что лишь в ней он на самом деле видел смысл. Потому принц, как положено тупому герою (с кровью так просто не справишься, потому что) идёт к любой высшей сверхъестественной сущности и спрашивает, как добраться до возлюбленной… Но дело, конечно, не в любви. Не в той, которую обычно описывают в книгах, вот это точно… Я просто не хочу жить в мире, где её больше нет.

— Ну да. Это что угодно, но только не любовь, — вздохнул Пищуха скептически. Но меня уже не так просто было сбить с толку.

— Нет, ну она тоже, но не в ней суть. Может, она вообще после всей этой истории мою рожу видеть не захочет — и права будет, честно… Но это не важно. Это не про неё и не для неё, просто я — эгоист. Я хочу последовать за ней, потому что с самого начала хотел, но не осмеливался. Этот непревзойдённый властелин трусости, к вашим услугам!.. И злюсь на себя не только из-за чувства вины, но ещё и из-за собственной слабости… Я хочу последовать за ней, потому что хочу наконец-то выбрать свою судьбу. И сделаю это, с твоей помощью или без неё, Владыка Моррид. Вот тебе моя последняя правда.