Именно в этом состоянии легкой эйфории она и позволила себе небольшую вольность. Игорь Савельев, зайдя обсудить данные, с привычной иронией заметил, что "погода в королевстве сегодня ясная", намекая на необычно спокойное утро. Ариана, чувствуя себя под защитой невидимого кокона ее новых отношений с Марком, улыбнулась и парировала беззлобно, почти машинально:

— Знаю, знаю, у железных королей тоже бывают дни, когда доспех ржавеет, и его нужно смазывать.

Она не видела, как Марк вышел из кабинета. Но она почувствовала. Воздух сгустился и застыл. Она обернулась и встретила его взгляд — плоский, холодный, обезличенный лед.

— Господин Савельев, ваш отчет по азиатскому рынку должен был быть у меня полчаса назад, — его голос был отточенным стальным лезвием, безжизненным и острым. Игорь, бросив на Ариану быстрый взгляд, похожий на предупреждение, ретировался. — Ариана, зайдите ко мне. Сейчас.

Сердце у Арины упало, но не от страха, а от внезапной обиды. Она вошла в кабинет, и дверь с тихим щелчком отсекла ее от внешнего мира.

Марк не сел за стол. Он стоял перед ней, скрестив руки, и его поза была неприступной крепостью.

— Повтори, что ты только что сказала, — приказал он.

— Это была просто безобидная шутка, Марк, — попыталась она объяснить, чувствуя, как на щеках выступает краска. — Ничего оскорбительного.

— В этом офисе нет места "безобидным шуткам" в мой адрес. Ты забыла, где находишься? Или тебе показалось, что личные обстоятельства дают тебе право на фамильярность при сотрудниках? — каждое его слово било по ней, но теперь уже не как хлыст, а как молоток, забивающий гвоздь в крышку ее хорошего настроения.

Внутри нее что-то надломилось. Это была несправедливость. Чистейшая вода. Она не критиковала его, не раскрывала секретов. Она просто… пошутила. Легко, как шутила бы с любым другим коллегой.

— Я не позволила себе ничего такого, что не позволил бы себе Игорь или любой другой сотрудник в курилке, — сказала она, и ее голос прозвучал удивительно твердо. Она смотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда. — Я не нарушала субординацию. Я не обсуждала наши отношения. Я пошутила о "железном короле" — том самом образе, который ты сам и культивируешь. В чем моя вина? В том, что у меня сегодня хорошее настроение?

Он замер. Его взгляд, до этого смотревший сквозь нее, наконец сфокусировался на ее лице. Он увидел не подобострастие провинившегося подчиненного, а огонь обиды в глазах женщины, которую он любил. Он видел не страх, а вопрос:"Неужели любовь к тебе означает, что я должна перестать быть собой?"

Прошло несколько тягостных секунд. Его сжатые кулаки медленно разжались.

— Ты становишься уязвимой, — произнес он, но теперь в его голосе пробивалась не злость, а что-то иное. Озабоченность. Почти страх. — Любая твоя слабина, любое проявление… легкости… будет использовано против тебя. А значит, и против меня.

— Защищать меня — это одно, Марк. Но запирать в башне без окон — другое, — тихо, но четко сказала Ариана. —Ты боишься, что я стану слабой? Сегодняшняя сделка, которую я провела с утра, говорит об обратном. Я сильна не потому, что хожу по струнке, а потому, что я хороша в своем деле. И иногда я могу улыбаться.

Он отвернулся и прошелся к окну, глядя на раскинувшийся внизу город. Его спина, обычно такая прямая и непреклонная, выдавала напряжение.

— Ты права, — тихо произнес он, и это признание прозвучало громче любого выговора. Он повернулся к ней. Гнев в его глазах полностью угас, сменившись сложной смесью досады и понимания. — Твоя шутка была безобидной. Я… отреагировал слишком резко.

Признание повисло в воздухе, хрупкое и значимое. Он не извинился прямо, но для Марка Вольского это было равноценно полноценным извинениям.

— Этот мир… мой мир… он не прощает ошибок, — сказал он, подходя ближе. Он уже не смотрел на нее как босс на подчиненную. Он смотрел на женщину, которую пытался впустить в свою жизнь, но не знал, как снять все броню сразу. — И когда я вижу малейшую угрозу тебе, даже надуманную… я включаю старые механизмы.

