— Хорошо, — шепчет Люси, не двигаясь, и её нос касается моего.
Я отпускаю весь самоконтроль, словно воздушный шар, и наблюдаю, как он уплывает.
— Люси… — выдыхаю, тщетно пытаясь удержаться, если уж разум не помогает.
Она пьяна, как и я. Я не могу её поцеловать, даже если чёрт на плече орёт, подзадоривая проверить, так ли она сладка, как звучит. Пальцы дёргаются, и я отпускаю её куртку. Но, к несчастью, она всё так же близко.
— Я провожу тебя домой, — повторяю, надеясь, что хоть один из нас в это поверит.
Её веки смыкаются, и тёмные ресницы мягким веером ложатся на скулы. Кончик носа вновь задевает мой, и по телу, начиная с плеч, пробегает дрожь. От неё пахнет джином… и тёплым, почти домашним ароматом упрямого, уютного парфюма.
— Люси… — шепчу я.
Голос звучит так, будто я о чём-то прошу, хотя сам не знаю, о чём именно. Чтобы отпустила. Чтобы притянула ближе.
Кто-то задевает её сзади, и она, пошатнувшись, почти теряет равновесие, цепляясь пальцами за ткань моей футболки. Я обхватываю её за талию, ладонь скользит чуть ниже, и большой палец едва касается линии бедра.
— Эй, поосторожнее, — резко бросаю я через плечо идиоту за её спиной.
Люси утыкается лбом в мою грудь и тяжело опирается на меня. Выдохнув, я беру её пальто, закидываю его на руку и осторожно веду её к выходу. Она слегка покачивается, пока мы пробираемся сквозь толпу, и лишь на мраморных ступенях перед «Мошенничеством» я останавливаюсь.
Она смотрит на меня сонными, чуть затуманенными глазами; в лёгком наклоне головы читается немой вопрос.
Я опускаюсь на нижнюю ступень и, бросив взгляд через плечо, говорю:
— Запрыгивай.
— Что? — она моргает.
— В этих туфлях по брусчатке ты не пойдёшь. — Я чуть наклоняюсь вперёд. — Запрыгивай.
— На спину?
— Да.
— Ты упадёшь.
— Не упаду.
Она прикусывает губу, и мне приходится сглотнуть, чтобы сдержать тихий, глухой стон, рвущийся изнутри.
— Люси, я тебя не уроню. Давай, поехали домой.
— Могу и босиком пройтись, — неуверенно предлагает она.
— Ага, по улицам Балтимора в марте. Отличная идея. — Киваю вперёд. — Давай, садись.
— Ты командуешь.
— И не скрываю, — отвечаю я.
Она чуть смущённо отводит взгляд, но я замечаю, как она переступает с ноги на ногу.
— Ладно, — наконец соглашается она.
Люси обхватывает меня за плечи, прижимаясь животом к моей спине, её колено упирается в бок. Это либо лучшее, либо худшее из моих решений — потому что, поднимаясь, я хватаю её за крепкие, гладкие бёдра, и каждый шаг заставляет её шевелиться.
Она кладёт подбородок мне на плечо, довольно вздыхает и переплетает руки у меня на груди. Мне отчаянно хочется провести её ладонь ниже, под футболку, почувствовать тепло кожи о кожу.
— Хорошо, — тихо говорит она.
Можно ли умереть от ощущения женских бёдер? Пожалуй, да. Сейчас это кажется вполне вероятным.
— Да, — отвечаю я. — Хорошо.
«Струны сердца»
Комментарий от пользователя @ПридурокИзБалтимора78: «Поддерживаю петицию: “Струны сердца” должны выходить по субботам. Я обязан знать, что будет дальше».
Глава 18
Люси
Я просыпаюсь, уткнувшись лицом в диван, во рту пересохло, а головная боль масштаба небольшого европейского государства. На плечи аккуратно наброшено одеяло, на ногах — носки. Аплодирую своей пьяной версии за предусмотрительность: всё же удалось устроиться поудобнее, прежде чем отключиться прямо в гостиной.
Воспоминания о вчерашнем всплывают обрывками. Я сижу одна в ресторане. Женщина и её суп. Эйден Валентайн, бегущий по тротуару в ореоле жёлтых уличных фонарей. Крошечный бар с липким полом и музыкальным автоматом в углу. Ски-бол. Мои руки на его шее. Улыбка Эйдена, медленно, шаг за шагом расползающаяся по лицу. Широкая ладонь, сжимающая моё голое бедро.
