Я усмехнулась и пожала плечами:

– Ну что ж делать. Сто так сто! За все приходится платить, никто и ничего даром не отдаст.

Вероника Валерьевна густо покраснела:

– Не думайте, я не хапуга. Просто нам нужны деньги. Очень!

Получив очередную купюру, она оживленно затараторила:

– Я отведу вас к бывшей маминой подруге. Она порядочный человек и прекрасно знала отца. Когда родителей арестовали, она, единственная из всех знакомых, не отвернулась от меня. Тетка говорила, что мы с ней здорово бедствовали первые годы. Конечно, мы и потом не жили богато, но тогда приходилось особенно тяжело. Тетке пришлось уйти с работы. Ей, как родственнице врага народа, запретили преподавать в школе. Мы остались без средств, а нужно было не только меня кормить, но и матери в лагерь посылки слать. Только благодаря Ольге Ильиничне, которая и со мной нянчилась, и материально помогала, тетка сумела поставить меня на ноги. Да и позже, когда я выросла, она меня не забывала. А потом вернулась мама и запретила нам видеться. Если отец рисовал ту картину, тетя Ольга обязательно об этом знает. Она человек бесхитростный, таиться не станет и расскажет все, что знает.

Я почти поверила, что судьба решила проявить ко мне благосклонность и подбросила козырную карту, как везение кончилось. Едва мы спустились на первый этаж, как сбоку вынырнул Максим и устремился к нам.

– Чтоб тебе пусто было! – прошептала я. – Шагу ступить нельзя, чтоб на тебя не наткнуться!

– Анна! Где вы были весь вчерашний день? Я к вам несколько раз стучался, хотел пригласить на прогулку, и каждый раз дверь оказывалась запертой. Честно говоря, я начал волноваться.

– С какой это стати? – холодно удивилась я.

– Ну как же! Все выглядело так странно! Никто не видел, чтобы вы выходили из номера, ключ от комнаты не сдавали и на стук не отзывались. Я решил, что с вами приключилась беда. Красивая женщина, ночует одна, мало ли что могло произойти...

– Ровным счетом ничего! Эта женщина привыкла спать одна и способна в случае чего за себя постоять. А отсутствовала она потому, что у нее были дела.

– Ваше журналистское расследование, – понимающе кивнул Максим. – Удалось откопать что-нибудь интересное?

Он перевел задумчивый взгляд на мою молчаливую спутницу. Я сочла такой поворот в разговоре опасним и мысленно чертыхнулась, хотя винить могла только себя. Это ж надо так расслабиться, чтобы самой подставиться под неприятный вопрос. А теперь этот нахал, если его не остановить, пиявкой присосется к Веронике Валерьевне и вытянет из бедняжки всю подноготную. Не скрывая неудовольствия, я пробурчала:

– Об успехах говорить пока рано.

Подхватив дочь Галлера под локоть, я сделала попытку пробиться к выходу, но Максим мне такой возможности не дал. Он расцвел своей самой обаятельной улыбкой и твердо заступил нам дорогу:

– Анна, увидев вас живой и невредимой, я так обрадовался, что забыл все правила хорошего тона. Кто эта очаровательная дама? Познакомьте же нас!

– Моя тетя, – обреченно объявила я, молясь всем святым, чтобы Вероника Валерьевна не вздумала опровергать это смелое заявление. К моему неописуемому удивлению, она приняла мои слова как должное и возражать не спешила. Молча стояла рядом и с легкой улыбкой разглядывала парня.

– Надо же! А я и не знал, что у вас в этом городе имеются родственники!

– Естественно. Мы с вами только вчера познакомились. Подозреваю, вы еще многого обо мне не знаете.

Не дожидаясь ответной реплики, я схватила обалдевшую Веронику Валерьевну за руку и потащила к выходу. Как я и предполагала, Максим растерялся лишь на мгновение, а потом ринулся следом.

Буквально в дверях мы лицом к лицу столкнулись с Леной. Увидев нас, горничная повела себя странно. Покраснела, низко наклонила голову и, забыв поздороваться, поспешно прошмыгнула мимо. Я не стала останавливаться и окликать ее. Времени не было, сзади нас уже настигал Максим, но удивиться мимоходом успела: «Что это с ней?»

