– Сбежишь когда-нибудь от своего чудовища? – спросил он однажды, шутя.

– А если сбегу… ты ведь поймаешь меня? – всерьёз ответила она.

Он вспоминал свои пальцы на её животе – округлившемся, ещё почти незаметном. В тот момент все вопросы и решения казались игрушечными. Теперь же… теперь не было ровным счётом ничего.

Что изменилось? Что? Он честно пытался это выяснить: задавал себе вопросы, раскручивал прошлое, искал признаки. Всё, что раньше казалось естественным, теперь обретало зловещий смысл: какое-то небрежно оставленное письмо, слишком долгий взгляд на себя в зеркало, поздние разговоры у окна. Как он однажды сказал ей то слово – «помеха». Её голос стал неузнаваемым, интонации – ломкими, будто она репетировала чужую роль.

Жизнь под надзором оказалась невыносимой, особенно в первые сутки.

«Павлин» сидел справа от Яна в машине, ковырял в зубах зубочисткой и слушал музыку – обязательно вслух. Микел любил истории «про жену» и сыпал плоскими шуточками:

– А ты чего так обломался-то, шеф? Может, «спиногрыз»-то и не твой был?

Ян не опускался до ответов. Он понимал: эта горилла сейчас торжествует. Он, Ян Надель по прозвищу «Игла» – правая рука Главы – упал на самое дно, к ногам этого самого Микеля. Наверняка тот видел в этом высшую справедливость.

– Я бы на её месте давно от тебя слинял… – продолжал бывший подельник.

Ерс влезал в чужие чаты в комме Яна и устраивал допросы по каждой женской подписке. Микел дважды за ночь предлагал отметить «развод» вечеринкой со шлюхами – мол, не стоит грустить, всё равно все бабы одинаковы.

Ян искал горячие следы по немногим её контактам. Вел странные семейные допросы.

– Раз она с тобой не делилась, Ян, – всхлипнула мать Лени, – откуда мне-то знать… – Ты всегда был слишком… видным, – бросил её брат, отводя глаза. – Ты думал, что её держишь, а это было не так. Никогда так не было.

Подруги одна за другой врали: обиженно вздёргивали носы, испуганно косились на его перстень, называли старые адреса. Никто не желал быть частью чёрной дыры, в которую превратилась жизнь Яна.

В гудящей пробке мегаполиса, сидя за рулём рядом с гогочущим Микелем, Игла нервно тёр переносицу. И снова видел её: Лени смеётся в летнем саду, отбрасывает чёлку, деланно грозит ему ложкой с мороженым.

– Если испугаюсь по-настоящему, Ян, – улыбалась она, – исчезну и стану другой.

Он тогда поцеловал её в шею. Теперь эти слова стали тяжелым пророчеством.

«Космопорты и внутренние линии. Проверить в первую очередь», – думал он.

Надель нашёл старого знакомого, архивиста космопорта, и за бутылку скотча получил доступ к реестрам вылетевших за последние два дня.

Он просмотрел сотни файлов: женщины, дети, новые фамилии… Каждый раз он искал силуэт, поворот головы, походку Лени. На одной из записей он заметил женщину с высоко поднятым воротом, со спешкой в пластике движений. Он был почти уверен – это она, хоть лицо и было наполовину закрыто.

Рейс «Стрекоза-9». Направление – Периферийные системы, но никаких документальных подтверждений. Надо было отработать эту версию по-настоящему. И здесь он запнулся. Идти за ней с этими двумя? Нет. Нет. Вопросы Лени он будет задавать наедине. А это значит…

Каждый его шаг, каждый звонок – под контролем.

– Слабеешь, Ян, – сказал Микел. – Баба рога наставила и сбежала, а ты ноешь.

Поначалу Ян пытался не замечать их, сжимал кулаки и ждал. Но выгорание становилось с каждым днём всё жёстче. Постоянное унижение, брань, их смех… Он улавливал собственную тень в глазах Ерса и понимал: эти двое не хотят его успеха в этом поиске. Они будут рады любой его ошибке, любому поводу спустить курок, чтобы закопать свою профессиональную ревность вместе с ним под двумя метрами сырой земли.

Да, он ныл. Ныл внутри, неслышным никому воем. Вспоминал, всматривался в детали.

