На тыльной стороне ладони, почти у самого запястья, виднелся небольшой, словно треугольное клеймо, шрам. Память о взрыве «Поющего кристалла» на Визире, о крошечном осколке, впившемся в руку под перчаткой. Герда тогда обработала рану, и все о ней забыли. Все, кроме самого Войтека. Иногда ему казалось, что под кожей, в этом самом месте, что-то тихонько, едва слышно гудит. Как далёкая струна.

Эстебан, хранитель энергии их маленького мира, смотрел в иллюминатор на несущиеся мимо всполохи гиперпространства. На недавнем брифинге «Обречённые гвозди» единодушно избрали его пилотом. В тот момент флегматичный энергетик испытал его – пьянящее чувство полёта, ещё не совершённого, но уже обещанного. Не радость, нет. Нечто большее. Словно всё его естество, вся эта неспешная испанская кровь, вдруг вспенилась шампанским и забила в висках ликующим маршем. Он не улыбался. Он сиял изнутри, и этот свет слепил его самого, делая реальность вокруг призрачной и незначительной. Впереди была только бесконечность, и ему вручили ключи от неё.

– Строить из металла на воде, – тихо и мечтательно произнёс он. – В этом есть своя ирония, не находите? Пытаться создать нечто прочное на самой изменчивой из поверхностей.

– Лишь бы платили хорошо, – буркнул Харви. – А строить мы можем хоть на плазме, хоть на чёртовой пустоте. Верно, Брахма?

Брахма, вошедший в круг света, кивнул. Он глотнул из кружки крепкого, пахнущего цикорием эрзац-кофе. Команда была в приподнятом настроении: новый контракт, сложнейшая задача, «девственная» планета, где до них спасовали несколько крупных фирм. Для них это был вызов, приключение. Для них – но не для него.

– Лехия – это не просто вода, Эстебан, – сказал он, и его голос прозвучал глуше, чем он ожидал. – Это озеро, которое создаёт аномалии: гравитационные, электромагнитные, пространственные. Оно живое. И вряд ли оно хочет, чтобы его тревожили.

– Тем интереснее! – Глаза Дениса загорелись азартом. – Представляете, какие там могут быть данные? Это же непаханое поле для исследований и набора скиллов! Твои сенсоры, Эстебан, там с ума сойдут!

– Мои сенсоры, muchacho, для того и созданы, чтобы не сходить с ума, а собирать информацию, – невозмутимо ответил испанец, не отрываясь от иллюминатора. – Но шеф прав. Это будет непросто. Потребуется не только сила, но и… чутьё. Как тогда, на Фолиуме. Помнишь, Брахма? Когда ты ткнул пальцем в чёртову каменную долину, через которую на нас пёрли «Буревестники», и указал правильную последовательность подрывов. Единственно правильную. Невероятно!

Брахма напрягся. Он отпил кофе, чувствуя, как горечь напитка смешивается с тревогой. Разговор сворачивал туда, куда он не хотел.

– Или на Визире, – подхватил Харви, отрываясь от планшета. – Когда ты нашёл способ подняться на уровень охраны. Разглядел шахту с коммуникациями. Герда рассказала. Я тогда подумал, что у тебя в шлем встроен какой-то хитрый геосканер. Но Денис потом всё проверил. Ничего там не было. Хватит темнить, босс. Мы уже не зелёные новички. Мы твоя команда. Что это такое?

Все взгляды устремились на него. Даже Войтек замер и медленно повернул голову. Его глаза казались пустыми.

– Я просто… хорошо знаю свою работу… Насмотренность… Опыт… Анализ, – глухо ответил Артём, понимая, насколько фальшиво это звучит.

– Брось, Брахма! – завелся Харви. – Мы легли под чудовищ на Фолиуме, потеряли конечности, дрались с червями и отморозками Гаэтано на Прометее! Мы идём за тобой строить грёбаные платформы на аномальном озере! Мы должны доверять друг другу на все сто! А ты что-то скрываешь. И началось это после Фолиума. После того, как ты там… умер.

Слово «умер» повисло в воздухе, холодное и острое, как осколок льда.

Торецкий почувствовал, как старый узел одиночества тоскливо стягивает сердце. Он скрывал это не из злого умысла. Он боялся. Боялся, что его сочтут сумасшедшим, нестабильным. Ненадёжным лидером.