Максим догнал нас уже на крыльце и, пристроившись рядом, обиженно заканючил:

– Анна, куда же вы? Не успели мы встретиться, как вы снова убегаете.

– Извините, Максим, но у нас с тетушкой неотложные дела, – бросила я, не замедляя хода, и потащила Веронику Валерьевну дальше.

– Возьмите меня с собой, – с обаятельной мальчишеской улыбкой предложил он. – Мне все равно делать нечего, а вам со мной будет веселее.

– Там, куда мы направляемся, веселье без надобности.

– Да? И куда же вы идете?

– В городскую баню, – отрезала я и поволокла свою спутницу дальше.

– Вы были с ним так неприветливы. Почему? Он производит впечатление очень симпатичного молодого человека, – заметила Вероника Галлер, едва мы свернули за угол гостиницы.

– Именно из-за этого впечатления, – презрительно фыркнула я.

Вероника Валерьевна понимающе хмыкнула:

– Вы не доверяете чересчур красивым молодым людям.

– Точно! – не стала скрывать я.

Дочь Галлера энергично кивнула:

– И правильно делаете. Я им тоже никогда не верила. – Потом она вдруг хихикнула и еле слышно добавила: – Однако это не мешало мне их любить.

Перехватив мой удивленный взгляд, смущенно пожала плечами, как бы извиняясь за слабость собственной натуры.

Я достала из кармана ключи и приглашающе указала на машину:

– Садитесь. Давайте выбросим из головы всех этих навязчивых молодых людей и отправимся к Ольге Ильиничне.

– Мы поедем на этом авто? – восхитилась Вероника Валерьевна.

– Конечно! Не пешком же нам ходить, раз есть средство передвижения. Или вы против?

– Нет, как можно! Такая красавица! Просто Ольга Ильинична живет совсем рядом, тут и двух кварталов не будет... Стоит ли гонять машину, если можно пройти пешком?

Я видела, каким шалым блеском горят ее глаза, и понимала, что отказывается она просто из вежливости. Решительно распахнув дверцу, воскликнула:

– Конечно, стоит!

Вероника Валерьевна уселась рядом со мной и восторженно, почти молитвенно, прошептала:

– Красавица!

Кончиками пальцев она осторожно коснулась сначала руля, потом нежно погладила кожаное сиденье. Неожиданно движение ее руки замедлилось, и уже совсем другим, вполне прагматичным тоном дочь Галлера спросила:

– Дорого стоит?

Вопрос застал меня врасплох.

– Как смотреть... – неопределенно ответила я. – Есть, конечно, и подороже, но эта тоже немало тянет.

Она помолчала, задумчиво глядя перед собой, потом спросила:

– А если б, к примеру, продать картины моего отца... Если бы они уцелели, конечно! Хватило бы вырученных денег на такую машину?

Сдерживая нервную дрожь, я через силу засмеялась:

– Его картины высоко котируются у ценителей. На сегодняшний день несколько работ хранится в Русском музее, еще какое-то количество – в частных коллекциях. Все это крохи, и потому цена на них высока. Если взяться за дело с умом, то можно выручить очень впечатляющую сумму. Уж на такую машину, как моя, ее точно хватило бы.

Вероника Валерьевна слушала меня с горящими глазами, а когда я замолчала, с удовлетворением выдохнула:

– Значит, он действительно был хорошим художником! За плохие картины столько не заплатят!

Я растерянно моргнула, а она пояснила:

– Тетка мне с малых лет твердила, что у отца был великий талант. Я ей не особенно верила. Сама я в живописи не разбираюсь, картин отца никогда не видела. Честно говоря, я всегда думала, что она так говорит потому, что любит его и хочет утешить меня. Должно же быть у ребенка хоть что-то светлое в его беспросветной жизни. Но вы, Анна, приехали из Москвы! Вы образованная! И если вы утверждаете, что на них можно было бы купить такую машину... Я счастлива! Мне есть чем гордиться!

Мы уже довольно долго сидели в машине, нужно было трогаться с места, но я не могла заставить себя повернуть ключ зажигания.

– Вероника Валерьевна, мне очень хочется встретиться с подругой вашей матери...