— Искусство — это не то, что должно быть. Это то, что есть. Даже если оно ранит. Даже если убивает. — Он протянул ей книгу. Тонкий том. Обложка — потрёпанная. Название: “Эстетика преступления”. — Прочитайте. Может, найдёте то, что искал он.

Она задержалась у зеркала в холле библиотеки. Отражение — бледное, с тенями под глазами.

Голос Феликса из глубины зала:

— Знаете, почему художники любят зеркала?

Она не ответила.

— Потому что зеркало не судит. Оно просто показывает. Иногда то, что ты не хочешь видеть. Иногда — то, что ты боишься признать.

Алекса коснулась стекла. Отпечаток пальца — как подпись на картине.

— Я не художница, — прошептала она.

— Ещё нет, — донеслось из полумрака.

***

Она открыла книгу дома.

Первая страница:

“Искусство — это не мораль. Это — зеркало.

Иногда в нём отражается ад. Но это не значит, что зеркало лживо”.

За окном — шум города. Где‑то смеются.

Где‑то плачут. Где‑то рисуют новые картины.

Алекса закрыла книгу. Подняла взгляд на стену. Там — фото матери Кирана. Улыбается.

Держит пирог. И вдруг поняла: Фолл не хотел уничтожить мир. Он хотел, чтобы мир увидел его. Хоть раз. Как художника. Но мир увидел только убийцу.

***

Утром она написала отчёт для Кирана.

Коротко:

“Дело закрыто. Мотив — признание. Метод — искусство. Итог — трагедия”.

Потом открыла почту.

Письмо от Норы:

“Бабушка, пирог и правда: как убийца стал жертвой своей мечты. Готова обсудить обложку. Жду ответа”.

“Бабушка? Это я то бабушка?! — подумала она удивлëнно. — Да я выгляжу гораздо моложе неë! Не бабушка точно, а скорее детектив в отставке!”

Алекса удалила письмо. Не открыла. Потому что знала: правда — это не точка. Это — запятая перед новым вопросом.

Глава 10. Кофе, кот и завтра

Утро начиналось с аромата кофе и тихого мурлыканья. Алекса сидела в The Daily Grind — той самой кофейне, где всё когда‑то началось. За окном мелькали зонты: дождь рисовал на асфальте абстрактные узоры.

Джордж поставил перед ней чашку. Пена на поверхности сложилась в причудливую спираль.

— С пенкой, как твоя интуиция, — усмехнулся он. — Держишь форму.

Она провела пальцем по краю чашки.

— Просто научилась не гнаться за призраками.

— А за чем гонишься?

Алекса посмотрела в окно. Там, за пеленой дождя, мир казался мягче.

— За тишиной.

Джордж кивнул, будто этого и ждал.

— Тогда пей. Тишина любит тепло.

Алекса сделала глоток. Пена на кофе растаяла, оставив на поверхности едва заметный узор. Джордж, не глядя, поставил перед ней маленькое блюдце с корицей.

— На всякий случай.

Она улыбнулась.

— Ты всегда знаешь, что мне нужно.

Он пожал плечами.

— Просто помню, как ты любила корицу в тот раз… с пирогом. — Пауза. Потом тихо: — Он бы оценил.

Алекса опустила взгляд.

— Никто не должен оценивать. Просто жить.

***

Дома её встречал Бигглсворт. Он спал на коленях, свернувшись клубком, словно маленький серый вихрь. Когда она садилась, он приоткрыл один глаз, издал довольное “мррр” и снова погрузился в сон. Алекса листала книгу — ту самую, “Эстетика преступления”, — но взгляд то и дело скользил к окну. Там, на карнизе, сидел голубь и смотрел на неё с немым укором.

— Что? — спросила она вслух. — Тоже ждёшь развязки?

Голубь взмахнул крыльями и улетел.

Бигглсворт потянулся, улёгся на спину, подставив пузо.

— Ты единственный, кто знает, где правда, — прошептала она, поглаживая его. — В тепле. В еде. В сне.

Кот зажмурился от удовольствия.

Бигглсворт вдруг приподнял голову, уши насторожились.

— Что? — спросила Алекса.

Кот медленно развернулся к окну. Там, за стеклом, мелькнула тень. Слишком быстрая, чтобы разглядеть. Алекса подошла к подоконнику. Улица пуста. Только капли дождя стекают по стеклу, рисуя случайные линии. Она посмотрела на кота. Тот уже снова спал, будто и не шевелился.

