Глуша адскую обиду, я сжал виски большими пальцами. Как там говорят? Клин клином? Чтобы заглушить боль внутреннюю… Как же зае… все.

Мой взгляд зацепился за серебряную розу на моем запястье.

Как только вернули вещи, первым делом надел именно браслет. Подарок моей Ледневой. Самой удивительной и пахучей. Сладкой Розы. Готов был волком выть у нее под окнами, лишь бы скорее ее увидеть. Зажать в своих лапах. И унестись в райский сад.

Немного успокоившись после разговора с матерью, я снова набрал свою девушку, но ответа так и не последовало.

– Здоро́ва, брат!

Я вздрогнул, когда Ромка хлопнул меня по плечу, падая рядом на лавку.

– Спасибо, – шумно выдохнув, я порывисто протянул ему ладонь – друг ответил мне крепким рукопожатием. – Я теперь обязан тебе до конца жизни… Ром, я догадываюсь, сколько стоит этот адвокат. Верну все до копейки.

– Дай угадаю. Чтобы вернуть, снова влезешь в какую-нибудь хрень? – беззлобно улыбнулся он. – Ты ведь, Леднев, не ищешь легких путей. Надо обязательно через задницу. Кстати, твой белобрысый подельник вышел перед тобой. Васильев сказал, вы с ним прямо двое из ларца – оба разукрашенные по самое не хочу.

В этот миг я особенно остро прочувствовал, что значит выражение «друг познается в беде». Я был в курсе, что Ромка с Лехой всех на уши поставили, лишь бы скорее вытащить меня из изолятора.

– Что еще говорил твой Васильев? – напряженно поинтересовался я, всматриваясь в серьезное лицо Галицкого.

Друг поморщился, задерживаясь на моих кровоточащих губах.

– Тебя отмазали по всем пунктам. Даже если бы тебе грозил реальный срок, Васильев бы вывернул все так, чтобы тебя провели по упрощенке. Максимум отделался бы штрафом. Но, к счастью, – Галицкий хмыкнул, – а в твоем случае, к несчастью, ты реально попал мусорам под горячую руку. У них с организаторами этой ОПГ «давняя любовь». Если вкратце, верхушку уже не раз пытались взять, но, похоже, кто-то крышевал их сверху.

Рома впился в меня своим холодным взглядом.

– В этот раз готовились конкретно, чтобы обрубить любые концы. Приказ был брать всех, а уже после разбираться, кто прав, кто виноват. Поэтому к тебе двое суток никого и не пускали. – Он красноречиво покосился на мое разбитое лицо. – Но за это мы их еще покараем. Сейчас поедем к Васильеву в контору и запротоколируем побои, – раздался короткий смешок. – Поставим весь их гадюшный отдел на уши. Не раскисай, Макс. Прорвемся.

Дальше бо́льшая часть дня прошла будто на автопилоте.

Ромка не шутил, когда сказал, что не пустит на самотек всю эту ситуацию с моим арестом и последующим избиением. Это я понял, когда бригада медиков самым доскональным образом фиксировала мои побои, полученные в результате задержания.

Его адвокат оказался истинной акулой правосудия, так как пообещал мне поставить этих ублюдков на место и разнести весь отдел.

Освободились мы лишь ближе к вечеру. Все бы ничего, жизнь потихоньку налаживалась, если бы не одно «но» – Леднева мне так и не перезвонила.

– Что-то не нравится мне твой внешний вид… Может, у меня пока перекантуешься? – поинтересовался Галицкий, вливаясь в поток машин. – Семейный врач тебя осмотрит.

Я отрицательно качнул головой.

– Спасибо, Ром. Но единственное, о чем я мечтаю, – это принять душ. – Желательно с Ледневой – добавил мысленно. – И завалиться спать. А завтра с утра уже посмотрю по своему состоянию.

– Тренироваться тебе пока однозначно нельзя, – резюмировал он.

– Разберемся, – отмахнулся я с натянутой улыбкой. – Кстати, как прошли смотры?

– В «Торпедо» пригласили. – Ромка виновато пожал плечами. – А Леху в «Крылья советов» – через неделю он в Самару улетает. Контракт на год. Я свой еще не подписал. Хоть и вышка, но команда в шаге от вылета в первую лигу. Да и мать лютует – по новой начала меня прессовать. Хочет, чтобы я ушел из спорта… Ей, видите ли, нужен наследник, а не футболер… – Галицкий раздраженно ощерился.

