Допив содовую, он отправился на стойку регистрации. Номер был забронирован на одну ночь на имя Митчела Макдира. Пока администратор искал бронь, Митч с тревогой подумал, что его могут узнать, однако на него не обратил особого внимания ни администратор, ни посетители отеля. Прошло слишком много времени, преследователей давно уж нет. Он сходил в номер, переоделся в джинсы и пошел гулять.

В трех кварталах от отеля, на Франт-стрит, Митч постоял, глядя на пятиэтажное здание, известное как Дом Бендини. Он содрогнулся, вспомнив свое недолгое, зато насыщенное пребывание в тех стенах. В памяти проносились имена и лица тех, кто либо умер, либо переехал и живет себе тише воды ниже травы. Здание отремонтировали, переименовали и устроили в нем жилой дом с великолепным видом на реку. Митч прошел дальше и обнаружил ресторанчик Лански, который ничуть не изменился. Он завернул туда по старой мемфисской традиции, сел у стойки и попросил кофе. По правую руку Митча находился ряд кабинок, сейчас пустующих. В третьей он и сидел, когда из буквально ниоткуда возник агент ФБР и принялся расспрашивать его про фирму. Это стало началом конца – первый явный сигнал, что все не то, чем кажется. Митч прикрыл глаза и слово в слово вспомнил весь разговор. Агента звали Уэйн Тарранс – такое имечко не забудешь, как ни старайся.

Допив кофе, Митч заплатил по счету, прошелся по Главной улице и сел в троллейбус, чтобы прокатиться по городу. Одни здания изменились, другие выглядели по-прежнему. Многие напоминали о событиях, которые он пытался стереть из памяти. Митч вышел у парка, отыскал скамейку под деревом и на всякий случай позвонил в офис, потом Эбби и мальчикам. И там, и там все было в порядке. Нет, за ним не следили. Никто его не помнит.

На закате он вернулся в «Пибоди» и поднялся на лифте на самый верх. Бар на крыше славился видом на заходящее солнце и был популярным местом для встреч с друзьями, особенно в пятницу вечером после тяжелой недели. В свой первый визит, еще до устройства в фирму, Митча с Эбби развлекали молодые сотрудники с женами. Жены имелись у всех, адвокатами в «Бендини, Ламберт энд Лок» работали только мужчины – такие уж у них были неписаные правила. Позже, оставшись вдвоем, Макдиры спокойно посидели в баре на крыше и приняли пагубное решение согласиться на эту должность.

Митч взял себе пиво, облокотился на перила и стал смотреть, как река Миссисипи проносится мимо Мемфиса в извечном путешествии к Новому Орлеану. Под мостом Мемфис-Арканзас проплывали огромные баржи, груженные соевыми бобами, за плоскими бескрайними пашнями садилось солнце. Он не испытывал ни малейшей ностальгии. Через несколько недель все надежды рухнули и их жизнь превратилась в сущий кошмар.

Митч недолго размышлял, где поужинать. Пересек Юнион-авеню, свернул на тенистую улочку и почуял запах свиных ребрышек. «Рандеву» был самым популярным рестораном в городе, и он ел там много раз – так часто, как получалось. Порой Эбби встречала его с работы, чтобы вместе отведать знаменитых копченых ребрышек с ледяным пивом. Был вторник, и, хотя посетителей хватало, с выходными, когда посадки приходилось ждать по часу, и сравнивать не стоило. Официант указал на столик в одном из многочисленных тесных зальчиков, и Митч сел лицом к главному бару. Заглядывать в меню он даже не стал. Другой официант спросил прямо на ходу:

– Уже знаете, чего хотите?

– Порцию ребрышек с сыром, большое пиво.

Митч заметил в городе множество перемен, но в «Рандеву» не изменилось ровным счетом ничего. На стенах висели фотографии знаменитых гостей, программки «Либерти-Боул», неоновые знаки для пива и прохладительных напитков, зарисовки старого Мемфиса и фото прежних лет, многие сделаны десятки лет назад. По традиции посетители перед уходом оставляли на стенах свои визитки – теперь их набралось с миллион. Митч и сам однажды так сделал и сейчас гадал, остались ли здесь карточки адвокатов «Бендини, Ламберт энд Локк». Поскольку никому и в голову не приходило снимать их со стен, наверняка они так и торчат где-нибудь.

