Ноги скользили по разлитому маслу.
Ларс всегда любил ветер. Даже на затерянном в море островке, где пограничный пост торчал, словно обломанный клык, на вершине скалы, и соленые порывы, казалось, пробирали насквозь. Но сейчас свежий вечерний ветерок навевал тоску. Он лениво задувал в разгоряченное лицо и нес запахи воды и тростника. А еще безнадежности
— Шагайте.
За спиной громыхнула дверь сторожки. После теплой сырости подземелья Ларса зазнобило, и он изо всей силы старался унять дрожь, дабы те двое не приняли ее себе в заслугу. Дальвейг тащился позади, сильно припадая на правую ногу, и дышал тяжело, будто конь после скачки.
Мягкая почва проминалась под сапогами. Теперь было ясно, куда выводил тоннель: к тому самому старому пруду за усадьбой. Проклятье, до чего удачное место выбрали строители! Древняя каменная лачуга надежно скрывает тайную дверь, а заросли терновника так плотно окружают луговину и гладь воды… Из дома пруд не разглядеть. И кричать — даже если рискнуть и попытаться — бесполезно. Далеко, как же далеко!
Он держался чуть в стороне, положив ствол обреза на согнутый локоть. Сумерки уже сделались синими, тяжелыми, но Ларс отчетливо видел хищное дуло и палец на спусковом крючке. А вот лицо скрывалось под шейным платком, натянутым по самые глаза.
— Стоять.
Ларс повиновался. Барон врезался ему в плечо, пошатнулся, но устоял. Парня трясло, и Ларс вдруг с удивлением понял: не от ужаса. Барон словно только что догадался о чем-то настолько жутком, что все сомнения и страхи отодвинулись на задворки души, оставив чистую ярость.
Человек с обрезом подошел ближе. Стянул платок на шею.
— Здравствуй, пес.
— Здравствуй, — В сумраке приметная веснушка была едва различима, а тусклые глаза казались просто темными проемами на бледном лице, — Уле Карлсен.
— Удивлен?
— Не ожидал, что ты настолько нагл. Вся полиция фюльке тебя ищет.
— Ну, вот видишь, я и нашелся, — и улыбка во мгле, точно оскал скелета. — Ты что-то желаешь мне сказать, мальчишка? — Дуло обреза уперлось в Дальвейга. Парень не отшатнулся.
— Где моя мать⁈ — Дальвейг проорал бы эти слова, но ствол оружия ловко ткнул его в солнечное сплетение, и парень подавился криком. — Откуда… у вас… ключ? Где…моя…мать?
— Твоя мать? — Уле не торопился отвечать, выжидая. — Боюсь, ты этого не узнаешь.
А ведь и правда! Если ключ от тоннеля был у баронессы, то как он попал к этим людям…
— Время течет. — Скрипучий, словно не смазанная дверная петля, голос врезался в мысли Ларса, даря запоздавшее знание: кто он — тот второй, с цепкими пальцами. Дальвейг повернулся и даже застонал от злости:
— Ты…
— А ты думал: он — послушная собачка? — почти весело спросил Карлсен. — Расколдуй, дотащи и забудь про клад? Нет, у нашего друга Ильмо своя голова и свои дела. Он собрался на север и ему нужны деньги…
Тщедушный слуга управляющего держал в руке револьвер. Патронташ же небрежно перебросил через плечо.
— Время течет, — настойчиво повторил ульп. — Они мешают.
— Ты как всегда прав, приятель. Они — мешают. Но я кое-что придумал…
Он повернулся к Ларсу.
— Я ведь сказал, что ничего не забываю, помнишь?
Гере Леннвальд не зря потрудился, перестраивая плотину. Пруд наполнился по самые края, а кое-где черная вода вышла из берегов и затопила тростники — только метелки торчали над ленивой гладью. Где-то среди камней гремел, убегая по рукотворному ответвлению, поток.
Ларс глядел в глубину. Луна поднялась на небо, и ее лучи легли на воду. Изредка всплескивала рыба — наверное, в пруд уже запустили форель. Вот только отчего так сильно тянет гнилью…
— Я тебя убью, — ласково объявил Веснушка. — Сам.
— Так же как ты убил Кетиля Амундсена?
— А ты догадливый, — не стал отпираться Уле. — Но в этот раз будет проще: опыт — большое дело. Заткни его, друг, надоел. И сопляка тоже…
Ульп нагнулся, приставив револьвер к горлу Ларса.