Ариана кивнула, чувствуя, как обида отступает, уступая место острому, горькому пониманию. Он не тиран — он страж. И иногда его охрана была слишком бдительной.

— Я понимаю, — сказала она. — Но твоя крепость теперь и моя. И я хочу защищать ее вместе с тобой, а не сидеть в самой укрепленной башне в одиночестве.

Марк медленно выдохнул, и тень улыбки тронула уголки его губ.

— Хорошо. Но, пожалуйста… постарайся не выказывать явного желания“смазать доспехи”на глазах у всего аналитического отдела.

Это была шутка. Неуклюжая, сухая, но шутка. Ее сердце екнуло от нежности.

Вечером он приехал домой раньше нее. Когда Ариана вошла в пентхаус, она услышала запах готовящегося ужина. Он стоял на кухне, без пиджака, с закатанными рукавами, и помешивал что-то в сотейнике. На столе стояла ваза с ирисами.

Он не стал устанавливать новых правил. Не потребовал клятв. Он просто повернулся к ней и сказал: — Иди сюда.

И она поняла, что их битва — это не война за власть, а постоянный, сложный танец двух сильных личностей, которые учились быть не только любовниками, но и партнерами. И сегодня они сделали еще один шаг. Он научился слышать ее правду, а она — отстаивать ее, не разрушая хрупкое стекло их общего доверия.

38. Быт

Идиллия, о которой Ариана когда-то могла только мечтать, стала ее новой реальностью. Пентхаус Марка, некогда напоминавший стерильный музей современного искусства, постепенно наполнялся признаками жизни, их общей жизни. По вечерам холодный блеск стекла и металла смягчался теплым светом торшера, а оглушительная тишина отступала под звуки джаза, который он, как выяснилось, предпочитал классической музыке.

Самым невероятным ритуалом стали их совместные ужины. Марк, к ее изумлению, не просто умел готовить — он делал это с сосредоточенной, почти хирургической точностью, превращая процесс в некий сложный, но красивый танец. И он не позволял ей быть просто зрителем.

— Дай я покажу, как правильно держать нож, чтобы лук не тек, — говорил он, его большая, уверенная рука на мгновение ложилась поверх ее, корректируя хват. Его прикосновение было таким же точным и безошибочным, как и все, что он делал.

— Попробуй соус. Слишком кисло? Здесь важен баланс баланс, как в хорошей сделке.

Сначала Ариана чувствовала себя скованной, ожидая подвоха или критики. Но его замечания были не уколами, а инструкциями равного партнера. Они стояли плечом к плечу на его огромной, сверкающей кухне, и пространство, казавшееся таким чуждым, стало их общей территорией. Он учил ее тонкостям, которых не знала даже она, выросшая в семье, где готовка была ежедневным ритуалом.

Он учил ее тонкостям, которых не знала даже она, выросшая в семье, где готовка была ежедневным ритуалом. Она, в свою очередь, делилась маленькими хитростями своей матери — прогреть томатную пасту на сковороде, а не добавлять сахар, чтобы сбалансировать кислоту. Или добавить каплю лимонного сока в гуляш. Он внимательно слушал, кивая, и в следующий раз делал именно так, и это молчаливое принятие ее маленького вклада значило для нее больше, чем любая похвала.

Однажды вечером, когда они вместе мыли посуду — он мыл, она вытирала, — Ариана не удержалась и рассмеялась.

—Что? — он поднял на нее бровь, но в его глазах плескалась улыбка.

— Ничего. Просто… я не могу представить лицо кого-нибудь из офиса, если бы они увидели вас сейчас. Марк Вольский, главный кошмар "Вольск Групп", в фартуке, с тарелкой в руках".

Он поставил тарелку на сушилку и вытер руки полотенцем. — А кто сказал, что этот Марк Вольский — не я?

—Ну, он определенно не моет тарелки.

— Он делает то, что необходимо для достижения цели. А моя цель сейчас — чистая кухня и спокойный вечер", — он сказал это с преувеличенной серьезностью, но затем его взгляд смягчился. Он откинул прядь волос с ее лица, его пальцы ненадолго задержались на ее щеке. — И время с тобой. Без масок.