И все эти идиотские страдания на тему “ах, что именно любовь-судьба сделала с моими родителями, ах-ах” — мне самому теперь хочется спросить у себя же, всё ли у меня хорошо с головой.

Я тратил бесценное время, дарованное нам судьбой, на размышления о каком-то непонятном дерьме. И я всё растратил, даже в самое последнее мгновение испугавшись правды.

В этом я могу доверять себе, так ведь? Первостатейный трус. Был и буду.

— Снеж, я… Не знаю, что сказать.

Ах да, мы же тут посреди ещё и этой драмы.

— А ты и не говори. Просто будь готова, что однажды выбирать между мной и твоим… партнёром по исследованиям всё же придётся.

Она тряхнула головой так, что ленты взлетели в воздух.

— Я пойду, позабочусь, чтоб тебя выпустили, Снеж. Я мигом.

И выскользнула из комнаты, оставив тишину висеть между нами.

3

Понятное дело, сразу меня никто не отпустил: вокруг долго и нудно плясали разные маги, пытаясь разобраться, не одержим ли я и не нахожусь ли под влиянием неведомой злобной сущности… Ребятки ничего не нашли, что радость: после того, как та же самая комиссия признала Орди безопасным, исцелившимся и совсем, вот совершенно точно не одержимым, я был морально готов к любому вердикту. С таким-то уровнем объективности они с равным успехом могли бы признать меня императором Вселеннной, котом из Бездны Безумия и комком разумной слизи — на что бы хватило чувства юмора Орди в данный момент.

А оно у него было, могу я заверить. Чёрное и на редкость извращённое, не без того — но что ещё ожидать от существа вроде него? Тут ничего не остаётся, кроме как смотреть представление…

И, если отбросить моё личное отношение к этому шоу, главный актёр и сценарист был просто чудо как хорош.

Вот правда, я много в своей жизни видел могущественных менталистов и хороших манипуляторов, но так называемый “Адан” выделялся на этом фоне. Я просто не знаю, кого мог бы поставить с ним в один ряд — а ведь я проработал много столетий бок о бок с Крысиным Королём!

Но Адан Найделл — нечто совершенно иное.

Его тощая фигура, постоянно сопровождаемая “счастливыми” родителями, вызывала в окружающих сочувствие, а знания, которые он получил во время “внетелесного опыта”, заслужили много уважительных взглядов… И куда меньше подозрительных, чем мне хотелось бы.

Но улыбка Адана была полна скромного обаяния, голос его звучал вежливо и убедительно, к магическому фону вокруг него не могли придраться никакие проверки — и это я молчу о его глазах, которые ломали ментальную защиты окружающих, как кованый сапог, опустившийся на сухой осенний лист… Парень манипулировал окружающим ментальным пространством, как будто люди были посудой у него на кухне, и каждую тарелку он мог поставить на отведенное ей место.

Опять же, я лично застал финал слезливой речи, в которой Лора Найделл рассказывала о том, что её сын — воплощение чуда, и что любовь её к нему безгранична, и что ради него она сделает всё, что угодно. На что Орди ласково ответил: “Мама, папа, всё хорошо, вам больше не о чем волноваться: теперь до самой вашей смерти я буду с вами, во сне и наяву. Я больше ни на секунду не оставлю вас в одиночестве,” — после чего послал мне очаровательную улыбку, будто предлагая разделить шутку.

Я предпочёл никак это не комментировать: не то чтобы мне было особенно жаль Найделлов, своё они заслужили. Просто развлечения малолетних психопатов, дорвавшихся до удовольствия, ещё лет двести назад перестали казаться мне смешными. Максимум — ироничными.

Все остальные, кто был в комнате, посчитали это трогательным.

Наградой за моё молчание стал тот факт, что меня в итоге всё же признали свободным от той ментальной паутины, которую на меня якобы набросила Шийни.

— Было не так уж сложно, правда? — хмыкнул Орди, как только мы остались одни… Ну, если не считать Лоры и Джеромо, но те стояли за плечами сынули улыбающимися изваяниями и едва ли могли бы считаться живыми людьми. Да, Ван-Ван тоже торчала неподалёку, но она была полностью увлечена чтением “тезисов о любви”, и, судя по расфокусированному взгляду, угодила в сферу влияния Орди.

