Вряд ли Ледневу удастся отделаться условкой…

– То есть о том, что он выйдет, даже речи нет? – шумно хватая воздух, потрясенно спросила я.

– Раз казнь объявлена, должны быть казненные. И чем больше обвинительных приговоров, тем лучше. Сверху хотят, чтобы полетели головы… Остальных припугнули… Уж больно борзая нынче пошла молодежь. – Мужчина поморщился, потирая виски. – Малой твой может огрести и за себя, и за того парня… – Он невесело улыбнулся.

Я зажмурилась, отгоняя накатившие идиотские слезы. Нельзя сейчас распускать нюни. Некоторое время я убито глядела в одну точку, после чего глухо спросила:

– Ты ведь можешь что-то сделать? Помочь Максиму? Я уверена, он ни в чем не виноват… И даже если…

– Роза, – кашлянув, прервал меня отчим. – Времени на лирику нет. Давай откровенно?

Я кивнула и вся подобралась.

– Если я разобьюсь в лепешку, поставив под угрозу свое возможное повышение, и Леднев все-таки выйдет, ты продолжишь с ним встречаться?

Этим простым вопросом он вдруг поставил меня в тупик, ведь мне так отчаянно хотелось верить, что поцелуй с другой женщиной и пачка денег, перевязанная моей резинкой, – это просто кошмарный сон.

От того, как внимательно смотрел на меня отчим, паника внутри только нарастала…

– Мы поговорим и обязательно во всем разберемся, – не слишком уверенно пробормотала я, уловив разочарование в его взгляде.

– Сегодня он отказался с тобой встретиться, – тихо напомнил мне дядя Сережа, опускаясь на кровать.

– Да… но… – Я так и не смогла найти объяснение поступку Максима, упрямо надеясь, что это случится позже.

– Я тебя понял, Роза. Предлагаю уже ложиться спать.

– Дядь Сережа, если ты мне не поможешь, я завтра же пойду в контору к Олейнику! И сама найму Ледневу лучшего адвоката! Слышишь? – подскакивая, произнесла я в сердцах. – Я его вытащу, чего бы мне это ни стоило…

Отчим промолчал, провожая меня нечитаемым взглядом.

Я же демонстративно хлопнула дверью… Вернувшись в свою комнату, я переключилась на тихую вибрацию мобильного телефона на столе.

Звонила Трофимова.

– Да, Лен? – с трудом вытолкнула я, забираясь на кровать и подбирая под себя гудящие ноги.

Тело покрылось мурашками, когда до меня донесся ее протяжный плач.

– Что… что случилось? – Я сглотнула шершавый ком.

– Макси-и-м…

– Что с ним? – Я до боли прикусила губу.

– Его арестова-а-али, представляешь?! – Она вновь завыла. – Ледне-е-ава арестова-а-али… Роза, уж-а-ас-то какой! У него же показы…

– Но… почему? – призрачным эхом прозвучал мой помертвевший голос.

– Не знаю… Ничего непонятно… Я только что дозвонилась до Галицкого – его товарища-футболиста – с его слов, к Максиму до сих пор не пустили его адвоката… Темное дело… – Тяжелый вздох. – Замешаны какие-то «шишки»… Так он сказал… Я ни черта не понимаю… Сама днем пыталась к нему прорваться… Развернули, черти! Еще и поглумились, что я уже третья, кто к Ледневу наведывается, – раздался истеричный смех, а потом подруга пустилась в слезы.

– Тише, Лен… Тише. – Я сложила пальцы в замок и стиснула их до побелевших костяшек. – Галицкий еще что-то говорил?

– Ничего конкретного… Вернее… Слишком много умных терминов… Но одно я точно поняла – дело дрянь! Только знаешь, что, Роз?

– Ау? – пискнула я, слизывая соль с губ.

– Я завтра снова к нему пойду. Пошли они все… Я не сдамся!

И я не сдамся.

Мы ведь в ответе за тех, кого приручили…

И еще одна фраза Экзюпери, которую Максим так любил повторять:

«Твоя роза так дорога тебе, ведь ты отдавал ей всю душу…»

Настало время Розе отплатить своей душой…

Закончив разговор с Трофимовой, я вновь побрела к родительской спальне, где слабо постучала в дверь.

– Дядь Сереж, можно тебя на минутку?

