Но Люси нужна встреча. Значит, я найду ей кого-то.

— Дай мне телефон, — говорю я Люси, как только начинается первый рекламный блок.

Сегодня у меня отвратительное настроение, и виню я в этом нескончаемую череду скучных кандидатов. Я обязан выбрать ей следующее свидание, а все, кто звонил, — либо неуклюжие простачки, либо самодовольные типы. Похоже, единственный способ выбрать кого-то подходящего — это бросить дротик в стену и надеяться на удачу. Никто из них не дотягивает.

Она моргает, подбородок у неё на коленях, руки обвиты вокруг них.

— Что ты сказал? — уточняет она.

— Мне нужен твой телефон, — повторяю я.

— Я слышала, — она отмахивается, — но что это за тон?

— У меня нет никакого особого тона, — бурчу я.

— У меня двенадцатилетняя дочь. Я прекрасно знаю, о чём говорю, — замечает она, подтягивая ноги под себя.

Сегодня на ней свободные джинсы с дыркой на бедре и поношенная футболка, под которую мне ужасно хочется скользнуть руками.

Я проснулся утром всё ещё в плену сноведений, от которых в памяти остались лишь руки, цепко державшие меня, прерывистые вдохи и россыпь веснушек на её плече. Её смех обвивал меня, как лёгкий дым, а губы были совсем близко. Под душем я стоял долго.

— Эйден, — рявкает она. — Зачем тебе мой телефон?

Я откашливаюсь и стараюсь придать лицу нейтральное выражение, чтобы оно не выдало: «Я мечтаю о тебе без одежды».

— А это важно?

— В некотором смысле — да.

Я фыркаю, и её губы складываются в усмешку.

Она поднимает подбородок:

— Попроси вежливо — и я дам.

Мой мозг слышит только последние четыре слова и зацикливается на них. Наша новая договорённость «никакого флирта» оказалась куда сложнее, чем я ожидал. Щёлкнув шеей, я пробую снова:

— Можно взглянуть на твой телефон, пожалуйста?

Она протягивает мне личный аппарат. Я тупо смотрю на экран. На обоях — фото её и Майи с гигантским комком розовой сахарной ваты на бейсбольном матче. Люси в надвинутой назад кепке, смеётся так, что глаза сжаты в щёлки. Вата прилипла к носу.

— Не этот, — говорю я, откладывая телефон.

Как только экран гаснет, я снова касаюсь его, чтобы увидеть снимок.

— Мне нужен «телефон Струн сердца».

Её взгляд сужается.

— Зачем?

— Хочу посмотреть сообщения, — объясняю я, стараясь держать себя в руках. — Может, там найдётся кто-то стоящий.

— Ох… — её лицо напрягается. — Нет.

— Нет?

Она аккуратно заправляет за ухо прядь волос; сегодня они распущены, не заплетены в косу.

— Нет. Там нет никого интересного. Я перестала их читать.

— Правда?

Она кивает:

— Я даже больше не включаю тот телефон.

Это ложь. Я слышал, как он звенел всю ночь в эфире.

Я изучаю её лицо: напряжённая осанка, взгляд то и дело уходит влево. Не думаю, что в Балтиморе найдётся кто-то хуже Люси во лжи.

— Что ты скрываешь?

— Я? — Она делает вид, что удивлена.

Её пальцы тянутся к мочке уха, словно по привычке почесать маленькую серьгу-гаечку, но она тут же отдёргивает руку и кладёт её на колени.

— Говорю же, в сообщениях нет ничего стоящего. Зря потратишь время.

Теперь мне хочется получить этот телефон ещё сильнее.

— Люси.

— Да, Эйден?

— Дай мне телефон, пожалуйста.

— Нет.

— Да, — отвечаю я, чувствуя, как эта женщина пробуждает во мне упрямство на уровне за который я мог бы попасть в книгу рекордов.

Я хватаюсь за подлокотник её кресла, разворачиваю его, и её колени упираются в мои.

— Отдай.

Она скрещивает руки на груди, не двигаясь.

— Можно по-хорошему, а можно по-плохому, — говорю я.

— Ладно, Джон Уэйн⁵¹. И что ты собираешься…

Я подхватываю её за талию, наклоняю и перекидываю через плечо. Стул скрипит, Люси визжит мне в ухо. Я выуживаю выданный станцией телефон из заднего кармана — словно срываю яблоко с ветки.

— Эйден! — она задыхается. — Что ты творишь?!