Таким образом — да, мы были одни.

— Молчи — и будешь вознаграждён, — сказал я ему, — так теперь ты работаешь?

В его улыбке отчётливо промелькнули клыки.

— Не все ли так работают? На этом правиле стоит человеческое общество, как ни поверни, тут дорогая мамуля права как никогда. Настоящий вопрос только в том, что именно нельзя говорить вслух; именно это определяет различия.

Я хмыкнул.

— Ты многому научился у своей драгоценной мамочки. Не знай я точно, что вы не родственники, сказал бы, что на мандариновом дереве персики не растут.

Лицо Орди дрогнуло, и веселье из улыбки слегка испарилось, оставив угрожающий оскал.

— Я не похож на неё.

Я тихо фыркнул:

— О, так значит, у нас тут стадия отрицания? Ну-ну.

— Я могу передумать и снова запереть тебя в клетке.

— Да, теперь я вижу: совсем не похож. Ни капельки.

Скрип его зубов прозвучал для меня музыкой. Но тварюшка, надо отдать ему должное, сдержался: проглотил то, что собирался сказать, и просто рассмеялся.

— Отдаю тебе должное в этом раунде, учитель. Не передумал тащиться в ночь и заглядывать в мрачные колодцы? Следователи ещё там работают и только закончили собирать трупы тех, кого мои родители потащили умереть за компанию. Тебе нечего там делать, котик.

— Спасибо за совет, котик. Я им не воспользуюсь.

Орди пару мгновений рассматривал меня, а потом покачал головой.

— Всё же, ты — редкостный лицемер. Но воля твоя, играйся в горе и посыпание главы пеплом, если ты того желаешь. Только правда не изменится: она для тебя всегда была на втором месте, после. Не понимаю, к чему это всё теперь. То самое любимое человеческое “ах если бы”? Или классическое “когда люди умирают, их резко начинают безудержно любить”? Мне казалось, что ты уже вырос из возраста, когда в подобное играют… Да и не думаю, что она мертва. Не в общеизвестном смысле. Подобных тварей весьма сложно окончательно убить…

— Позволь мне самому в этом разобраться.

Он поморщился, но махнул рукой:

— Воля твоя, я позабочусь, чтобы следствие смотрело в другую сторону и совершенно тебя не замечало.

— Вот как? — будь я проклят, если понимаю, что творится в его голове. — Спасибо за помощь.

— Мы в одной лодке, так что совершенно не за что. Ты научишь меня ходить во Тьму, если хочешь вернуть себе силу, и я должен присматривать за тобой, если хочу шагнуть во Тьму. Всё логично, так?

Я так устал от этого всего.

— А ты уверен, что ты хочешь? Или всё же предпочтёшь сидеть здесь и играть в местного тёмного властелина, обременённого великой мстёй? Тоже стадия развития хтонического мага, если верить тётушке, но всё же выбирать придётся.

— А что, если я хочу и холодные закуски, и десерт?

Я фыркнул.

— Парень, слушай, не хочу тебя расстраивать, но как бы так сказать… Великая Тьма — это одно, великая мстя — другое. И эти агрегатные состояния души очень слабо сочетаются между собой. Это не тот случай, когда ты одновременно можешь сидеть на двух стульях, понимаешь? Шаг во Тьму требует самопризнания и самоотречения. Фактически это всё равно, что добровольно стереть всё, что кажется тебе тобой. Включая, знаешь, всякие там страсти и одержимости. И месть, вытекающая из страха, зацикленности на собственных обидах и неспособности шагнуть дальше?.. Без шансов.

— А если я хочу сначала отомстить, а потом шагнуть во Тьму?

— И ты думаешь, что сможешь остановиться на своей мстительной дорожке и всё отпустить, когда час придёт?

— Разумеется, смогу! Когда отомщу.

Нет, я официально слишком стар для этого дерьма.

— Как скажешь, так и будет. Развлеки тут Ван-Ван тезисами о любви, а я пошёл… И да, запиши в эти самые тезисы: пытаться говорить о любви — значит наверняка ошибаться.

— Не уверен, что вижу параллель.