– Милая, мы уже легли, – донесся до меня встревоженный голос мамы.

– Это важно и не займет много времени… Дядь Сереж, пожалуйста. Я жду тебя на кухне.

Выйдя на залитую июньским солнцем улицу, я потерянно добрался до ближайшей скамейки, и, рухнув на нее, непослушными пальцами поспешил оживить отключенный телефон. Моментально посыпались десятки уведомлений о пропущенных звонках и сообщениях.

Неужели этот кошмар закончился?!

На этот раз я пошел ва-банк в своем стремлении достать до дна…

Первым делом я набрал Розу, представляя, как, должно быть, все это выглядит со стороны…

Увы, моя девочка не ответила.

Это было ожидаемо, учитывая, что отчим Ледневой работал в органах. Однако я все еще лелеял надежду, что Роза выслушает меня и нам удастся во всем разобраться. Жаль только, за все эти дни она даже не попыталась со мной увидеться… Бесконечная череда мурашек заставила мое тело содрогнуться.

Что ж…

Сам виноват – связался не с тем человеком.

Это ж надо было так влететь.

Облизав сукровицу с разбитой губы, я усилием воли заставил себя выровнять дыхание. Тело, покрытое гематомами и синяками, ломило, но, учитывая сопутствующие обстоятельства, я не особо обращал на это внимания. Тихо радовался, что спустя неделю ужаса и неизвестности оказался на свободе. Откровенно говоря, меня продолжало потряхивать.

Сплетая пальцы на телефоне, какое-то время я безучастно пялился на потухший экран.

Единственное, чего я сейчас хотел – это услышать ее голос.

Только воспоминания о ней и помогли удержаться на плаву.

А мусора конкретно ведь начали жестить, когда поняли, что я буду держать язык за зубами, не собираясь вестись на их тупые угрозы. Не просто же так меня поместили в камеру с этим зверьем…

Я крепко зажмурился, пытаясь выжечь из гудящей башки воспоминание о том, как, валяясь на полу, прикрывал голову руками, защищаясь от побоев.

Хорошенько меня попинали. Знали, уроды, куда целиться. Порой казалось, что я выплюну на хрен свои органы. Голова до сих пор гудела при каждом шаге…

Мрачно усмехнувшись, я подставил разбитое лицо солнечным лучам, какое-то время шумно вдыхая прогретый загазованный воздух – в камере все время казалось, что его не хватает.

От калейдоскопа мыслей в голове меня пробрало диким ознобом, но я постарался взять себя в руки. Вдох-выдох. Мне необходимо было увидеть Розу и убедиться, что все в порядке. Объяснить ей, почему все случилось так, как случилось.

Я вздрогнул, когда телефон завибрировал в ладони. До моего измученного сознания не сразу дошло – звонит матушка.

Конвульсивно втянув воздух, я с деланным спокойствием ответил:

– Алло, мам.

– Максим? – прозвучало с недоверием. – Тебя… выпустили?

– Да. Все нормально. Я скоро заеду…

Пауза. Некомфортная и чересчур длинная.

Только слышно было, как неровно она дышала на том конце.

Мать приходила один раз, но лучше бы этой встречи вообще не было. Посидели. Помолчали. Потом она стала театрально заламывать руки, умываясь слезами.

Актриса, что еще с нее взять?

– Я сама к тебе как-нибудь заеду… – процедила она раздраженно.

И снова между нами установилась давящая тишина.

– Не надо. Не приезжай, – выдал я равнодушно. – Я уже привык.

– Еще и огрызаешься, паскуда? – она внезапно повысила голос. – Уродился же такой… позор семьи, – и сквозь зубы добавила «недоразумение». – С криминалом связался! – Матушка зашмыгала носом. – Родную мать чуть до инфаркта не довел…

Судорожно сглотнув, я сбросил вызов.

Плечи задрожали, тело сковал озноб. Согнувшись пополам на лавке, я пытался продышать весь этот накативший темный морок. Внутри все горело, плавилось… На душе было холодно и тошно. Мои стальные нервы лопались один за одним.

Вот и поддержала родная матушка.

Тайная опора? Защита? Стена?

Я глухо хохотнул. Как бы не так. Глупое желание стать для нее любимым и нужным окончательно рассыпалось в прах.

Прости, что не стал для тебя идеальным сыном.