— Рот, — приказал он. Ларс повиновался, и обрывок веревки вошел меж зубов, царапая губы и язык. Такая же участь постигла барона.
— Дай мне эту штучку, — Уле взял у ульпа револьвер и кобуру, передав взамен обрез. — Знаешь, пес, как будет дело? Ты загреб сокровища и сбежал. А сперва — убил барона.
Веснушка улыбнулся, и Ларса пробрал озноб. А ведь и правда: что стоит застрелить Дальвейга из его револьвера… И та компания, в которой барон развлекался… Они подтвердят, что он увел парня силой. А пруд то ли проверят, то ли нет. Пока разберутся, эта погань будет уже далеко.
Ларс зарычал сквозь веревку. Веснушка довольно осклабился.
— Вижу, ты нарисовал себе картинку. Ну что, братец, — окликнул он улпаря, — как тебе мысль? По вкусу? Тогда решено: этого — он указал на белого, как простыня, Свейна — бросаем здесь. А пес пусть кормит рыбу.
Ильмо кивнул и равнодушно посмотрел на обреченную на смерть парочку.
— Руки расцепить?
Надежда не успела родиться.
— Нет, — Уле не собирался давать им ни шанса. — Дай ключ, я расцеплю. После… И давай иди к сундуку… Здесь с тебя, неубивец, все равно толку нет…
Неубивец? Что это значит?
Ульп протянул Веснушке ключ, но не двинулся с места. Скрестил руки на груди и молча ждал. Всплеснула рыба. По-над терновником прошелся порыв ветра.
— Ну, как знаешь, — хмыкнул Веснушка. Дальвейг попятился, и Ларс вдруг четко понял: все. Отбегался.
Вот, значит, как. Здесь, на берегу под мерзкий запашок гнили. А если сейчас рвануться и достать эту паскуду…
Уле поднял револьвер. Тростники захрустели. Дверь сторожки отлетела в сторону.
— Стой!!! — крикнул Кнуд Йерде.
Веснушка охнул и выстрелил. И Ларс рухнул, словно неловко брошенный камень.
Кровь. Заливает лицо. Струится по шее. Стучит, и гудит, разрывая виски.
Тростники хрустят и ломаются. Кто-то мычит и дергает его за руку. Веревка во рту мешает дышать…
Еще выстрел и еще, и еще… В него? Или?
— Стреляй!!!
Ларс рванулся и, неловко оттолкнувшись локтем, поднял голову. И едва не задохнулся: так невыносима была ворвавшаяся в легкие гнилостная вонь. Что происходит?
Кровь затопила ресницы. Поганый Уле! Зацепил-таки! Ларс пытался стереть ее, но железо наручников рвануло его в сторону, и он снова упал носом в землю. Выстрел, свист пули…
— Вставай! — проорал над головой Дальвейг. — Быстрее!
Снова грохнул выстрел и тут же раздался истошный крик, перешедший в хрип. Ларс исхитрился смахнуть кровь, дрожащие руки барона помогли ему выдернуть кляп и обрести равновесие, и он наконец увидел.
В десятке шагов от него тварь, когда-то бывшая Кетилем Амундсеном, сжимала за глотку Уле-Веснушку. Тело драугра распрямилось, и стало ясно, насколько высок был при жизни городской советник. Веснушка бился, словно попавший в силки птенец, но драугр лишь крепче сдавливал его шею. Ноги бандита судорожно дергались, не доставая до земли.
— Это… это же… — Дальвейг впился глазами в темную фигуру. — Кетиль⁈
У сторожки что-то кричали, но Ларс не мог оторвать взгляда от дикой сцены. Драугр поднял Веснушку, и Ларс мог бы поклясться, что чудовище рассматривает обезумевшего от ужаса человека. Долгие секунды длился этот взгляд.
А потом в шее Уле громко треснуло. Будто ветка сломалась.
Драугр выпустил жертву, и труп — Ларс мог поклясться, что Веснушка мертв — осел на стерню. Тварь застыла, обводя горящими глазами поляну. Дальвейг застонал.
Ларс обмер, ожидая нападения, но драугр не спешил. Голова покачивалась то вправо, то влево, и в тишине было ясно слышно, как хрипит и булькает что-то в мертвой глотке.
Противники топтались вокруг камня. Ульп сжимал в руке обрез, но не торопился пускать его в дело. Раскосые глаза его пристально следили за Кнудом Йерде, и при малейшем движении с его стороны, Ильмо пятился, уклоняясь в сторону, так что расстояние между ними оставалось неизменным.