— С чего вы вообще взяли, что это убийство?
— Изначально потому, что чудовище, которое сломало кости гере Леннвальду — драугр, могло появиться только в результате убийства. А то, что покойник — именно Кетиль Амундсен, подтверждает кольцо, снятое с его руки.
Ларс открыл портфель и достал перстень-печатку. Баронесса прищурилась.
— Да я помню этот перстень, но…
— Также у меня есть свидетель, который видел и Амундсена, и Веснушку на мельничном складе Роттеров, — заявил Ларс, умолчав, что такого свидетеля не пригласишь ни в один суд, — и который утверждает, что мельницу сжег именно Уле — по случайности. И, наконец, я прямо спросил Карлсена во время нашей последней встречи. Он сознался. Возникает вопрос: что за документ обнаружил Кетиль Амундсен на мельнице, где хранился архив Роттеров? Не была ли то жалованная грамота, подтверждающая права общины Альдбро? Но ее не было ни среди вещей убитого, ни в его доме, по крайней мере, на видном месте, иначе бы ее нашли при описи имущества.
— Что вы себе позволяете? — баронесса почти шептала, точно горло ее сжалось от праведного гнева. — Вы намекаете…
— Выводы напрашиваются, — спокойно ответил Ларс. — Уле Карлсен был связан с вашей семьей. Возможно, по вашему приказу он отправился в Миллгаард за грамотой и убил советника Амундсена, желая добраться до важной бумаги. И вы же устроили ему побег, опасаясь, что Веснушка проболтается.
— Вздор! — Дагмар Дальвейг сжала ладонь в кулак и ударила по подлокотнику кресла. — Все, что вы говорите, ложь! Кетиль был нашим другом! Моего сына и моим!
— Разве? А где тогда правда⁈ — быстро сказал Ларс. — Поведайте мне, какую истину видит в огне ваша милость⁈
Женщина осеклась и отвернулась, словно устыдившись вспышки ярости. С минуту стояло вязкое молчание.
— Пожалуй, стоит объясниться, — наконец проговорила баронесса. — Не хватало еще, чтобы ваша нелепая версия увидела свет… Да, вы правы, мой покойный муж был давно знаком с этим мерзавцем. После смерти барона Карлсен пришел ко мне и объявил, что работал на моего мужа и готов работать на меня — за соответствующее вознаграждение. Подлец намекнул, что знает про некие грязные делишки, которые якобы проворачивал Макс: что-то про аферы с ценными бумагами и про карточное шулерство.
— И вы поверили и приняли его на службу?
— Я поверила — я слишком хорошо знала Макса. Но иметь дело с таким ничтожеством, нет! Однако я не могла допустить, чтобы имя Дальвейгов трепали газетчики. Я дала ему денег и велела оставить нашу семью в покое. Он согласился.
— Но из города не убрался?
— Насколько я знаю — нет, но на глаза мне он больше не попадался. Моя семья не имеет никакого отношения к пожару в Миллгаарде и гибели Кетиля Амундсена.
— Вы просто решили, что раз мельница и архив превратились в пепел, и поиски грамоты не дали результата, можно смело начинать тяжбу. Кто-то еще знал, что вы собираетесь судиться с Альдбро?
Дагмар Дальвейг вздохнула.
— Только я, Арне Леннвальд и мой сын. Да, и Амундсен. Он был близким другом Свейна, но они были полностью поглощены своими делами. Искали какую-то карту…
— Карту? Да, думаю, Кетиль Амундсен искал на складе именно карту. Если, как вы утверждаете, Уле узнал про поиски клада сам или через вашего слугу, то причина и слежки, и убийства — именно сокровища. Но здесь он прогадал: карта уже была найдена гере Мерком. Теперь о побеге…
— Карлсен что, каялся перед смертью?
— Нет, у меня показания из другого источника, — быстро ответил Ларс. Это было блефом. Он мог лишь предполагать, как развивались события.
— Как я понимаю, Веснушка сумел намекнуть, что может бросить тень ваше доброе имя, и потребовал вытащить его из тюрьмы. Он передал это через Ильмо, и вы решили принять меры. Во время побега Карлсена и ваш управляющий, и его слуга — о котором мы еще поговорим — были в Свартстейне. Они передали заключенному напильник, думаю, спустили с крыши, а когда он перепилил решетку, ему кинули веревку и вытянули на ту же крышу. Что было после? Они расстались в безопасном месте? Леннвальд и Ильмо вернулись в Сосновый Утес, а Уле должен был исчезнуть? Увы, у него были другие планы.
