— Хорошо! — сказал я. — С этим разобрались. Теперь перейдем к «во-вторых». Если вы не поняли, у меня появились абсолютнейшие чемпионы по борьбе с Инферно. И как раз сейчас они временно бездельничают.

— Паладины? — приподняла одну бровь Пандора.

— Бинго! — указал я на неё пальцем. — Так вот, что мы сделаем сейчас. Ты, — я кивнул на Пандору, — идешь сейчас к командору и выдаешь ему всю инфу. Потом возвращаешься обратно… Ты чего ждешь?

— Я? — удивилась Пандора. — Продолжения!

— Продолжение будет позже. Давай бегом к Андрею.

Пандора буркнула что-то нелицеприятное для меня, но всё же удалилась в правильном направлении. Оставшиеся две богини смотрели на меня с интересом.

— А вы сейчас используете все силы для прослушки этих куполов! — указал я пальцем на купол Праха. — Я должен сразу же узнать, когда напряженность силовых линий начнет падать, указывая на то, что купол вот-вот спадет. Немедленно! И сами ничего не делаете самостоятельно! Понятно?

— Ты думаешь, что нам не хватит сил навалять паре-тройке костяшек Скульптора? — презрительно скривилась Темная.

— Случиться может все, что угодно, поэтому ваше дело — сторожить! Это ясно?

— Ясно, — буркнула Темна. — Что-то ты и правда сегодня раскомандовался.

— А мне нравится, — тепло улыбнулась Морана. — Ты когда командуешь — такой душка! Прямо Властный босс!

— Кто, блин? — удивился я, закашлявшись, потому что прямо в этот момент я решил попить водички.

— Ну властный босс! Вот! — Морана выхватила из воздуха книжку с яркой обложкой, на которой был изображен мускулистый бородатый красавец, стоявший рядом с хрупкой девушкой. И да, там в названии было что-то про «Властного босса»…

— Дашь почитать? — тут же оживилась Темная.

— Капец! — я изобразил феспалм. — Женщины… Чего они только не читают! Всё, я ушел.

— Куда? — тут же уточнила Темная.

— Домой, может хоть одна спокойная ночь в доме выдастся. А то жены уже забыли, как я выгляжу…

— А нам, значит, сторожить? — нахмурилась Темная.

— Ну, такая ваша женская доля… Тяжелая… Книжки вон почитайте, не скучайте. Покедова!

И нырнул в тень, Меня ждал дом, вкусный ужин и теплая постель. И героям нужно когда-то отдыхать!

Тридцатая ночь.

Воздух над усадьбой Охотника стоял неподвижно, как вода в чаше: гладкая, тяжелая, звенящая от напряжения. Но вдруг пространство щелкнуло, как тугая струна, — и в этот щелчок, как в игольное ушко, протиснулась тонкая фиолетовая нить. Вспыхнула, разошлась надвое и соткала из себя ступени. Не лестницу — переход. Ведьмовская «Косая Тропа»: запрещённое ведьминское колдовство, путь между мирами, который нельзя увидеть, если ты не вписан в чью-то судьбу.

Дочь величайшей ведьмы Многомерной Вселенной, Каринтия, ступила на первую ступень.

Кость на её шее скрипнула. Ошейник — белый, с внутренними шипами, завязанный не на плоть, на душу — ожил и потянул обратно. Он не пускал в чужие миры. Он любил тюрьмы. Он требовал вернуться к её повелителю — Костяному Скульптору.

— Терпи, девочка моя, — шепнула нить, и в шёпоте угадывался голос. Не мягкий — неизбежный. Голос той, кто однажды сказала миру «Вы все прокляты!», и мир послушался.

Моргана держала тропу. Нет, не пальцами. Нет! А своим правом и волей!

С каждым шагом энергия уходила в кость. Не из вен — из истории, буквально из её души. Ошейник пил её прошлое, чтобы у неё не хватило причины дойти. Но Каринтия шла. Восемнадцать лет — смешной возраст для ведьмы. Нелепый для пленницы Костяного Скульптора. Но достаточный, чтобы упрямо не умирать.

Ступени вывели её туда, где заканчивалась дорога и начинался Рубеж — невидимая линия. Многомерная Вселенная огородила Запретный мир от остальных своих владений. Усадьба Сандра не казалась крепостью, но она ею была. Камни здесь помнили клятвы, они были буквально живыми. Даже деревья казались живыми, трепетно прислушиваясь к ночной тишине. А внутри усадьбы спал странный мохнатый зверек — страж, которому не платят.