– Amigo, – мягко произнёс Эстебан, его голос был спокоен, как штиль перед бурей. – Нас волнует не столько то, что это такое, сколько то, что это делает с тобой. Мы видим, как ты иногда замираешь, смотришь в пустоту. Это бремя? Боль?

Он проиграл. Дальше отпираться было бессмысленно и подло по отношению к ним. Брахма тяжело вздохнул и поставил кружку. Он посмотрел на их лица: на ожидающее лицо Харви, на почти детское любопытство Дениса, на спокойное понимание Эстебана и молчаливое внимание Амен-анха. Он был должен им этот разговор. Он был должен его и себе.

– Вы правы, – голос Брахмы был тихим, но в наступившей тишине кают-компании он прозвучал как набат. – Всё вы правы. Это началось на Фолиуме. Когда моё сердце остановилось.

Он поднял руку и посмотрел на свою ладонь, словно видел её впервые.

– Когда я очнулся… мир изменился. Первое, что я увидел, была не палата, а… структура. Каркас медкапсулы, переплетение нитей в ткани, гудение энергии в кабелях под полом. Это было… ошеломительно. Шум. Хаос. Я видел всё сразу: напряжение в корпусе модуля, усталость каждой заклёпки. Я думал, что схожу с ума.

– Почему молчал? – изумлённо произнесла Герда, бесшумно возникнув в дверях кают-компании.

– Не потому, что вам не доверял, – в голосе Артёма появилась усталая человеческая теплота. – Я молчал, потому что не доверял самому себе. Боялся, что тронулся умом. Что это галлюцинации, последствия того разряда.

Он медленно поднял голову, встречаясь взглядом с каждым.

– События неслись как лавина. За Фолиумом – Визир, бойня, «колодцы», каратели. Когда тут рефлексировать? Сказать вам: «Ребята, кажется, я после клинической смерти вижу ауру мира»? Вы бы подумали, что у шефа поехала крыша. А нам нужно было выживать. Эта… способность… помогала выживать. Я пользовался ею как костылём. Не понимая её. Боясь её.

– Ты видишь… как устроено всё? – тихо, с придыханием, спросил Денис, и в его глазах вспыхнул не суеверный ужас, а жадный интерес хакера, столкнувшегося с невзламываемым кодом.

– Вижу. И не вижу. Это не рентген. Это… понимание. Знание, которое приходит, если сосредоточиться. Как будто мир состоит из миллиарда линий силы, и я могу их ощутить. У всего есть изъян, трещина, слабое звено. Или, наоборот, точка абсолютной прочности. А я… я могу её найти.

– Это дар, босс, – сказала Герда, и в её голосе прозвучала не эмоция, а констатация факта – диагноз, поставленный врачом. – Нейросенсорная сверхвосприимчивость. Невероятная…

Торецкий вздохнул:

– Главная проблема… я не могу это контролировать. Это не прибор, который можно включить или выключить. Видение приходит само. Иногда в момент стресса, посреди боя или аварии. Иногда – просто вспышкой, случайным озарением. Я могу попытаться его вызвать, сосредоточиться до головной боли, но чаще всего это как пытаться поймать дым голыми руками. А иногда оно просто накрывает с головой без всякого предупреждения.

Тишина. Казалось, даже гул рециркуляторов стал тише. Первым её нарушил Харви. Он откинулся на спинку кресла и присвистнул.

– Вот оно что, босс… Значит, у нашего инженера теперь есть капризный структурный сканер в башке. И ты таскал это в себе всё это время, один? Идиот.

В его голосе не было злости. Только грубое, почти братское порицание и… огромное облегчение.

– Это невероятная неврологическая нагрузка, – профессионально заключила Герда, её взгляд смягчился. – Неконтролируемые потоки данных… Ты должен немедленно говорить мне о любых побочных эффектах: головокружении, мигренях. Понял?

Брахма кивнул. И тут подал голос Амен-анх. Он говорил редко, но его слова всегда имели вес. Он медленно поднял свой бионический протез, рассматривая его, будто тот был частью загадки.

– Ты неправ, Брахма, – его голос был низким и рокочущим, как движение песков в пустыне. – Этот дар будет неуловимым дымом, пока ты называешь его «видением» или «сканером». Ты пытаешься понять это как технологию. Но это не инструмент. Это – чувство. Новое чувство, которое в тебе пробудилось.

Он перевёл свой пронзительный взгляд на Артёма.