– Северные ворота, – определила бегло. – Сажен, поди, нарисовался. Ярь, встреть и проводи его к мертвецам – на западный участок обители. И записку передай, – я убрала колокольчик и снова зашарила по карманам куртки. – Сейчас напишу.

«Сажен же знает наше кладбище. Зачем его провожать?» – удивился Ярь.

– Потому что я знаю Сажена. Он сразу начнёт совать свой любопытный нос во все сарайки, склепы и могилы. Проводи и присмотри, чтобы никуда не лез.

Грифель, бумага, справочник подставкой… Ярь улетел с запиской, а я вернулась к прерванному делу и с сожалением прислушалась к удаляющейся песне Мстишки. Ладно, зима начнётся – наслушаюсь. Зимой – лютые шторма, народ сидит по норкам, а на кладбище появляется только по случаю покойников, и то не всегда – чаще всего появляются одни покойники. А родственники подтягиваются попрощаться лишь весной. Чисти изредка тропы, пополняй раз в месяц знаки в святилище да поглядывай, нет ли праховых. Благодать.

Закончив с четвёртым праховым, я сунула кувшин в карман куртки и поспешила к последнему.

– Ярь, больше праховых нет?

«Нет, – свистнул он. – Свободна».

– Издеваешься?

Ярь просвиристел что-то невнятное и извиняющееся. Дескать, он не нарочно и вообще не это имел в виду.

Я очень быстро и сердито упокоила последнего прахового, сунула кувшин под мышку, закинула на плечо изрядно потяжелевший посох и заторопилась домой – заполнять отчётные бумаги.

– Ярь, освободишься – кувшины на крыльце.

«Принял», – коротко ответил помощник.

Посох, на удивление, оказался не таким тяжёлым, как я ожидала. Значит, и трёх-четырёх часов отдыха хватит.

Дома я разулась-разделась, заскочила на кухню за чашкой чая и помчалась в кабинет. Достала справочники, нашла имена родственников и первым делом написала записки им, отправив наговором «из ладони в ладонь» (и мне всё равно, чем они сейчас заняты и где находятся; когда есть время, тогда и пишу). А после выкопала из стопок бумаг черновик подтверждения смерти, нашла в ящике стола бумаги с печатями и взялась за документы для Управы. Медленно, печально и очень внимательно. Одно слово пропустишь или не то напишешь – заново писать заставят, заразы дотошные.

Ярь знал, чем я занимаюсь, и мудро помалкивал. Но как только я расписалась на последнем документе, помощник встревоженно засвистел, докладывая:

«В обители мертвецов верхние фонтаны переполнены – вода бьёт через край».

– Почему-то не удивил, – проворчала я и достала из ящика стола почтовую управскую тубу из старой тёмной кожи.

«Сажен не отлынивает. Уже почти закончил с западным участком», – добавил Ярь.

– Ленится, как обычно. И, конечно, не сам метёт, а наговорами, – я аккуратно свернула первую бумагу и сунула её в пустую тубу. – Дальше пусть берёт южный участок.

«Направлю», – свистнул помощник.

Обители расходились вокруг святилища кольцами. Первое кольцо, разделённое пополам, – беспокойники и неспокойники. Их всегда было меньше других, а внимания они требовали больше. Второе кольцо, шире первого, – обители упокойников и животных. Третье, разделённое на четыре участка, – сплошные мертвецы: ближе к северным воротам – наши праховые, а остальные – и случайные, и опознанные, и безымянные. А последнее кольцо перед стеной – древний островной лес.

По-хорошему, у мёртвых тоже надо прибраться – опустить вниз невостребованные кости и освободить место, – но у меня никогда не хватало на это сил. Даже зимой. Но с каждым годом нам с посохом становится всё легче работать, так что дойдут руки. Обязательно.

Бумаги одна за другой исчезли в управской тубе. Я навела на столе порядок и позволила себе пять минут просто попить чаю. День пролетел незаметно – сумерки на пороге, – но до ужина я ещё успею разобраться с водяными жилами и фонтанами.

– Ярь, где сейчас Мстишка? – я встала и потянулась.

«Недалеко от дома. Услышишь», – сообщил помощник.

Оставлю посох дома и попрошу Мстишку открыть мне «мост» в обитель животных. Первый год, когда нам с посохом было совсем сложно, подруга разметила всё Красное и без проблем отправляла меня на любой край кладбища.

