Дворецкий окинул меня пристальным взглядом, хмыкнул и решил поведать, что знает.

Оказывается, еще два года назад семья малыша жила счастливо. Но у мужа появилась любовница по имени Лорэн, о которой знали все. Она слыла страстой, и одержимо хотела заполучить Кристиана себе. Он, как поговаривали, был не в состоянии уйти от жены, не желая порочить свое имя, но с удовольствием избавился бы от тягот отцовства.

Мужчина занимался торговлей, но желал большей свободы и имел планы по продаже шелка, командировкам в другие земли. Однажды его жену, Кларин, обнаружили слепой, с гладкой кожей вместо глаз. Кристиан счел это достаточным поводом, чтоб оставить ее с ребенком, и уйти к любовнице. Лорэн свою вину отрицала, а заклятие мог снять только тот, кто его наложил.

С тех пор, правда, желания свои мужчина так и не воплотил, а любовница практически не выходила из дома.

Женщина, лишенная глаз, попросила отдать ребенка в замок, так как следить за ним не представлялось возможным. Малыша приняли. Тогда ему было два года.

Я смутно ощущала какую-то несостыковку, жалея мать с дитем. Но, как ни грустно, в моем мире матери-одиночки отнюдь не редкость, как и отцы, уходящие к любовницам. Другой вопрос состоит в том, почему хозяин местных земель не позаботился о бедной женщине? Мог бы назначить ей уход или выплату по инвалидности…

Ванс рассказал, где я могла найти пострадавшую женщину. Для этого было необходимо покинуть территорию замка, перейти через мост и спуститься вниз к рынку. Благо городок был небольшим, это я примерно помнила еще по картине у Пал Палыча.

Конечно, я не ожидала, что намерение помочь ребенку, а заодно и починить стол уведет меня в местное поселение, но исходя из рассказа дворецкого, мне необходимо посмотреть на мать мальчика своими глазами, чтобы разобраться и понять, смогу ли я вообще что-то для него сделать.

— Я сейчас схожу к твоей маме, хорошо? — обратилась к малышу. Он закончил уплетать бутерброд, и сидел на диване, качая ножками.

— Ладно. А ты еще вернешься? — в его взгляде было столько надежды, которую не могла скрыть детская непосредственность.

— Обязательно. Если повезет, еще и с хорошими новостями.

— Приходи. Мне не с кем играть. Арнольд не дается, не пускает меня в свою тайную нору!

Это тот грызун? Могу представить. Грозное создание с милым обликом и резко контрастирующим с внешностью голосом вряд ли бы позволило себя тискать.

Пока искала выход из замка, познакомилась со всем правым крылом, где располагалась кухня. Все изучить не удалось, так как некоторые комнаты были завалены, другие закрыты, а третьи с толщей воды на полу, которую налило из разбитого окна во время дождя.

Но те помещения, в которые все же удалось заглянуть, не внушали никакой надежды. Плесень, разруха и запустение, старые сломанные вещи, ни одного целого стула или кровати. Однако, почти рядом с выходом во двор, я заметила кое-что необычное.

Дверь, отличающуюся от всех остальных. Она выглядела гораздо лучше, на коричневом дереве оставались куски красной глянцевой краски, прилипшие к ней практически намертво, на металлической ручке проглядывала позолота.

— Интересно, — я потянула за ручку, стремясь узнать, что находится за этой дверью. С громким протестующим скрипом она поддалась, и я совершенно не ожидала увидеть ту картину, которая передо мной предстала.

— Чего вылупилась? — похрустывая каким-то сухарем вопросил Арнольд, сидящий посреди роскошного хаоса, состоящего из высоких гор бытового мусора.

Здесь было все: мебель в сносном и не очень состоянии, заваленная стопками старинных книг, банками, посудой, какими-то тряпками вперемешку с горшками от комнатных растений, поломанными игрушками, бубенчиками и прочим разнообразным мусором.

В углу комнаты стоял большой платяной шкаф, похоже, для одежды. Здесь даже имелось окно, с цельными стеклами, наверное, единственное целое во всем замке, через него в комнату едва пробивался скудный свет, потому что его перекрывала старая пыльная гардина неопределенного оттенка.