“Может, это просто ветер”, — подумала она.

Но на миг ей показалось: кто‑то наблюдает.

Или ей так хочется верить?

***

Вечером пришла Мэдисон. Без предупреждения, с папкой под мышкой и улыбкой, которая явно что‑то скрывала.

— Я придумала название, — сказала она, не дожидаясь приглашения. — “Истина в коде”.

— Что?

— Наше агентство. Ваше и моё.

Алекса отложила книгу.

— У меня нет кода.

— Зато есть интуиция. И умение видеть то, что скрыто.

— Это не бизнес‑план.

— А кто говорит о плане? — она села напротив, положила папку на стол. — Я говорю о деле. О делах. О том, что вы не можете не делать.

Она посмотрела на Бигглсворта. Тот уже снова спал.

— Знаешь, почему я отказываюсь? — спросила Алексаа. — Потому что я устала быть детективом.

— А кем вы хотите быть?

— Женщиной, которая пьёт кофе, гладит кота и смотрит, как дождь рисует на стекле.

Мэдисон рассмеялась.

— Ладно. Но если вдруг передумаете…

— Я скажу “нет” ещё раз. С юмором.

Мэдисон поднялась, кивнула на папку.

— Там пара дел. Для чтения на ночь.

— Не буду открывать.

— Конечно, не будете. Но папка останется.

И ушла.

***

В соседнем квартале танцевала Тиа Манго.

Фламенко — это язык, где каждое движение — слово, каждый удар каблука — восклицательный знак. Она двигалась так, будто рассказывала историю. О подозрении.

О доверии. О том, как легко ошибиться, если не слушать ритм. Зрители молчали. Только камеры щёлкали, пытаясь поймать её тень.

Но тень ускользала, как правда. Как след от дождя на асфальте. Тиа остановилась, тяжело дыша. Пот стекал по вискам, но глаза светились. Алекса стояла в глубине зала, наблюдая.

— Вы пришли, — сказала Тиа, не оборачиваясь. — Я чувствовала.

— Твой танец… — начала Алекса. — Он как разговор.

Тиа повернулась. В её взгляде — что‑то неуловимое.

— Каждый шаг — слово. Каждый поворот — мысль. Иногда я говорю то, что не могу произнести вслух. — Пауза. Потом тише: — Например, что я боюсь.

— Чего?

— Что однажды мой танец станет последним.

Что кто‑то увидит в нём то, чего я не хотела показывать.

Алекса молчала. Знала: иногда молчание — лучший ответ.

***

Джаспер сидел в своей комнате, окружённый стопками книг и мониторами.

На столе — кружка с надписью “Не трогай, это яд”, рюкзак в форме черепахи и очки с толстыми стёклами, за которыми глаза казались вдвое больше.

Он писал блог:

“Как я помог спасти мир. Нет, я не герой боевиков. Я просто парень, который умеет гуглить. Но иногда этого достаточно.

Например, когда ты находишь связь между картиной, пирогом и письмом, которое никто не должен был прочитать. Или когда понимаешь, что убийца — не тот, кто держит нож, а тот, кто рисует линию. Мир — это пазл.

И я собираю его по кусочкам”. — Он отпил из кружки, улыбнулся своему отражению в экране. — Завтра будет новый пазл, — сказал он вслух.

***

За окном, в тени старого дерева, стоял Феликс Тренч. В руках — нож. Но не для убийства. Для яблока. Он резал его медленно, почти ритуально. Каждый срез — как штрих на холсте.

— Красиво, правда? — прошептал он, глядя на спиральную ленту кожуры.

Никто не слышал. Но если бы услышал — задумался. Феликс знал слишком много о методах убийств или просто читал слишком много детективов. Иногда разница не имеет значения.

***

Вечером Алекса сидела у окна. Дождь кончился. На улице зажглись фонари. Их свет отражался в мокрых тротуарах, превращая город в мозаику из золота и тьмы. Пришёл Киран. Без слов поставил рядом чашку кофе. Такую же, как в The Daily Grind.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она кивнула.

— Да. Просто…

— Просто?

— Просто я поняла одну вещь.

— Какую?

— Я не детектив. Я просто женщина, которая знает, где лежит правда. И где лежит её кот.

Киран улыбнулся.

— Звучит как начало новой истории.