Баронесса промолчала, да Ларс и не ждал ответа.
— А сейчас самая пора побеседовать об Ильмо. Где, кстати, гере Леннвальд его откопал?
— Неподалеку от Фельдгейма. Кажется, его род кочевал по тундре с оленями, и он сам пришел наниматься на работу.
— Кочевник на работу в поместье? Странно звучит.
— Гере Арне говорил, что Ильмо изгнали за проступок. Вроде бы нарушил какой-то обычай или что-то натворил. Я точно не помню.
— Вы знали, что он… колдун? — Ларс слегка помедлил, произнося последнее слово.
Баронесса склонила голову.
— Он никогда мне не нравился, — сказала она. — Странный, чужой — не только по виду или языку. Было что-то такое во взгляде… Иногда казалось, что он и не человек вовсе. Я говорила гере Леннвальду, но он считал его отменным работником — очень умным, исполнительным. Другие слуги его побаивались. А про его способности… Гере Арне как-то обмолвился мне и Свейну, что Ильмо — нойд. Свейн заинтересовался, а я… я не поверила. И не верила, пока мой мальчик вместе с ульпом не принесли в дом проклятый клад.
— Нойд? — переспросил Ларс. — Шаман?
Истории про шаманов из страны, где ночь длится полгода, рассказывали по всему Норланду. Нойды могли поднимать мертвецов, могли призывать души и повелевать ими — если верить страшным сказкам. Что ж, они сами убедились, как Ильмо обращается с мертвыми. С живыми людьми у него получалось куда хуже.
— Шаман, — подтвердила баронесса.
— Следы он скрывал на совесть, — заметил Ларс. — И не раз. Он был недоволен своей жизнью в поместье?
— Не знаю. Здесь его не обижали. Но кто разберет, что у него было на уме?
— Он собрался на север, — повторил Ларс насмешливые слова Карлсена. — И не налегке. Так или иначе, они с Веснушкой спелись, думаю, еще до смерти Амундсена, иначе откуда Веснушка узнал, что барон и его друг ищут карту.
После убийства Амундсена Уле Карлсену скоро надоело сидеть без дела: преступная жилка взяла свое, а, может, закончились выданные вами деньги. Он сколотил небольшую шайку, облюбовал себе укромное местечко — за время, проведенное в Гёслинге, он тщательно изучил горы, — и начал полегоньку трясти окрестные фермы. Но вот незадача: однажды во время нападения Уле узнали, и полиция объявила его в розыск. Теперь он жил в долине почти безвылазно — выбираться в город стало опасно.
Когда ваш сын снова вернулся к мысли о сокровище, Ильмо следил за бароном в оба глаза, но карта не обнаружилась. И тут Веснушка решил ограбить постоялый двор в Миллгаарде. Я не знаю, было ли это сделано ради наживы, или он подозревал, что Амундсен оставил бумаги в гостиничном сейфе незадолго до смерти. Возможно, и то, и другое.
Ильмо помог Веснушке вытащить сейф с постоялого двора и сделал так, что лошади и люди будто растворились, не оставив после себя ни следа. Если бы не подковы Звездочки…
— А в сейфе действительно были ценные документы? — спросила Дагмар Дальвейг.
— Там были лишь бумаги гере Пауля и записная книжка. Думаю, она принадлежала Амундсену. Я видел его бумаги в нашем архиве — почерк очень похож.
После побега Уле вернулся сюда, желая завладеть кладом. Ваш сын и Мерк разделили добычу, и, вероятно, сообщники собирались выкрасть обе половины сокровища. Но в случае с учителем Веснушку опередили, и опередили такие лица, вступать в противоборство с которыми ему было не по силе. Карлсен понял, что половина клада потеряна безвозвратно, и решил во что бы то ни стало добраться до второй.
И тут вы и ваш сын сами облегчили ему задачу, одновременно покинув дом. Да еще и оставив ваш ключ от подземного коридора гере Леннвальду. Вы настолько ему доверяете, госпожа Дальвейг?
— Я не склонна обсуждать с вами вопрос моего доверия, — равнодушно ответила баронесса. — Как вы видите, гере Леннвальд его полностью оправдал, и довольно.