Вслед за начальником местного отделения мы пошли в его кабинет. Здесь всё тоже будто застыло во времени. Один в один будто кабинеты из прошлой жизни, когда стены обшивали листами полировки, а от пола до потолка – встроенные шкафы из того же материала. Там, где проходили батареи, просто сверлили круглые отверстия прямо в панелях, чтобы панели не вспучило и от батарей хоть какой толк был.

Не хватало только портрета Дзержинского на стене и плаката с Ельциным – с той самой надписью: «Голосуй, или проиграешь». Хотя Дзержинский при дальнейшем осмотре всё же нашёлся – в виде серого бюста на подоконнике, рядом с огромным кактусом с пожелтевшими от старости колючками.

– Ремонт бы тебе не помешал, Вадим Владимирович, – проговорил Мордюков, морщась и невольно сравнивая кабинет Черноусова со своим, в Новознаменске.

– Да мне… это самое, – отмахнулся Черноусов. – И так нормально. Перед кем мне тут, это самое, выделываться? В этом кабинете ещё с советских времён мой наставник работал. Георгич. Он меня всему научил. Вот я ничего и не меняю. Да и денег, честно говоря, на ремонт не особо дают.

Он усмехнулся, покачал головой.

– Я лучше следствию сделаю ремонт. Девчонки молодые жалуются, что у них каблуки в щелях между половиц застревают. А я-то что, у меня каблуков нету, мне нормально.

– М-да, – покачал головой Мордюков.

– Ну, так как вы тут устроились? Где разместились? – спросил Черноусов, усаживаясь за стол.

Мы сели на стулья. Дивана у него не было – только несколько колченогих стульев, на одном обшивка уже протёрлась, из-под неё торчала пожелтевшая вата.

– Мы ещё не заселялись, – сказал Мордюков. – Сразу в отдел приехали, так сказать, окунуться в рабочую атмосферу. А окунулись, извини, конечно, в чёрт знает что.

– Да ладно, Алексеич, – отмахнулся майор. – Мы тут люди простые. Но я тебе скажу, что за результаты я со всех спрашиваю. Ты не думай. У меня народ с головой. У меня – ух! И вот ты приехал, это самое… А я тебе вот что скажу: чтобы в глубинке работать, надо по-другому к людям относиться. И подход иметь.

– Вот это всё – демагогия, – оборвал его Мордюков. – Давай, Вадик, рассказывай, что там, что да как по делу. Какие обстоятельства убийства, как всё было?

– Ну, это самое… – морщил лоб Черноусов. – Там Васильченко, он это, домик один решил проверить за городом, в лесу. И там вот его… ну, в общем, нашли. С распоротым животом, аж по самую грудь.

Он махнул поперёк себя рукой и покачал головой.

– А как нашли его, кто обнаружил? – спросил я.

– Так это… машину заметили люди, странно же – стоит и стоит служебная. Уазик у него приметный, на дороге. Ага. Ну, значит, мы поехали, всё там обыскали. Заходим в домик – а там это самое… вот, – Черноусов задумался, почесал затылок.

– Поехали, что ли, посмотрим этот домик, – сказал Мордюков.

– Так, а что его смотреть-то, – жевал губу майор, – мы там всё изъяли, всё сфоткали. Протокол осмотра есть. Вот фотки у меня в компьютере можете глянуть, ага. Дело-то, конечно, сейчас не у нас, а в Следственном комитете. Ну, как в комитете – у нас один следак комитетский только. Вот, к нему заскочите – можете глянуть протокол осмотра места происшествия.

– Нет, поехали на место преступления, – настоял Мордюков. – Смотреть лучше, чем читать.

Я был согласен с шефом. Всегда нужно начинать с места происшествия. Даже если всё уже изъято и отработано, всё равно нужно увидеть своими глазами, понять, вникнуть, прочувствовать. Очутиться на миг в шкуре преступника, прокрутить его действия в голове – тогда начинаешь понимать его мотивы, цели, маршрут. Иногда это помогает смотреть куда надо – и заметить то, чего другие не видят.

– Так… Ладно, съездим. Сейчас я водителю своему позвоню.

Он достал телефон.

– Мишка, выгоняй машину. Ага, поедем сейчас до домика того, лесного. К крыльцу подгони… В смысле, ты не на работе?! Мухой на службу!

Послушал ответ, нахмурился.