Держу её извивающееся тело, пока она втыкает колено мне в живот. Охнув, перехватываю и открываю телефон. Первые три сообщения вызывают у меня закатывание глаз.

— Он серьёзно? «У тебя есть пластырь? Я только что разбил колени, падая на тебя». — Принципиально удаляю. — Бред.

Люси обмякает у меня на плече, с выдохом признавая поражение.

— И не думай, что я не заметил твою ложь про отключённый телефон, — говорю я.

Она бормочет что-то себе под нос. Сообщения в основном унылы, как и звонки: дешёвый пикап, странные предложения. Пара добрых слов от слушателей. Но внизу — там я по-настоящему закипаю.

— Это что за чёрт? — вырывается у меня.

Люси пытается вывернуться, но моя рука крепче обхватывает её талию. Она опускает подбородок на мою голову, руки бессильно свисают.

— О чём ты? — спокойно спрашивает она.

— Ты прекрасно понимаешь. — Листаю дальше, и всё только хуже. — Это что? Тебе угрожают?

— Нет, это просто…

— «Заткнись, — читаю я, голос дрожит, — пока кто-нибудь не заткнёт тебя силой».

— Ну… может, слегка угрожают. Но я больше не включаю тот телефон. Честно. Большинство сообщений — это… комментарии о том, как глупо я звучала в эфире, — она смеётся, но смех выходит фальшивым: слишком высоким, слишком натянутым. — Должно быть, у Эллиота много друзей.

Дверь студии открывается, и в комнату заглядывает нахмуренная Мэгги. Люси всё ещё висит у меня на плече.

— Оригинальный способ провести рекламную паузу, — комментирует она.

Люси отталкивается, я ставлю её на пол, всё ещё листая сообщения. В её почтовом ящике сотни писем, и половина — откровенно неприемлемые. Хуже всего, что все они прочитаны. Она смотрела на этот мусор.

— Эйден, — продолжает Мэгги, — ты сегодня собираешься вернуться в эфир?

Не отвечаю на её сарказм и протягиваю телефон ей.

— Я думал, ты настроила фильтры на этом аппарате.

— Это не проблема, Эйден, — фыркает Люси.

— Это огромная чёртова проблема, — срываюсь я.

Она вздрагивает, и я глубоко выдыхаю:

— Прости. Так быть не должно.

Мэгги выхватывает телефон, пролистывает экран:

— О чём ты? — спрашивает тихо.

Через минуту бурчит:

— Включи что-нибудь, а то у нас «мёртвый эфир».

Я фыркаю и автоматически нажимаю на пульт. В наушниках звучит металлический голос Шанайи Твейн⁵².

— Давно это длится? — спрашивает Мэгги, глядя на Люси.

Люси трёт мочку уха:

— Пару дней, — бормочет.

— Дней?! — я не сдерживаюсь, голос срывается, и она снова морщится.

Я начинаю тереть грудь тыльной стороной ладони, ощущая холод цепочки на шее.

— Ты получаешь такие сообщения уже несколько дней?

Неужели всё началось в баре? Когда она сидела одна в ресторане? Сидела и читала это? Люси на мгновение ловит мой взгляд, затем уводит глаза к пачке мятных конфет, что у неё в руках. Достаёт одну.

— Наверное, мои слова про «минимальные усилия» со стороны партнёров кого-то задели, — тихо признаётся она.

— Эйден говорил куда более резкие вещи, — сухо замечает Мэгги, не отрываясь от телефона и хмурясь. — Вспомни хотя бы, как он в прямом эфире обозвал кого-то дураком.

— Это было всего один раз, — мямлю я, хотя понимаю, что она права.

В эфире я и правда не раз сболтнул глупости, но никто прежде не грозился «заткнуть мне рот».

Мэгги тяжело вздыхает, гасит экран телефона и тихо говорит:

— Ладно, урок усвоен. Больше никаких сообщений. Прости, Люси, что тебе пришлось с этим столкнуться.

Люси лишь пожимает плечами:

— Меня не трогает хрупкое мужское эго. — Она бросает на меня взгляд. — Без обид.

— Никаких обид, — отвечаю я.

Внутри всё ещё бурлит злость — крепкая, как глоток виски, от которой кружится голова.

— Мы можем пожаловаться? Может, устроим им маленький фейерверк?

Улыбка трогает её губы, и злость немного стихает.

— Никто не должен слать тебе подобное дерьмо.

— Я сама с этим разберусь, — уверенно заявляет Мэгги.