Глава 1. Хлеба и первая улика
Утро в Мельбурне начиналось с дождя.
Лёгкого, упрямого, как будто город не хотел просыпаться. На углу Литл-Бурк-стрит, где старые кирпичные здания сливались с неоновыми вывесками, дверь “The Daily Grind” открылась с привычным звоном колокольчика. Джордж Харлоу, как всегда, стоял за стойкой, разливая латте с идеальной пенкой — в форме сердца, потому что сегодня утром в кофейне был романтический настрой: в углу сидели влюблённые, а по радио играла “Dreams” Fleetwood Mac.
— А, и вот она — моя главная поставщица хлеба, — сказал он, не глядя, но улыбаясь. — У нас сегодня “любовь в пенке”, Алекса. Ты не против?
Алекса Кроу поставила корзину с хлебом на стойку. Белый, ржаной, с семенами — всё, как он просил. Она была высокой, с короткими светлыми волосами, собранными в небрежный пучок, и глазами, в которых застыл лёд — не от холода, а от времени. Ей было за пятьдесят, но выглядела она моложе, если не считать морщин у глаз — тех, что появились после 2017 года.
— Если ты назовёшь мой хлеб “любовью в тесте”, я перестану тебе его приносить, — сказала она, снимая плащ.
— Ты бы не осмелилась, — усмехнулся Джордж. — Без тебя у меня будет хлеб, как совесть у политика — сухой и безвкусный.
Она фыркнула, но улыбнулась. Джордж умел быть назойливым, но в этом была его суть — как у этого города: немного хаоса, немного тепла, и всегда кофе.
— Ты опять встала до рассвета, — заметил он, наливая ей чашку. — Снова снился он?
Алекса замерла. Пальцы сжали фарфор.
Гэрри. Её муж. Полицейский. Погиб в перестрелке при задержании. Официально — герой. Для неё — пустота, которую не заполнить даже самым тёплым кофе.
— Снился кот, — сказала она. — Бигглсворт. Опять влез в мой дом, опрокинул тесто и улёгся спать на моих сапогах. Как будто это его квартира.
— Он просто скучает, — пожал плечами Джордж. — А ты — слишком строгая. Он же не убийца.
— Пока не доказано обратное, — бросила Алекса, но в глазах мелькнуло тепло.
Она допила кофе, взяла пустую корзину и вышла. Дождь стал сильнее. По мокрым тротуарам бежали отражения неоновых вывесок. Мельбурн был городом контрастов: уют и преступность, кофе и криминал, память и попытка забыть.
***
Дом Алексы — старый кирпичный особняк на углу, с балконом, заросшим плющом, и окнами, из которых виден парк Фицрой. Она открыла дверь — и сразу поняла: кто-то был здесь. Не потому что что-то пропало. А потому что ничего не изменилось.
Бигглсворт лежал на её любимом кресле, как будто охранял территорию. На полу — следы лап. На кухне — открытый ящик, где она хранила тесто.
— Ты опять?! — сказала она, ставя корзину. — Ты не кот. Ты — хулиган с усами.
Кот не шевельнулся.
Только приоткрыл один глаз, как будто говорил:
“Я живу здесь. Прими это”.
Алекса вздохнула, налила себе чая, села у окна. Вспомнила, как смеялась Доун, когда она впервые пожаловалась на еë кота.
“Ты бывший детектив, а он — кот. Кто из вас умнее?”
И тут раздался стук в дверь. Она открыла — и увидела Кирана Хасси. Высокий, в тёмном пальто, с той же серьёзной складкой между бровей, что и десять лет назад. Он не изменился. Только седина на висках стала заметнее.
— Алекса, — сказал он. — Можно войти?
Она отступила. Киран прошёл, снял плащ, огляделся.
— Уютно. Как всегда.
— Спасибо. Что случилось?
Он достал из папки фотографию. На ней — тело мужчины, лежащее на полу галереи.
Стекло, картины, следы огня.
— Джеймс Трелони. Найден сегодня утром в Folly & Grace. Причина смерти — пока неясна. Никаких следов насильственного проникновения. Никаких отпечатков. Только это.
Он показал другой снимок: обгоревший фрагмент картины. На нём — женщина в ренессансном платье. Подпись в углу: “Ренессанс-23”.
— Это что? — спросила Алекса.
— Не знаю. Но рама — поддельная. Слишком новые гвозди, слишком свежий лак. Мы думали — просто вандализм. Но патологоанатом сказал: в теле — следы яда. Неизвестного.
Алекса взяла фото. Присмотрелась к раме.
— Здесь клей, — сказала она.
— Что?
— На стыке рамы. Это синтетический клей, — она постучала пальцем по фото. — В XVI веке использовали животный клей. На водной основе. Этот — современный. Нанесён недавно.