Через десять минут официант принес деревянное блюдо с ребрышками, сыром чеддер и салатом из шинкованной капусты. Пиво было таким же ледяным, как Митчу помнилось. Он оторвал ребрышко, откусил побольше, посмаковал и впервые помянул Мемфис добрым словом.

«Программа защиты от смертной казни» была основана Амосом Патриком в 1976 году, вскоре после того, как Верховный суд отменил мораторий на высшую меру наказания. Когда это произошло, «штаты смерти» мигом кинулись приводить в порядок свои электрические стулья и газовые камеры, и гонка началась. Они и по сей день изо всех сил пытались друг друга превзойти. Техас был явным лидером, а за второе место спорили несколько штатов.

Амос вырос в сельской Джорджии в очень бедной семье и нередко голодал. В детстве все его близкие друзья были неграми, и он сызмальства возмущался жестоким обращением с ними. Подростком Амос начал понимать, что такое расизм и насколько пагубно его воздействие на черных. Хотя он и был простым сельским парнем, взглядов придерживался широких, а потом и вовсе радикальных, если дело касалось несправедливости. В старших классах способного ученика заметил учитель биологии и направил в колледж, иначе он всю жизнь проработал бы в полях с друзьями, выращивая арахис.

В замкнутом мирке защитников тех, кто приговорен к смертной казни, Амос был легендой. В течение тридцати лет он вел войну за хладнокровных убийц, виновных в преступлениях настолько страшных, что зачастую те не поддавались описанию. Чтобы не сойти с ума, он приучился запирать преступления под замок и не вспоминать о них. Вопрос виновности для него даже не стоял – проблема заключалась в том, что государство со всеми его нарушениями, предрассудками, судебными ошибками не имеет права убивать.

И вот он устал. Работа все-таки его доконала. Он спас много жизней, положив на то свою, и создал некоммерческую организацию, которая привлекала достаточно средств, чтобы поддерживать себя, и достаточно талантов, чтобы продолжать борьбу. Собственная борьба Амоса медленно сходила на нет, жена и доктор уговаривали его сбавить обороты.

О конторе тоже ходили легенды. Здание в стиле арт-деко 1930-х годов (на самом деле – плохая имитация) постоянно перестраивалось. Его построил торговец автомобилями, который когда-то продавал новые и подержанные «понтиаки» на авторынке, растянувшемся на шесть миль по Саммер-авеню, начиная от реки. Со временем автодилеры перенесли торговлю дальше на восток, как и большинство других коммерсантов Мемфиса, оставив после себя заколоченные выставочные залы, многие из которых пошли под снос. Амосу удалось спасти салон «Понтиак» на аукционе, куда кроме него никто не явился. Поручителями по кредиту выступили близкие ему по духу адвокаты из Вашингтона. Амоса не волновал ни стиль, ни внешний вид здания, ни общественное мнение, да и денег на ремонт особо не было. Ему требовалось рабочее помещение и ничего больше. Клиентов привлечь он даже не пытался – их и так хватало с избытком. Битвы за смертную казнь бушевали вовсю, прокуроры неистовствовали.

Амос потратился на краску, гипсокартон, сантехнику и переехал со своим растущим штатом в бывший автосалон «Понтиак». Адвокаты с помощниками из «Программы защиты от смертной казни» почти сразу принялись ревниво оберегать от насмешек свое просторное и эклектичное рабочее место. Кому еще повезло заниматься юридической практикой в переоборудованном автосалоне, где некогда меняли масло и устанавливали глушители?

Приемной как таковой не было, потому что клиенты сюда не приходили. Они сидели в камерах смертников или в иных помещениях тюрем от Вирджинии до Аризоны. Администратора тоже не было, поскольку гостей здесь не ждали. Митч позвонил у входа, вошел в просторное помещение, где некогда находился выставочный зал, и стал ждать, пока кто-нибудь появится. Декор его изрядно позабавил – рекламные плакаты со сверкающими «понтиаками», календари пятидесятых годов прошлого века, оформленные в рамочки заголовки по делам, где юристам «Программы» удалось спасти жизни. Никаких ковров или напольных покрытий. Полы были самые обыкновенные – голый бетон со следами краски и масла.