– Все равно круто… Поздравляю! – несколько заторможено отозвался я, убито опуская голову.

Оба моих лучших друга получили приглашения в клубы премьер-лиги, пока я страдал ерундой в изоляторе. Счастливчик по жизни, что ж.

– Макс, у тебя еще не все потеряно… – не слишком уверенно подбодрил Галицкий.

– Ой, Ром, не начинай. Давай просто признаем, что я в очередной раз упустил свой шанс? Чемпионат России стартует в июле, так что я остался за бортом. С чем себя и поздравляю, – мрачно рассмеялся я, ощущая, как сердце каменеет, превращаясь в глыбу льда.

– С таким настроем ты так и будешь всю жизнь бултыхаться за бортом, – сухо парировал Галицкий. – Можешь показать значительный прогресс к следующему сезону, и тогда…

Я выставил ладонь вперед, вынуждая его замолчать. Не сейчас. Башка трещала – единственное, о чем я мечтал, это объясниться с Ледневой. Ну а дальше уже можно было предаваться самобичеванию.

К моему новому жилищу мы приехали быстро.

Галицкий вновь попытался играть в доброго самаритянина, повторно пригласив меня к себе, но, еще раз поблагодарив друга за помощь, я поспешил откланяться. Вскоре я наконец переступил порог своего крошечного унылого жилья.

Ишачил днями и ночами, рискуя всем, чтобы снять для нас эту халупу, романтик хренов.

Только от тишины, звенящей в ушах, теперь хотелось сдохнуть. Самое смешное, что, учитывая нынешнее положение вещей, через пару месяцев мне будет нечем за нее платить…

Приняв душ и переодевшись в чистые тряпки, я опустился на кровать, так как кроме нее в малогабаритной однушке ни черта больше не было, и с остервенением начал названивать Ледневой.

Один пропущенный гудок.

Второй.

Третий…

Они ударами ножа между ребер отдавались в груди.

Соскучился по своей Снежной Королеве до дрожи в теле, особенно когда вспомнил подробности нашей последней ночи, проведенной в этом клоповнике.

Не думать. Не думать.

Не получалось у меня не думать.

В моем бесноватом сознании плотно пустил корни ее ведьмовской образ.

Пялился на все еще смятые после той нашей ночи простыни, зацепившись взглядом за небольшой бледно-розовый след. Щелчок. Мощнейшая вспышка перед глазами. Я судорожно вздохнул. Будто ножом полоснули за грудиной, блокируя мне и без того слабый доступ кислорода и пробуждая голодных демонов. Командуя им: «Фас».

Сознание прорезали фантомные слишком откровенные звуки и запахи…

Я испытывал к своей Ледневой такое черное разъедающее желание, сродни одержимости, что мозги отключились, активируя химическую реакцию ядреного гормонального коктейля под названием: «Наш первый истинный полет».

Все эти ночи на неудобной жесткой койке я жадно упивался образом своей обнаженной королевы. Податливой и смелой. Максимально раскрепощенной. Ненасытной. Подо мной. Попеременно испытывая то жар, то озноб, гребанное электричество, прошибающее тело до самой последней клетки.

От ее прикосновений внизу живота расплывалась обжигающая магма.

Наичистейшее удовольствие.

Где-то на грани. Между адом и раем. Вразрез с жизнью.

Накрыло тогда не по-детски.

Ночь без сна. Кровать. Душ. Кровать.

У меня перерыв был больше полугода. Дорвался. Терзал свою Королеву и ублажал. Снова и снова. Подыхая от колдовских чар моей благоухающей Розы.

На инстинктах я снова набрал ее номер.

Гудки. Один. Второй. Третий.

– Максим? – вдруг отозвалась Леднева потухшим безжизненным голосом.

Шоковая терапия. Разряд. Электрические токи огромных мощностей.

– Здравствуй, Роза, – поздоровался я относительно спокойно, будто беснующиеся голодные монстры у меня внутри не устроили мракобесие, ведь ее нежный голос – мед для моих измученных демонов и какой-то адовый триггер для распаленного неуместными воспоминаниями тела.

– Привет, – все так же безучастно.

– Ты где? Я сейчас приеду, – выпалил я, на автопилоте прикладывая ладонь к груди, чтобы утихомирить взбесившееся сердце.

– Не надо приезжать, – последовал безжалостный и на удивление хладнокровный ответ.