Справа от окна красовалась большая двуспальная кровать с высоким балдахином, а на ней снова горы всякой всячины, включая старую зубную щетку, рожок для обуви, и пустые блокноты в количестве по меньшей мере двадцати штук. Сломанные карандаши, перья для письма, пустая чернильница с красивыми золотистыми вензелями на черном стекле грустно завалилась на бок прямо у подножья кровати. К счастью, баночка была закрыта и ничего не испачкала.

— Здесь все иначе, чем в замке… — ошалело пробормотала я, осматривая интерьер логова Арнольда. — Столько целехоньких вещей.

— Конечно, ведь это моя нора, — неведомый зверь продолжал хрустеть сухариком.

Я прошла внутрь чтобы подробнее все рассмотреть.

— КУДА⁈ — Ошалело пробасил он, выронив недоеденную добычу. Как ты порог переступила⁈ Дверь могу открывать только я, а уж тем более находиться здесь! Даже сам хозяин сколько не пытался войти, ничего у него не вышло!

Кажется, мелкая смесь хомяка, зайца и фиг пойми кого еще, ужасно гордилась этим фактом. Он недолюбливает хозяина замка? Интересно, почему?

— Эм… Просто дернула за ручку и вошла?

— ЧТО⁈ — белый пушистик подскочил на месте, и принялся бегать по комнате, крича грозным мужским басом. — Но почему⁈ Как это могло случиться⁈ Ведь это значит… Стоп. — Он резко затормозил. — А что это значит?

И задумался.

— Слушай, — перебила я его возмущения. — У тебя тут столько всего полезного, может и одежда найдется в сносном состоянии? Мне бы переодеться. Да и кровать тут хорошая, — подошла к ней, смахивая пыль со старого покрывала. — Может и ванная имеется?

Арнольд запрыгнул на кровать, лег всем телом на свободный участок, вцепился лапками в ткань, прикипел к ней, как к груди матери и заорал благим матом:

— Мое! Не дам! Никому не отдам! Грабят!

Осторожно шагая по кучам добра, нажитого мелким складировщиком, я продолжала завидовать его запасливости. Не удивлюсь, если где-то тут припрятан холодильник, полный вполне съедобных продуктов, но об этом потом.

Большой платяной шкаф выглядел бесконечно далеким от своих современных земных родственников, он явно был создан умелыми мастерами своего дела, искусными мебельщиками. Изделие, выполненное из настоящего дуба, сейчас выглядело не лучшим образом. Местами дерево потрескалось, створки покосились, и из образовавшейся щели наверху торчали куски различных тканей. Лакировка давно сошла на нет, по створкам изделия вилась резьба природных мотивов, однако часть элементов забилась грязью и нуждалась в очистке.

«Вот бы мне мои инструменты сейчас, петли подтянуть, пошкурить и заново лаком покрыть», — подумала я, проводя пальцами по старому дереву. — «Вытряхнуть из тебя былую красоту».

Холодное дерево быстро сменило температуру, отзываясь живым теплом. Странно так. Но я уже знала это ощущение. Из дверцы шкафа высунулась острая заноза, больно кольнула, из пальца по обыкновению выступила капля крови, окропив предмет, а потом накатило знакомое головокружение. Однако, на этот раз оно быстро прошло.

Когда я подняла глаза, шкаф уже стоял целым, величественным и очень красивым. «Так-то лучше», — удовлетворенно подумала я, — «только есть очень хочется и палец болит». В животе требовательно заурчало. А я ведь только недавно ела, если считать едой тот сухой бутерброд.

Горестно вздохнув, дернула дверцы на себя, и на меня тут же обрушилась гора всего, чего только можно было. Ну да, могла бы догадаться… Ощущение сложилось такое, словно я открыла портал в мир забытых вещей или в сам ад, потому что одежды было уйма, меня буквально затопило. Пока я выплывала из этого тканевого моря, цепко разглядывала содержание. Пальто, джинсы, юбки, блузы, ворох нижнего белья, включая бюстики разных размеров, что заставило меня вопросительно поднять брови. Под конец из разверзшейся утробы шкафа вывалился мешок с обувью.