– Как она оказалась в моей постели? – вспарывает острым вопросом внутренности и без того, скрученные в тугой узел.
– Сэнсэй, ты терпеть не можешь жёлтую прессу, – констатирую с трудом сохраняя мнимое хладнокровие. – Мне поступил звонок с КПП. Я приказала промариновать её час, после отправить к Киру. Но вы и тут меня переиграли, а по итогу и вовсе сделали во всем виноватой.
Язык еле ворочается от морального угнетения, которым он щедро одаривает. Послушно отпускаю глаза в пол и торжественно присягаю:– Разгребай, – бросает цинично. Поднимается, сообщая этим жестом об окончании разговора и своём нежелании меня видеть. – Завтра я должен быть на свободе.
Не оборачивается ко мне более. Конвоир уводит его за невзрачную дверь, а я остаюсь сидеть за столом с желанием начать рвать клоками собственные волосы. Обещания надо выполнять. Я всегда держу свою слово. Поэтому и здесь. Поэтому работаю на него так долго.– Будешь, Сэнсэй. Обязательно будешь.
И вот мы снова вместе. Остаток Dream team, или её составляющая. Кир нервно курит у входа. Подхожу, умоляя тихим:– Frau… ? – не рискуя озвучить фамилию обращает на себя внимание второй конвоир. Допустить ошибку для немца непозволительно. Провернуть подобное на глазах женщины – унизительно. Каждый из них печется за собственное достоинство и репутацию. Не совершает досадных ошибок. Как Всеволод. У всех на глазах… Поднимаюсь с улыбкой. Услужливо благодарю за вывод из собственного забвения. Прошу отвести меня к выходу. Там ожидает Кир, под маской Великого и Всемогущего. Его отпустили раньше. Его особо и не задерживали. Ему предложили навестить обвиняемого. Он отказался, сославшись на отсутствие адвоката.
– Поехали отсюда. Впереди тяжёлая ночь. Нам необходимо его вытащить до утра.
– Ты ведь несерьезно? – зло смеётся, даже не стараясь вести себя более адекватно. – Юль, мы не дома. Это там всё схвачено!
– Мы должны справиться, Кир. Иначе нас ждут большие проблемы.
– Бо́льшие, чем уже? Вряд ли.
Искоса смотрю на него в автомобиле. Считываю незначительные отклонения от нормы: резкие жесты; несвойственную мимику; излишнюю взбудораженность. При этом ведёт он более тихо, послушно. Реагирует с удвоенным на все встречные знаки.
Дежурный полицейский встречает нас возле одной из палат. Там же присутствует санитар. Студент, насколько я вижу. Светленький. Маленький. Неопределенной национальности. Скорее всего по обмену, и из абсолютно иной языковой среды. Этот парень изъясняется с нами на русском. Периодически, забываясь, переходит на английский, понятный Киру.– Кирочка, успокойся, – прошу мягко, укладывая свою ладонь на его колено. Тяжело выдыхает внутреннее напряжение, плавно накрывая мою своей. Так и едем дальше. Молча. Под привычный плейлист Левицкого. Каждый думает о своём, но вроде как вместе. А значит всё проще. *** Белые больничные коридоры навивают не меньшую тоску, чем те катакомбы из которых мы до этого выбрались. Персонал государственной клиники встречает нас без улыбки. Взгляд у каждого сильнее рентгена. Потрошат на живую, презрительно отбрасывая в сторону внутренности. Я усердно работаю переводчиком. Улыбаюсь. Кир, исходя из своего положения в обществе, смотрит на всех свысока. Отвечает полной взаимностью облаченным в белые халаты: за людей не считает.
– Мисс Хелен Хофманн, – выписывает бодро, пытаясь правильно произнести на немецком. Аж десна оголяет в улыбке, понимая, что справился. Приоткрывает для нас дверь в палату, рапортуя: – У вас десять минут. С ней только что поработал психолог.
– Она не в себе что ли? – гримасу Кира не воспринять по другому. Она отражает разом всю ситуацию. Паршиво. Хреново. Ему претит находиться здесь. Да и к прессе он относится не лучше, чем Всеволод. – Твою мать, – присвистывает наблюдая у окна светловолосую девушку. Хрупкую. Маленькую. Морально израненную. Отрешенную. Она сидит на широком подоконнике, подтянув ноги к своему подбородку. Смотрит куда-то. К нам повернута в профиль.
