Он развернулся и пошёл к веренице электрокаров, не оборачиваясь, уверенный, что за ним последуют. Охранники остались у корабля, создавая недвусмысленный кордон.
Лагерь Стрегов был образцом корпоративной эффективности: идеально ровные ряды жилых модулей, сверкающие чистотой мастерские, гудящий серверами аналитический центр.
Под сводами центрального ангара теснилась дюжина сверкающих гигантов – буровые платформы с многофазовыми захватами и полупрозрачными экранами управления. Шестиногие бульдозеры на магнитной подушке, с гидравлическими бесшарнирными манипуляторами. За ними выстроились мобильные краны-автоматы, каждая секция которых управлялась отдельным нейропроцессором.
– Мама моя, – сладко простонал Харви. – Конкурс красоты в моём персональном раю. Эти красотки способны за день возвести небоскрёб.
– Если бы только им не мешал человеческий фактор, – тихо произнёс Войтек.
Всё было продумано, функционально и абсолютно бездушно. Это было не место для жизни, а временный плацдарм для промышленного вторжения. Лагерь Брахмы располагался чуть поодаль, на отдельной площадке. Меньше, скромнее, но свой.
Они ехали по идеально ровной дороге, и Брахма чувствовал нарастающее напряжение. Этот рай был фальшивым. Его безупречность казалась выверенной и искусственной, как будто кто-то взял дикую, необузданную планету и накрыл её стерильным колпаком корпоративного порядка.
Электрокар остановился на смотровой площадке на краю плато. И они увидели его. Озеро Лехия.
Оно расстилалось до самого горизонта – огромное, неподвижное, как ртутное зеркало. Вода имела странный, молочно-голубой оттенок и даже под ярким солнцем казалась тёмной и непроницаемой. Над самой поверхностью висела лёгкая, светящаяся дымка, которая едва заметно пульсировала, словно живая. В нескольких местах из воды торчали искорёженные остовы конструкций – всё, что осталось от предыдущих попыток покорить это место. Они походили на надгробия, установленные в память о провалившихся амбициях. Тишина стояла почти абсолютная, нарушаемая лишь потрескиванием ионизированного воздуха.
– Вот оно, – произнёс Корнелий, обводя озеро рукой. – Наше сокровище и наше проклятие. Под его дном, в тектонических разломах, залегает изотоп родий-семь. Стабильный, с невероятной энергоёмкостью. Тот, кто поставит его добычу на поток, будет диктовать цены на энергию в половине сектора. Но, Лехия не спешит делиться своими богатствами.
– Аномалии, – констатировал Брахма, чувствуя, как волоски на его руках встают дыбом от статического электричества, исходящего от озера.
– Именно, – кивнул Корнелий. – Непредсказуемые гравитационные флуктуации, спонтанные электромагнитные импульсы, акустические миражи. Оно сводит с ума электронику и людей. Ведущая строительная корпорация сбежала отсюда, поджав хвост, от первых же головных болей у персонала. Вторая потеряла половину оборудования и половину людей, прежде чем признала поражение. – Он сделал паузу, повернувшись к Брахме. – Но вы ведь не они. Вы инженер, который решает нерешаемые задачи.
В его голосе проскользнула первая живая нотка – смесь вызова и плохо скрытого нетерпения.
– Пять платформ, – продолжил он, указывая на голографическую карту, вспыхнувшую на его наручном комме. – Вот в этих точках. Это самые богатые жилы. Срок – шесть стандартных месяцев. За каждый день простоя – штраф. За каждый день опережения – премия, от которой не отказываются. Все ресурсы, которые вам понадобятся, в вашем распоряжении. Но результат должен быть. Любой ценой.
Фраза «любой ценой» повисла в воздухе. Брахма смотрел на искорёженные останки на воде и понимал, что для Дома Стрегов это не просто слова.
– Что насчёт местных? – спросил Эстебан. – В брифинге упоминались аборигены. Лицо Корнелия на мгновение скривилось, словно он попробовал что-то кислое.