Киран замер.
— Ты уверена?
— Я провела десять лет, изучая улики на поддельных антикварных часах. Я знаю, как лгут вещи.
Он смотрел на неё. Долго.
— Ты ведь не просто пришёл за мнением, — сказала она.
— Нет, — признался он. — Я пришёл за тобой.
— Я на пенсии, Киран.
— А я — в тупике. И у меня есть ощущение, что это не просто убийство. Это… что-то большее.
Она отвела взгляд. В окне — отражение дождя.
В голове — голос Гэрри:
“Ты не перестаёшь быть детективом. Ты просто перестаёшь это признавать”.
— Я посмотрю, — сказала она наконец. — Но только посмотрю.
Киран кивнул. Понял: это уже начало.
***
Они приехали в участок. Мэдисон сидела в архиве — как всегда, в наушниках, с планшетом на коленях. Темнокожая, молодая, с пронзительными глазами, в которых читались и ум, и тревога.
— Мэдисон, — позвал Киран. — Помнишь Трелони? Того, что искал подделки?
Девушка кивнула.
— Да. Он приходил сюда месяц назад. Просил доступ к архиву подделок. Говорил, что нашёл что-то… крупное. Что это может быть “очищение”.
— Очищение? — переспросила Алекса.
— Так он сказал. “Они все лгут. И я начну очищение”.
— Он был психом? — спросила Алекса.
— Нет, — покачала головой Мэдисон. — Он был прав. Просто слишком рано.
Киран посмотрел на Алексу.
— Вот твой мотив, — сказал он.
Она не ответила. В голове крутилась фраза: “Очищение” . Как будто кто-то хочет стереть правду. Как будто убийство — это не конец. А начало.
***
Вернувшись домой, Алекса увидела, что Бигглсворт сидит у двери. И у его лапы — обгоревшая флешка.
— Что ты опять нашёл? — прошептала она, приседая.
Кот мяукнул. Как будто знал. Алекса взяла флешку. Маленькая, чёрная, с оплавленным концом. Но разъём цел. Она вставила её в ноутбук. Экран мигнул. Появилось окно.
Файл: “Ренессанс-23. Видео”. Она нажала. На экране — тёмная комната. Камера дрожит.
Голос:
“Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты убил отца Кирана. И я знаю, что ты начнёшь с меня. Но я оставлю след. Пусть кто-то найдёт правду”.
Затем — крик. Щелчок. Тьма. Алекса откинулась на стуле. Дождь за окном усилился. Город молчал. А она поняла: это не просто дело. Это война. И она в ней снова участвует. В этот момент зазвонил телефон.
Это был Джордж.
— Алекса, — сказал он. — Ты опять в деле?
— Похоже, да, — ответила она.
— Ну ладно, — вздохнул он. — Тогда хоть хлеб принеси завтра. У меня уже кончается.
Она улыбнулась. Впервые за долгое время.
— Обещаю, — сказала она. — Но только если ты назовёшь его “расследование в тесте”.
— Сделано, — рассмеялся он. — Только не умри там. У меня нет запасного поставщика.
Она положила трубку. Посмотрела на кота.
— Спасибо, Бигглсворт, — сказала она. — Ты, может, и хулиган. Но ты — мой хулиган.
Кот моргнул. И улёгся спать. А Алекса открыла ноутбук.
И начала писать:
“Дело Трелони. Подделка. Убийство. Правда”.
Глава 2. Кофе, сплетни и перчатки
На следующее утро Мельбурн проснулся, как будто омытый. Дождь кончился, но город ещё не успел высохнуть. Улицы блестели, словно покрытые чёрным шёлком. На мостовой — отражения вывесок: неоновые буквы “The Daily Grind” плавали в лужах, как подсвеченные глубины океана. Красные, белые, золотые — они дрожали при каждом шаге, будто живые. Воздух пах мокрым асфальтом, кофе и влажной листвой — смесь улицы и уюта, как будто город дышал одновременно тревогой и теплом. Алекса шла по Литл-Бурк-стрит, и её сапоги оставляли тихие следы на блестящем камне.
Трамвай прокатился мимо с мягким гулом, оставив за собой вибрацию в земле. Где-то смеялись прохожие — пара с зонтом, студенты с кофе в руках, девушка в наушниках, танцующая под музыку, которую никто больше не слышал. Жизнь шла. Как будто вчера не было трупа. Как будто Мельбурн не знал, что в его тихих переулках кто-то сжигает правду. Она открыла дверь “The Daily Grind” — и колокольчик зазвенел, как будто приветствуя не только её, но и возвращение чего-то старого, что давно было похоронено.