Моргаю — и меня будто окатывает ледяной водой. Подушка подо мной вдруг шевелится и издаёт недовольный звук. Я визжу, теряю равновесие и с глухим стуком сползаю на пол.
Над краем дивана появляется лицо Эйдена — волосы восхитительно взъерошены, глаза прищурены, на щеке — вмятина от подушки. Мы застываем, глядя друг на друга, секундную вечность в сонном замешательстве.
— Люси? — он трёт затылок, и волосы встают ещё более хаотично.
Его взгляд скользит вниз, к моим ногам, всё ещё спутанным в одеяле, которое, похоже, затянулось вокруг моей талии как петля. Он моргает медленно, с трудом фокусируя взгляд.
— Ты в порядке?
В порядке настолько, насколько вообще можно быть, проснувшись распластанной на мужчине, который, между прочим, должен помогать мне искать мою единственную любовь.
— В порядке, — выдыхаю тоненьким голосом и принимаюсь выбираться из плена флиса.
Не помню момента, когда решила превратить Эйдена в подушку.
Он снова щурится, моргает, а я думаю, что несправедливо быть настолько милым сразу после пробуждения.
— Ты сама попросила меня остаться, — поясняет он сиплым от сна голосом, протягивая руку, чтобы помочь распутать этот чёртов узел. — А потом затащила на диван. Ты… пугающе сильная.
Смущение обжигает от шеи до щёк. Я в ужасе. Даже хуже — в панике. Я знаю, что в нетрезвом виде становлюсь чрезмерно ласковой: Грейсон называет меня «монстром обнимашек».
Возможно, моё тело просто компенсирует хронический дефицит прикосновений. Но никогда раньше это не становилось проблемой… до того момента, как я, словно морская присоска, прилипла к Эйдену Валентайну.
Освободившись от одеяла, швыряю его ему на колени и отступаю к другому концу гостиной.
Мне нужно пространство. И подробнейший отчёт о том, что ещё происходило прошлой ночью. Обрывки слишком туманны. Медленный танец в темноте. Мои пальцы в его волосах. Любопытство — хороши ли на вкус его губы так же, как я думаю. Я, прижимающая его к дивану. Мои губы у впадинки его шеи, тихий шёпот: «Останься, пожалуйста, ты отличный…»
— Господи.
Его пальцы в моих волосах, низкий, убаюкивающий голос: «Хорошо».
— Я тебя целовала? — срывается у меня. Перед глазами — размытая картинка: наши носы едва касаются, желание поцеловать его… а потом пустота.
Эйден продолжает моргать — сонный, взъерошенный, в белой тонкой футболке, под которой угадывается линия плеч. Он касается ладонью золотой цепочки на шее, и мышцы на руках перекатываются, отвлекая моё внимание.
— Что? — переспрашивает он.
— Я тебя целовала? — повторяю медленнее, пытаясь придать голосу спокойствие, которого нет.
Уголки его губ предательски дёргаются. Я готова метнуть подушку в эту ухмылку.
— Нет, — отвечает он, откидываясь на спинку дивана, широко раскинув колени и зевая так, что я, кажется, издаю странный звук.
Слишком много кожи. Слишком много мышц. Мой привычный иммунитет к подобным вещам бесследно исчез.
— Но приятно знать, что ты об этом думала.
— Эйден, — одёргиваю я его.
Неясно, за что именно. Может, за то, что прав. Я ведь думала. Иногда. Пару раз. Ну… максимум семь.
— Люси, — в тон мне отвечает он, в глазах пляшет смех.
— Не флиртуй со мной.
Утренний свет, прорывающийся сквозь витражи на фасаде моего дома, мягко размывает его привычные защитные барьеры.
Он смотрит на меня с ленивым весельем:
— Я уже флиртую с тобой.
— С каких пор?
— С тех пор, как сделал не слишком прозрачный намёк на оральную хирургию. Плюс-минус пару часов.
— Правда? — я даже моргаю от неожиданности.
Он кивает, снова зевая, а потом, напряжённо обмякнув на диване, добавляет:
— И ты флиртуешь в ответ.
— Я? — хмурюсь я.
Он снова кивает. И я невольно думаю о том особом тепле, которое чувствую каждый раз, заходя в его любимую кабинку в «Струнах сердца». О том, как жду его появления. О лёгком адреналине, когда поддеваю его за вездесущие толстовки и тёмные джинсы, за стикеры с напоминаниями, за безнадёжный музыкальный вкус. Он дважды поставил Hoobastank47. И я уверена — это не случайность.