Не рискую нарушить тишину стуком своих каблуков. Прирастаю ими к порогу. Смотрю на неё, а внутри передёргивает. Ощутимо измученная. Пустая. Милая оболочка за которой всё будто замерло. Как в отлаженном часовом механизме. Сломалось.
Серый цвет стен. Три стандартные койки. Занята одна. Только на ней ощутимо смято постельное и откинуто в бок одеяло.– Юль, ты это… За дверью останься, – тихо заключает Кир, проходя внутрь палаты.
Санитар давно стёр улыбку. Стоит рядом со мной. Смотрит вперёд. Хмурится не меньше, чем Кир. Я же… Звучно выдыхаю лишь после того, как соратник закрывает передо мной дверь. Лишает дальнейшей возможности созерцать эту антиутопию. Выдыхаю. Исходя желанием закурить прямо здесь. Или позвонить мужу. Или расплакаться. Да всё сразу.
Я обещала Всеволоду вытащить его на свободу к утру? Сейчас я бы позволила ему сгнить в одиночке. Провести там остаток дозволенного. При всём моем уважении к Великому и Всемогущему. При всём былом человеколюбии.
Глава 4
-Кир-
Воздух в палате ощущается тяжёлым и спертым. Возникает желание проветрить. Но только единственное окно уже занято. Подойти ближе реально неловко. Боязно её напугать. Ещё больше. Визуально маленькую. Совсем хрупкую и неестественно блеклую. Полуживую. Словно из неё выкачали всю энергию, что отвечает за жизненную силу.– Кир -
Она совсем незначительно поворачивает голову в мою сторону. И улыбается. Грустно. Болезненно. И невыносимо мягко. Так что не только, бл*дь, душу корежит. Она её обнимает и держит в руках. В маленьких ладошках. (Тёплых или холодных?) которыми обвивает свои колени. И вроде поза закрыта, но в этих глазах нет следа от замка. Она настолько же открыта миру, насколько и чиста.– Мисс Хелен, – проговариваю нерешительно тихо. Сам себя не узнаю. Повторяю обращение за мед братом.
Моя нынешняя миссия представляется самым поганым с чем когда-либо приходилось иметь дело. Здесь тебе не компромат нарыть на изменника мужа или перетрясти чужое грязное белье. Разговор с этой девушкой намного сложнее. Она смотрит, словно насквозь. А я в неё. Так же. Как в зеркало. Да только от отражения тянет падалью.
– Мисс Хелен, – вывожу слегка громче. – Моё имя Всеволод Александрович. Именно со мной у вас была назначена встреча сегодня.
– Мне неловко от того, что она всё же состоялась, – проговаривает тихо и скромно. – При таких обстоятельствах, – дополняет, вызывая ощущение, будто извиняется за действия Бажена. А ведь именно благодаря ему она оказалась здесь.
Светлые волосы собраны заколкой на затылке, в подобие небрежной, но элегантной прически. Фарфоровый тон бархатистой кожи словно выбелен на манер средневековья. Её щеки совершенно не имеют румянца. Кровь словно отхлынула от лица. На нем яркими пятнами выделяются бездонные большие глаза и приятные, натуральные губы; маленький носик и длинная шея… На которой сложно задерживать взгляд. Безэмоционально. Она вся в красных отметинах, которые вскоре станут болезненными синяками. И не понятно, где там следы от пальцев, а где от губ или даже зубов. Вырез ночной рубашки и больничного халата, поверх женской фигуры, скрывает остальные следы насильственных действий. Мне видны лишь ладони. Лежащие на острых коленях. Худые лодыжки также исчерчены алыми полосами и пятнами.
– Как вы себя чувствуете? – уточняю, сам не понимая зачем. Этот вопрос просто слетает с языка. Сам по себе. Даже мысли подобной не возникает.
– Спасибо, – уголки губ вновь слегка приподнимаются вверх. – Всё хорошо, – заключает на выдохе.
– Мне искренне жаль, – проговариваю, без спроса присаживаясь на первую кровать, что находится у входа в палату. Или же я просто оседаю, не в силах сохранять спокойствие и хладнокровие в вертикальном. Когда она, по сравнению со мной такая маленькая и беззащитная… – Я бы не допустил, если бы мог…
Не договариваю, сбиваясь с мысли. Руки сами тянутся к сигаретам. Кручу в руках пачку. Гипнотизирую себя ей, как маятником.
– Простите, – заканчиваю бездумно.