– Призраки. Так мы их называем. Прячутся в лесах, на контакт не идут. Мы подозреваем, что они как-то связаны с аномалиями. Возможно, усиливают их. Шаманят, небось где-то в кустах, бьют в свои барабаны, а у нас техника горит. Примитивные дикари, которые сидят на золотой жиле и не дают ею пользоваться. Согласно имперскому эдикту, мы не имеем права применять к ним силу, пока они не проявят открытой агрессии. А они хитры. Просто саботируют всё на расстоянии.
«Хитры или просто защищают свой дом?» – подумал Брахма, но вслух ничего не сказал. Он вспомнил слова Леры: «…озеро – не всё, чего стоит опасаться». Она говорила о своём отце. О таких, как Корнелий. О тех, кто готов создать повод для «открытой агрессии».
– А где же наш имперский наблюдатель? – спросил Брахма, оглядываясь.
– О, он здесь, не сомневайтесь, – с кривой усмешкой ответил Корнелий. – Имперский солдафон и его «миротворцы» разбили свой лагерь на том хребте. – Он махнул рукой в сторону скалистой гряды, возвышавшейся над плато. – Оттуда открывается прекрасный вид на нашу стройплощадку. Они следят, чтобы мы, не дай бог, не повредили какой-нибудь редкий цветочек или не обидели местных призраков. Империя очень беспокоится об экологии Ягеллона.
В его голосе звенел чистый, незамутнённый цинизм. Брахма понял всё. Империя боялась усиления Дома Стрегов и использовала экологию как предлог, чтобы вставлять палки в колёса. Стрегов, в свою очередь, готовы были пойти на всё, чтобы обойти эти ограничения. А он и его команда оказались прямо на линии огня этой тихой войны.
– Ясно, – коротко сказал Брахма. – Мы начнём предварительную разведку завтра с рассветом. Нам нужно собрать собственные данные об аномалиях.
– Действуйте, – кивнул Корнелий. – Ваш корабль – ваша крепость. Но помните, мастер Торецкий, часы уже тикают.
Он развернулся и уехал, оставив их одних на краю плато перед зловещим величием озера. Команда молчала, переваривая увиденное и услышанное. Атмосфера первоначального энтузиазма испарилась, сменившись трезвой сосредоточенностью.
– М-да, – протянул Денис. – А на голо-снимках всё выглядело куда дружелюбнее. От этого места мурашки по коже. И не только от статики.
– Этот Корнелий… – начала Герда. – У него глаза хирурга, который смотрит на пациента не как на человека, а как на набор органов. Некоторые можно удалить.
– Он – вычислительный модуль, – заключил Брахма. – Его задача – получить результат. Методы для него вторичны. Он мне не нравится.
Он снова посмотрел на озеро. Оно было спокойным, но это было спокойствие затаившегося чудовища. В его молочной глубине скрывались несметные богатства и смертельная опасность. А на берегу уже собрались стервятники, готовые драться за свою долю. И в центре всего этого был он, Брахма, со своим строптивым даром видеть структуру вещей и кошмаром о рушащемся мосте.
Рай с гнильцой. Идеальное описание. Красивая обёртка, скрывающая под собой клубок из жадности, страха и застарелой вражды. И им предстояло строить прямо в центре этого клубка.
– Ладно, – сказал он, хлопнув в ладоши. – Хватит любоваться пейзажами. У нас много работы. Разворачиваем лабораторию, готовим дронов. Харви, Амен-анх, проверьте всю технику на устойчивость к ЭМИ. Войтек, ты нужен мне в аналитическом центре. Нам нужно понять язык этого озера, прежде чем мы попробуем с ним заговорить.
Команда ожила, сбрасывая оцепенение. Работа – лучшее лекарство от дурных предчувствий. Они вернулись к своему кораблю, ставшему теперь маленьким островком здравомыслия в этом мире показного порядка и скрытого хаоса. Но Брахма ещё долго смотрел на молочную гладь Лехии, чувствуя, как где-то в глубине его души шевелится холодное предчувствие. Его третий раз подряд. Его третий шанс. И он уже чувствовал гнилостный привкус предательства на языке.
* * *
Рассвет на Ягеллоне был фиолетовым. Первые лучи звезды, пробиваясь сквозь верхние слои атмосферы, окрашивали небо в глубокие, насыщенные тона индиго и аметиста. Команда Брахмы работала уже несколько часов. Предварительная разведка – самый важный этап. Ошибка сейчас могла стоить жизней потом.