…Он стоит в светлом коридоре больницы. Свет с потолка моргает, стены облиты тишиной. Внутри кабинета – лампа, поднос с инструментами, запах клинической стерильности. Он видит себя рядом с Лени, улыбается ей, держит за холодную руку. – Всё будет хорошо, – слышит он свой голос.

– Да, Ян, – ответила она. – Всё будет хорошо.

Но вечер обернулся дырой – ни Лени, ни документов, ни её следа. Уже через час к нему пришли люди Калейро, комм разрывался от сообщений: исчезли деньги, приготовленные для большого дела. И исчезла она.

Криминальный город растягивался в закате неоновой тряпкой. Надель снова сидел за рулём. Под боком Микел что-то мурлыкал, шлифовал ногти маникюрной пилочкой, сзади Ерс скроллил чьи-то профили.

– Эй, красавец, – Микел толкнул Яна локтем, – чего молчишь? Надеешься, найдёшь её и всё вернётся?

– Она не вернётся, – пробубнил Ерс. – С таким, как ты, женщина живёт только по ошибке. Или за деньги.

Слова резанули по живому. Игла вдруг резко понял: он больше не хочет играть в этот спектакль, не может терпеть ни их жалкости, ни их подлости – ни собственного унижения.

– Может, и не вернётся, – тихо сказал он.

– Вот и молодец, – ухмыльнулся Ерс. – Теперь можешь поплакать.

Рука Яна двинулась молниеносно: удар под кадык Микелу. Ерс дёрнулся, но не успел. Ян перехватил нелепую пилочку из дрожащей руки и, изогнувшись, всадил её в ногу Ерсу. Рёв. Пальцы бандита на кобуре задрожали, но ствол «павлина» уже был в руках Яна. Короткая жестокая вспышка: Микел захлебнулся кровью. Ерс попытался схватиться за свой пистолет – ещё два выстрела пробили его сердце и глазницу. Потом наступила тишина.

Ощущение после схватки было сюрреалистичным. Ян вдруг услышал за окном ветер, дождь, сигнал транспорта – всё стало слишком чётким, острым, словно он вынырнул из-под воды. Теперь выбор был сделан. Назад пути не было.

Он спрятал тела, сменил внешний слой одежды, вытер кровь с руки. И впервые за несколько дней почувствовал себя свободным. Только теперь свобода пахла горечью. За его голову объявят охоту. В его спину будут целиться все, кто раньше называл его братом.

Капсульный отель на окраине города поскрипывал усталым пластиком и, казалось, насквозь пропах дешёвым отбеливателем. Надель сидел, скрестив ноги, в тесном белом коконе, который теперь заменял ему пентхаус. Единственным светом был холодный прямоугольник экрана, бросавший мертвенные отблески на его небритое лицо. Он не спал уже вторые сутки. На плаву его держали адреналин, кофе и всепоглощающая ярость.

Он был на связи с анонимным хакером по прозвищу «Кетте». Тому было плевать, кто такой Ян «Игла» и какие у него проблемы с полицией или кланами. Этот парень (а может, и девушка) существовал не в мире кровавых разборок, а в мире нулей и единиц, где всегда был богом. Проломить защиту частной клиники, даже с её хвалёной системой безопасности, было для него делом двадцати минут. Ещё десять ушло на то, чтобы обойти протоколы и добраться до архива записей с камер наблюдения. Он нашёл нужный сектор и нужный временной отрезок: коридор отделения гинекологии.

И вот «Кетте» получил свои семь тысяч юаней, а Ян – доступ к архиву.

Сердце застучало быстрее. Сейчас он увидит. Увидит, как его испуганная, слабая девочка встречается с помощником и убегает от своего тюремщика. Увидит и, может быть, поймёт, кто ей помог. Кто тот любовник, что придал ей сил для этого безумного поступка.

Он увидит улики. Он увидит логику. В его мире у всего была причина, у каждого действия – мотив. Любовник? Шантаж? Внезапное помутнение рассудка? Он должен был увидеть это на записи. Увидеть её заплаканной, испуганной, сломленной. Увидеть, как кто-то уводит её за руку.

Наконец он нашёл нужные файлы. Коридор отделения. 10:32. Качество изображения было зернистым, но он сразу узнал её. Лени. Она шла рядом с медсестрой, опустив голову. Её тёмные волосы скрывали лицо. Она выглядела именно так, как он и ожидал, – покорной жертвой обстоятельств. Его жертвой.