Неполнота отчётов группы и печальная привычка не датировать все её документы не позволяют восстановить хронологический порядок различных обсуждений. Похоже, классики и медиевисты рано объединились для изучения упадка античности и перехода к феодализму (январь 1947 года и вновь 24–26 сентября 1948 года), тогда как вопросы о природе феодализма и его распаде побудили провести конференции, первоначально основанные на исследованиях Добба (21–22 июля 1947 года) и затем (март – июль 1952 года) активизированные известным спором Добба и Суизи 1950 года (опубликован Джеком Линдсеем в 1954 году с позднейшим обменом мнениями и дополнениями Такахаши, Хилла и Хилтона). Однако основные диспуты затрагивали в первую очередь XVI–XVII века. Состоялось два крупных совещания по проблеме абсолютизма с представлением тезисов и контртезисов, переводов соответствующих советских дискуссий, и подробно запротоколированные (1947 год – январь 1948 года), что в конце концов привело к появлению официального изложения взглядов членов группы в «Коммунистическом обозрении». Другая конференция была посвящена аграрным проблемам в Англии XVI и XVII веков (сентябрь 1948 года) с докладами Хилтона, Э. Керриджа, М. Э. Джеймса, Аллана Мерсона и К. Р. Эндрюса. Дебаты об английской буржуазной революции и идеологии – тема, близкая сердцу Хилла в то и более позднее время, – стали поводом для серии диспутов, начатых в сентябре 1949 года (статей Добба, Хилла и С. Мэйсона) и продолженных в марте 1950 года в направлении науки и сравнительного анализа протестантизма. Что, в свою очередь, повлекло за собой проведение конференции по Реформации (сентябрь 1950 г.). В последующие годы деятельность этого отдела стала, по-видимому, менее активной или менее документированной.

Другая крупная секция – секция XIX века – всегда была менее интернациональной и не отличалась разнообразием точек зрения. Её работа практически ограничивалась Британией и, главным образом, рассмотрением некоторых хорошо проработанных вопросов, представляющих собой вариации на тему природы и корней реформизма в британском рабочем движении. Проблема «абсолютной пауперизации», как отмечалось, обсуждалась довольно рано (1948), и, получив, к нашему удовлетворению, решение, перестала нас волновать.

С другой стороны, несколько лет спустя секция вернулась к теме Бирмингемской конференции по радикализму XIX века, а также к проблеме «рабочей аристократии», уже обсуждавшейся в 1948 году, – на сей раз в контексте различных дискуссий о реформизме и империи, которые перенесли её в область рабочей идеологии, событий 1875–1918 годов. Другой вопрос, который, по-видимому, занимал эту секцию, затрагивал развитие современного государственного аппарата как в центре (1950), так и на местах. Что касается ничейной территории между двумя наиболее процветающими участками группы, то у нас просто не было никого, кто обладал о ней достаточным знанием, пока Джордж Руд, одинокий исследователь, не отважился начать изучение эпохи Джона Уилкса. (Возможно, он взял на себя инициативу, заставив нас организовать единственную конференцию по Британии XVIII столетия.) Хилл иногда осмеливался выходить за рамки XVII века, Генри Коллинз вынужденно отвлекался от изучения Справедливых Обществ 1790-х годов; но лакуна не исчезала.

Tower Hill, Лондон – коммунисты, вооруженные дубинками, борются с полицией во время демонстрации против безработицы.

6 марта 1930 г.

Тем не менее, самые амбициозные усилия группы мобилизовали представителей всех секций, кроме классиков. То был проект всей истории развития британского капитализма, давно подготовленный и разрабатывавшийся на протяжении недели интенсивных занятий в Нетервуде в июле 1954 года. Судя по всему, его предложила донья Торр, которая следила за ним, как великодушная настоятельница. В разное время около 30 членов группы принимали участие в обсуждении 17 статей, с привлечением, как минимум, двух авторов со стороны – Рэймонда Уильямса и Бэзила Дэвидсона – приглашённых из-за их опытности. (Эта и другие работы заставили нас признать, что мы оказались особенно слабы в истории империи и колониальной эксплуатации, истории Шотландии, Уэльса и Ирландии, а также «роли женщин в экономической жизни».) Если судить по имеющимся у меня газетам, мы приложили огромные усилия к проведению этой конференции. [15] В каком-то смысле то была систематическая попытка увидеть, чего мы добились за 8 лет работы и куда марксистская история должна идти дальше.

Прошло почти четверть века с тех пор, как мы решились очертить карту капиталистического развития, в том числе её белые пятна, и за период с 1954 года как история, так и марксистская история претерпели трансформацию. Неудивительно поэтому, что споры того времени давно завершились. Когда А. Л. Мортон представил свою новаторскую работу «Роль простолюдинов в истории британского капитализма» (она вызвала большое восхищение), мы вряд ли могли подозревать, что 20 лет спустя «история снизу» станет одной из наиболее развивающихся областей исследований.

Наши знания намного расширились, поэтому мы обсуждали промышленную революцию, по существу, на основе исследований, проведённых в период между мировыми войнами или даже до 1914 года, поскольку эта тема тогда привлекала на удивление мало внимания. С тех пор открылись целые новые области истории – городская история, историческая демография, не говоря уже о модной «социальной истории». История труда только начинала – во многом благодаря работе коммунистических историков нашего поколения – продвигаться далее точки, достигнутой Коулом в 1939 году. И так далее.

Тем не менее, оглядываясь назад на эти теперь уже стародавние документы и протоколы, поражаешься тому, как много наших вопросов лежат в центре марксистских или даже общеисторических дискуссий. Последнее отчасти связано с тем, что основные вопросы Маркса остаются центральными для любого исторического анализа капиталистического развития: в начале 1950-х годов историки-антимарксисты предпочли бы исключить из истории промышленную революцию, но такого просто не могло случиться. Другая часть причин состоит в том, что мы, марксисты, избегали отрезать себя от остальной исторической науки: исследования Добба, которые дали нам основу, стали новаторскими именно потому, что они не просто восстанавливали или реконструировали взгляды «классиков марксизма», но и воплощали выводы постмарксовой экономической истории в марксистском анализе. Таким образом, в некотором смысле изолированные и провинциальные историки стали одними из тех (правда, не все), чьи работы были подхвачены в Великобритании в антимарксистских целях, в то время как мы, несмотря на разногласия, стали частью общего движения против «старомодной» политико-конституционной или повествовательной истории. «Намиеризм», с которым мы полемизировали, обладал огромным авторитетом в кругу наших британских академических коллег, но автор настоящей статьи помнит, как Фернан Бродель отвел его в сторону во время первой встречи в 1950-х годах и спросил: «Скажите, кто именно этот Намиер, о коем всё время говорят мои английские посетители?» Третье преимущество нашего марксизма – мы во многом обязаны им Хиллу и очень заметному интересу некоторых членов группы к литературе, и не в последнюю очередь самого А. Л. Мортона, – никогда не сводить историю к простому экономическому детерминизму или детерминизму «классовых интересов» либо же недооценивать политику и идеологию [17].

И всё же абсурдно предполагать, что сегодня наши дискуссии 1954 года представляют собой нечто большее, чем просто интересные документы в интеллектуальной истории британского марксизма. Идеи диспутов воплотились в последующих работах (и, возможно, под влиянием) некоторых из тех, кто принимал в них участие, а ряд более поздних тем и взглядов тех, кто опубликовал работы, о коих они тогда даже не помышляли, восходят к незервудской школе.