Искать Мстишку не пришлось: едва я вышла из дома, как сразу её увидела – довольную, растрёпанную, с тонким чёрным посохом под мышкой.

– О, ты тоже здесь, – она удобнее перехватила посох. – Я закончила. Сейчас быстро ужин соображу…

– …поедим – по домам, – строго сказала я, спускаясь с крыльца. – Даже не целься на обитель беспокойников. Тебе ещё ночью у себя дежурить. И не спорь, Мстиш. Вот выберешь смотрительскую работу – переходи ко мне, бери звание среднего и работай хоть до беспамятства. По старой дружбе я тебе так упахиваться не позволю.

– Ладно-ладно, – проворчала подруга. – «Мост» нужен?

– Да, на границу между обителями животных и мёртвых, – и добавила: – восточная граница, напротив восточных ворот.

– Да помню я, – фыркнула Мстишка и небрежно чиркнула посохом по каменной тропе. Узкая угольная полоса вмиг вспухла и зачадила чёрным. – Я же в детстве больше здесь обитала, чем дома. Каждый угол знаю. Иди. Обратно как?

– Пешком, – я пожала плечами и с иронией добавила: – Прогуляюсь и разомнусь. Дай знать через Яря или запиской, когда всё приготовишь. И сразу же после ужина…

– Зануда, – припечатала подруга и гордо удалилась в дом.

Я нырнула в чёрный туман «моста» и через мгновение вышла посреди утопающей в красно-рыжей листве каменной тропы. И, куда ни глянь, шелестели подвижные горы листвы, уже начинающей подгнивать. А древние деревья, словно издеваясь, неспешно роняли лист за листом, но не облетели даже на треть. И ведь всего-то четыре дня назад здесь убиралась! И вот опять.

Совесть моя всё-таки не выдержала. Я опустилась на колени, прижала ладони к тропе и зашептала наговор. Земля лениво всколыхнулась и затянула в свою утробу все лиственные кучи в двадцати шагах от меня. И всё – пока всё. Я решительно заткнула совесть и поспешила к фонтанам. В обители животных обычно тихо – в отличие от людей, звери быстро отдают силу и быстро уходят, не доставляя нам, смотрителям, проблем.

Пропетляв тенистыми тропками, я вышла к очередному ракушечному островку – к фонтану с квадратной чашей в окружении увитых плющом склепов. Где так воняло… Точно Зордан подметил – болотом: тухлым, едким. А вода в чаше стала вязкой, потемнела и только что не лопалась болотными пузырями.

Кто бы ни был этот шутник или мститель, какие бы причины ни толкнули его на это… Поймаю и надеру задницу. Да, по-дедовски и посохом. Если бы не вода, я бы уже одну обитель от листьев вычистить успела.

Всего в обители соорудили пять больших фонтанов и с десяток мелких – чтобы умыться жарким летом и воды глотнуть, да и деревьям влажность полезна. Нижних здесь не было – зверьё и так отлично спит. Хвала праху. Отвести воду, почистить от гнилостной грязи чаши – дело получаса. Новую жилу я подвела буквально минут на десять, чтобы смыть остатки вонючей грязи, и сразу же убрала воду под землю. Во избежание. Да и без надобности она пока. И склепы бы проверить…

«Всё в порядке, – свистнул Ярь. – Здесь никто не пробудился и не сбежал».

И снова хвала праху…

Сумрак сгустился, и по кладбищу побежали цепочки огоньков. Сначала зажглись факелы на склепах и чаше фонтана, потом – плющ и мох, а следом и в ветвях закрутились алые огоньки. И привычно поползла из-под древних корней красноватая дымка – пока светлая, полупрозрачная, невесомая. А мимо меня пролетела стайка мерцающих красных мотыльков.

Пора заканчивать. Нет, Мстишка не будет ждать, когда я приползу на ужин. Она придёт за мной «мостом» и утащит в дом.

Я развернулась и поспешила к обители мёртвых. Самое то время для боязливой меня – когда высокие могильные холмики окутаны туманом, повсюду зловеще горят красные огни, а тьма с усталостью прижимают к земле. И посох дома. Ладно, Ярь, материковые мертвецы – это совершеннейшие мертвецы, так же? Мне бы своих «старичков»-безумцев бояться, а не этих, которые уже вообще и совсем-совсем…