– В смысле, не в городе? У меня отпросился на сегодня? Да когда? Бардак какой-то! – буркнул он и сбросил звонок.

Мы с Мордюковым переглянулись, оба невольно улыбнулись. До местного руководства, похоже, начинало доходить, что бардак тут поголовный, вошедший в привычку. Того гляди, ещё поймут, что вообще-то так дело делать неудобно.

Но это не сейчас.

– Ладно, я сам за рулём, – махнул рукой Черноусов. – Так вы, значит, не заселились ещё?

– А где у вас тут гостиница? – уточнил Мордюков. – Приличная.

– Раскатал губу, товарищ полковник, – ответил Черноусов. – Откуда у нас в Нижнереченске гостиница? Сами подумайте.

– Не понял, – опешил Мордюков. – А мы где должны жить-то? В кабинете на стульях? Что, вообще ничего не предусмотрено для командировочных?

– Почему не предусмотрено? – пожал плечами Черноусов. – Можете у меня пожить. У меня дом большой.

– У тебя? – поднял брови Мордюков.

– Ну, там, конечно, у меня ещё и родственник, и жена, и кошка с собакой, – проговорил Черноусов и вдруг хлопнул ладонью по столу. – Точно! Придумал!

Хлопнул он громко, так что Семен Алексеевич аж вздрогнул.

– Поживёте в доме Васильченко. Ему теперь дом за ненадобностью, вот и заезжайте.

– А близкие его? – поинтересовался я.

– Да не было у него близких. Один он жил.

– А жилье, дом-то чей?

– Чей-чей, – ответил Черноусов. – Служебный. В пользовании МВД. Вот и заселяйтесь. Сейчас заедем в дом, кинете сумки, а потом я отвезу вас на место происшествия.

– Нет, – сказал Мордюков. – Давай, Вадим, сделаем так: сначала на место преступления, а потом уже на заселение, чтобы не дёргаться. Лишь бы посветлу всё осмотреть.

– Да что вы там собрались осматривать, коллеги, – развёл руками Черноусов. – Ну ладно, ваше дело, хозяин – барин.

Он вывел с территории отдела «Волгу» – служебную, из бокса. Машина громыхала и тарахтела, как старый трактор.

– Сто лет на такой колымаге не ездил, – пробормотал Мордюков, с удивлением оглядывая авто. – А что, поприличнее машину из области выделить не могут тебе? Как начальнику?

– Так мне зачем? – отмахнулся Черноусов. – Она же просторная, мотор тянет. Мы с ней уже десять годков вместе. Не променяю ни на одну новомодную. Тут железо – с палец толщиной, не то что у этих пузотёрок современных. Пальцем надавишь – и вмятина.

Он любовно похлопал ладонью по боку машины, та ответила гулом. Мы уселись в «Волгу». Поехали.

– Музычку включить? – спросил Черноусов.

– Не помешает, – кивнул Мордюков.

Старая магнитола щёлкнула, заглотила кассету.

– Да ладно… кассета? – удивился Семён Алексеевич.

– Ну, тут только такая магнитола, – развёл руками Черноусов. – Кассеты можно ещё купить. Ну, правда, только через тырнет. В магазинах-то не найти уже.

Из динамиков заиграла знакомая мелодия – «Белый снег, серый лёд…» – старая песня, еще советских времен, но ставшая символом девяностых.

Мы выехали за город. Сначала шёл асфальт, потом свернули на грунтовку. Дорога становилась всё уже. Вскоре и она закончилась – осталась тропа.

– Дальше пешком, – сказал Черноусов, остановив машину и сам выйдя из «Волги». – Вон на той сопке полянка, там домик притаился.

– А чей это дом вообще был – раньше? – спросил я.

– Да кто его знает, – пожал плечами майор. – Построили, может, охотники, может, браконьеры, может, кто ещё. Народ думает – домик лесника. Все так и называют его. А лесник у нас в пятиэтажке живёт, в городе. Дурак он, что ли, в хибаре этой жить.

Черноусов шел впереди, отмахиваясь от веток.

– Я когда маленький был, – продолжил он, – дом этот уже стоял. Никто там не жил. Представляете, мне сейчас под пятьдесят, значит, полвека назад он уже был старый.

Он усмехнулся, вспоминая.

– Бабка моя рассказывала, что ведьма там обитала. Но это когда она сама ещё девчонкой была. А бабке тогда за семьдесят уже было. Так что представляете, какой этот дом старый. Я бы сказал даже – древний.