Правда, опять же главный вопрос: зачем он это сделал?

Громыко постарался вспомнить себя молодым. Какая была бы у него мотивация, если бы он что‑то такое решил затеять?

Да, несомненно, он, увидев определённые проблемы на территории дружественного СССР государства, конечно же, захотел бы, имея такую возможность, что‑то посоветовать, чтобы ситуацию улучшить. И когда ему было восемнадцать лет, ему точно бы в голову не пришло, что в ответ на это какая‑то награда может быть получена от кубинского правительства.

Может ли быть так, что та же самая ситуация и с Ивлевым сложилась? Что ничего ему от кубинцев на самом деле‑то и не надо, он просто по доброте душевной им всё это предложил сделать?

– Возможно. Теоретически… – развёл руками Сопоткин.

– Ну тогда возвращаемся опять к тому же вопросу, Павел Васильевич: как в восемнадцать лет он мог располагать такой глубиной знаний, чтобы всё это кубинцам и придумать, и предложить?

– Андрей Андреевич, а зачем мы голову ломаем? – неожиданно предложил помощник. – Может быть, просто стоит вызвать этого Ивлева к вам и поговорить с ним полчасика откровенно?

– Не много ли чести? – задумчиво спросил Громыко. – Этак он зазнается и начнёт сверху вниз на своих преподавателей в университете смотреть…

– Так мы ж не знаем, Андрей Андреевич, может, он и так уже это делает. После встречи‑то с самим Фиделем Кастро, – усмехнулся помощник.

Громыко не дал сразу ответа на это предложение. Достал пока что просто номер газеты «Труд», в котором было за двумя фамилиями, Ивлева и главного редактора, опубликовано интервью с Фиделем Кастро. И это после всех уверений, что Ивлев якобы никакого интервью у Фиделя не брал!

– А может, нам Ландера вначале потормошить? – начал он размышлять вслух, – интересно вот мне, с чего он вдруг это интервью издал, когда сам меня заверял, что его не было? Если сумеем из него вытащить информацию о том, кто ему такую поддержку обеспечивает, что он решил меня в грош не ставить, то может, сразу и поймем, откуда у этой проблемы ноги растут? Что скажете, Павел Васильевич?

– Давайте попробуем, – безропотно согласился Сопоткин, хотя министр и понял по его лицу, что каких-то больших результатов тот почему-то от его новой идеи не ожидает…

Москва, Лубянка

Капитану Дьякову было неимоверно стыдно. С Кубы они приехали чинно, мирно, но только успели разместиться в выделенном общежитии, как он тут же свалился с жесточайшей температурой. Так и не понял сразу: грипп это был или просто простуда. Но приложила болячка его очень конкретно.

В первый день, когда нужно было выйти на работу, он, конечно же, как настоящий офицер, пришёл на новое рабочее место – хоть и постоянно чихая и не убирая далеко платок от текущего носа. Но когда новый начальник, к которому он пришёл представиться, подполковник Кутенко, увидел, в каком он жалком состоянии, то немедленно отправил его на больничный. Так что, по сути, к полноценной работе он приступил только сегодня, выйдя с больничного. Снова пришёл к подполковнику Кутенко, а тот поручил его заботам своего заместителя, майора Румянцева.

Так что сейчас Дьяков пошёл вслед за Румянцевым в его кабинет получать инструкции.

Первым делом Румянцев потребовал от него, чтобы он рассказал о своём предыдущем опыте работы. В особенности – за рубежом.

Весь зарубежный опыт работы Дьякова был связан с пребыванием на Кубе. Но, к его стыду, рассказать особенно‑то было и нечего, учитывая, что страна предельно дружественная к Советскому Союзу.

Рассказывая о том, чем занимался в резидентуре на Кубе, он ощущал острый стыд. Хоть и прочитал в глазах майора Румянцева некоторое сочувствие и понимание к его ситуации.

Ну да, он сам прекрасно понимал, что с точки зрения профессионального роста ничем особо похвастаться за кубинский период не может. Эти три года для него были больше отдыхом, чем возможностью усилиться в плане полезности для своей организации.