Струны реальности дрогнули сами по себе — не звук, а знак. В глубине дома ответил тихий отклик — будто где-то на столе перевернулась на другую страницу чёрная книга. Точнее, его проекция, ведь сам гримуар сейчас был у Морганы.

Тот, через который Моргана контролирует нити судьбы всех существ, которые ей интересны. Сейчас черный гримуар был без привязки, пока что… до первой нужной фразы. Всё зависит от поступка Охотника. Отдаст он свой долг — останется свободным, нет — что ж… Значит, его судьба также станет собственностью Черного гримуара.

Каринтия сделала последний шаг — и сам мир ударил по ней! Сразу всеми слоями. Многомерная Вселенная, раздражённая недавними «корректировками», перехватила чужую тропу, скрутила её и попыталась вышвырнуть незваного человека прочь. Директива была проста: не впускать.

— Поздно, — сказал другой голос, не материнский.

Бездна не пришла — вспомнилась. Достаточно одного намёка, чтобы Вселенная передумала злиться. В следующие двести лет здесь уже не поставить полноценный замок. И этой ночи хватит, чтобы один человек дошёл до двери.

Ошейник почувствовал, что теряет связь со своим господином, будучи отрезанным в Запретном мире, и вступил в последнюю битву. Шипы раскрылись, как ртуть, и впились в горло. Не плоть они рвали — саму душу. Попытайся назвать себя — и получишь боль. Попытайся вспомнить мать — и провалишься в черноту. Попытайся позвать — и голос станет чужим.

Каринтия упёрлась ладонями в воздух — там, где Рубеж прятал себя — и сказала не заклинание. Имя.

— Каринтия.

Шипы ухмыльнулись болью. Но имя прозвучало. Мир, как ни странно, любит тех, кто помнит, как их зовут.

Рубеж заговорил первым. Не голосом, правилом: «Кто идёт — с чем? С чужой волей? С проклятием? С долгом?»

Ответила не она. Ответил долг. Старый, сказанный давно, в тех местах, где охотничьи чаши пахнут травами Морганы, а смех Бездны похож на хрустальные колокольчики. «Пропусти»…

Рубеж посоветовался с домом, дом — с книгой, книга — с тем, кто в ней живёт (и кто пока молчит, как полагается хранителю). И распахнулся, как дверь, которой не существует.

Каринтия почти упала внутрь — но удержалась. Ведьмы не падают на пороге, если могут стоять. Это старое правило сильнее некоторых богов.

Дорога за её спиной захлопнулась. Нить Морганы истаяла, оставив на запястье Каринтии тонкий узор — метку права. Не печать рабства. Печать прохода. Отличают их не сразу.

Мир Сандра почувствовал чужую кость и ответил древним инстинктом — отторжением. По траве покатился сухой холодок. Из-под земли, под яблоней, шевельнулся кто-то, кому давно велели спать, сверкнули красные глаза в ночи, и внутри головы Каринтия почувствовала чужое присутствие. Казалось, сам дом напрягся и выдвинул незримые стены, как доспех. Дом не любил чужаков, но защищал своих. Дом принадлежал человеку, который умеет резать правила.

Ошейник вспыхнул светом мёртвого костра и попытался связаться с тем, кто его ковал. В ответ на границах этого Мира дернулась пустая нитка — Моргана заранее отсекла любой отклик.

— Не зови, — сказала она, не здесь, не вслух. — Каждое твоё «спаси» — моё «вернись». Ты не хочешь этого.

Где-то далеко, на другом конце Многомерной Вселенной, что-то завыло. Возможно — генерал, собранный из пепла, умер ещё один раз. А возможно — сам Костяной Скульптор понял, что один из самых желанных его трофеев ускользает из его рук.

Каринтия вздохнула. Воздух в этом мире был другой — густой, в нём чувствовались железо, полынь и человеческие судьбы. Хороший воздух. Тяжёлый. Живой.

Она подняла руку, коснулась ошейника, но не стала тянуть. Ведьмы не дёргают узлы, которые завязаны высшим. Они переписывают смысл вокруг узла, пока тот сам не забудет, зачем затянут. Это долго. Это больно. Это требует свидетеля.

Свидетель уже шёл.

В доме что-то скрипнуло — не половицы. Согнулась логика расстояний, иногда называемая Тенью, когда Охотник решает, что ему пора быть у порога. Шаг — и он там, где надо. Ещё шаг — и там, где должен.