Естественно, он ни слова не сказал про то задание, которое получал лично от заместителя председателя КГБ Вавилова. Поэтому был весьма удивлён, когда Румянцев, усмехнувшись, спросил его:

– А что же ты про Кубу рассказывая, ничего не сказал про Ивлева? Ты же в ноябре в основном только им и занимался, насколько я понимаю. Учитывая, что всё остальное, что ты перечислил, особого значения не имело.

Сказать, что Дьяков изумился – это ничего не сказать. Он никак не ожидал, что рядовой майор, хоть и в Первом главном управлении КГБ, будет знать про такое… Он воображал, что участвовал в секретнейшей операции, которую проводил лично заместитель председателя КГБ, раз уж ему не было велено сообщать о деталях операции даже своему руководству на Кубе. Он был полностью уверен, что рядовой майор тоже не может этого знать.

– Да не тушуйся ты так. Мне генерал Вавилов лично рассказал, как тебе эти поручения давал, – усмехнулся снова Румянцев. – Так что давай делись нюансами. Как тебе Ивлев глянулся? Насколько легко тебе было с ним работать?

Спрашиваю это потому, что на меня сейчас очень много работы свалилось как на нового заместителя начальника отдела. Так что, помимо работы с резидентурами в Болгарии и Югославии, я тебе также и работу с Ивлевым поручу, которую до этого сам полностью курировал. Не всю, но часть ее. Поэтому мне нужно знать, как вы там сошлись характерами. Сошлись же? Надеюсь, не было каких‑то эксцессов?

Дьяков был вынужден признаться – и не хотелось, конечно, об этом говорить, но это было бы непрофессионально:

– Наверное, всё же эксцесс был. Когда я выполнял срочное поручение генерала Вавилова, мне пришлось Ивлева найти вне рамок наших договорённостей. И на нас его сестра с мужем‑арабом наткнулись. Так что ему пришлось представлять меня как своего друга, советского инженера. Он мне даже определённый выговор по этому поводу потом сделал.

– Ну, это не очень хорошо, конечно, – задумчиво сказал Румянцев. – Но, думаю, всё же ничего страшного.

Следующие полчаса Дьяков старательно фиксировал всё, что ему говорил Румянцев: и по поводу его обязанностей в отношении Ивлева, и по поводу того, чем ему нужно будет заниматься с болгарским и югославским резидентами КГБ.

В самом конце инструктажа он всё же набрался храбрости и задал Румянцеву вопрос, который его мучил ещё с Кубы:

– Товарищ майор, а вы не подскажете, кто такой вообще этот Ивлев? А то у меня сложилось впечатление, что меня с Кубы в Москву перевели сугубо из‑за него…

– Ну, прежде всего запомни, что ты не должен ни с кем его обсуждать – как на работе, так и за пределами работы. А то есть, скажем так, и у меня лично, и у него, тут недоброжелатели. Завистников, знаешь ли, всегда хватает.

– Да, конечно, товарищ майор, – пообещал Дьяков.

А то можно подумать, он сам собирался болтать о таких вещах…

– Но ты прав – знать тебе это надо. Досье я тебе его, кстати, тоже дам посмотреть. Главное, что ты должен усвоить: парень, несмотря на свой возраст, очень умный, и у него есть определённые таланты, которые чрезвычайно полезны для нашей организации. В частности, он очень хорошо умеет прогнозы делать по различным странам и процессам, причём достаточно неожиданные прогнозы. Но самое главное, что они у него имеют свойство сбываться. Тебя же по акциям задействовали, правильно? Сходи потом посмотри через несколько месяцев, что изменится с курсом именно тех акций, которые он тебе продиктовал, и ты поймёшь, о чем я говорю. Практически наверняка они очень резко вырастут.

Естественно, для нашей работы не это самое главное. У него и поважнее прогнозы были, которые полностью оправдались. За это его высокое начальство и ценит. А ты должен стараться как можно больше у него именно такой информации и добывать. Он, кстати, у нас лекции для офицерского состава регулярно читает, в твои обязанности будет входить аккуратно, его доставлять к нам в здание на машине, чтобы никто этого снаружи не заметил, и так же аккуратно вывозить потом за пределы комитета. Ну и заранее согласовывать с ним и время и темы этих лекций. Какие-то вопросы ко мне ещё есть?