Я выслушал, что он хотел мне рассказать, потом начал задавать обычные вопросы. Все было просто в невероятном порядке.
Он служил в армии, изучал астрономию в университете, стажа работы нет, опыта тоже, нет вообще ни малейшего представления о том, чем он хотел бы заниматься — одним словом, ничего, что могло бы заинтересовать возможного работодателя. Типичный случай.
И к тому же никаких чувств и эмоций. Это уже менее типично. Обычно они раздражены и обижены, что никто не ждет их с распростертыми объятиями. Я выбрал старую схему приведения клиента хоть к чему-то практическому.
— Астрономия? — спросил я. — Значит, вы знаете математику. Математические способности часто можно использовать в работе, связанной со статистикой.
Я надеялся, что таким образом продвинусь хотя бы на шаг вперед.
Оказалось, что нет.
— Я еще не приспособил свою Математику для… — тут он умолк, впервые дав по себе понять, что реагирует на происходящее вокруг. До сих пор его можно было принять за греческую статую — широко открытые, лишенные какого-либо выражения глаза, идеальные (слишком идеальные) черты, не тронутые тенью ни единой мысли.
— Просто я не слишком хорошо это знаю, вот и все, — закончил он наконец.
Я мысленно вздохнул. В этом тоже не было ничего нового. Из университета их стараются вытолкнуть как можно быстрее. Случалось, за несколько дней среди моих клиентов не встречалось никого, умеющего делать что-либо стоящее. Так что в некотором смысле и это было нормально.
Зато ненормальным было явное понимание того, что слова его звучат не лучшим образом. Обычно такие парни просто не понимают, что должны что-то уметь. Казалось, его смущает факт, что можно изучать астрономию, не зная хорошо математики. Вообще, я не удивлюсь, если астрономический факультет можно закончить, даже не зная, сколько планет в Солнечной Системе.
Кроме того, парень явно забеспокоился, и это тоже было довольно необычно. До сих пор мне казалось, что я знаю все возможные комбинации сокращений мышц тела, но его волнение проявилось так, словно он был сложной марионеткой, управляемой кукловодом-любителем. И эти глаза, по-прежнему безо всякого выражения.
Я расспрашивал о том, о сем, подкинул одну мысль, другую… Из всех фальшивых масок и искусственных поз, с которыми мне приходилось иметь дело, эта была самая неестественная. Иногда подобное встречается у людей, долго сидевших в тюрьме и после освобождения придумывающих себе прошлое. Но никогда это не достигает таких масштабов.
И еще одно. Обычно, когда клиент понимает, что его вранье не помогает, он уходит, используя первый попавшийся предлог. Этот же нет. Похоже было, что он… не знаю даже, как и сказать… проверял правдоподобность своей истории.
Я перевел разговор на астрономию, о которой, как мне казалось, имею некоторые понятия. Выяснилось, что либо действительно только казалось, либо он в этом полный профан. Его астрономия не имела с моей ничего общего.
И вот тут-то он проговорился. Говоря о Солнечной Системе, он начал очередную фразу со слов: «Десять планет, которые…»
Впрочем, он тут же поправился.
— Ах, да, ведь их только девять.
Может, это и было невежество, но сомневаюсь. Скорее, он знал о существовании планеты, которую еще не открыли наши ученые.
Я улыбнулся, выдвинул ящик и вынул из него несколько журналов НФ.
— Читали когда-нибудь такое? — спросил я его.
— Пролистал несколько в магазине пару минут назад.
— Благодаря им я весьма расширил свои горизонты, — сказал я. — Настолько, что мог бы даже поверить, что где-то в космосе имеется система, населенная разумными существами.
Закурив, я ждал его реакции. Если даже ошибусь, все можно будет свести к шутке.
Глаза его изменились. Они больше не походили на глаза греческой статуи. Не были они уже и голубыми, превратившись в черную, бездонную пропасть, холодную, как сам космос.
— В чем заключалась моя ошибка? — спросил он, скривившись в улыбке, которая вовсе не была улыбкой.
Теперь я не сомневался, что действительно наткнулся на что-то необычное. Он сидел по другую сторону стола, а я даже не знал, чего он хочет и каковы мотивы его поступка. Я ничего не знал — да и откуда? Раз уж мы всю жизнь познаем наших близких, то сколько времени нужно, чтобы познать существо со звезд?
Я бы многое отдал, чтобы вести себя как герои «космических опер», которые в подобных обстоятельствах вежливо улыбаются и говорят: «Так ты с Арктура? Ну до чего тесна Вселенная!» А потом обнимают друг друга и идут в ближайший бар пропустить стаканчик.
У меня мелькнула идиотская мысль, что я даже не знаю, пьет этот тип пиво или нет. Не буду описывать борьбу со своим организмом, особенно мышцами, чтобы не дать ничего по себе заметить. Во всяком случае я сумел усидеть на стуле и сохранить вежливое выражение лица. Сказался большой опыт общения с людьми.
— Я не мог ничего в вас почувствовать, — ответил я. — Совершенно ничего, пустота.
Он и сейчас выглядел так же пусто, только глаза снова стали голубыми. Но уж лучше это, чем недавняя чернота.
В такой ситуации на язык должны проситься миллионы вопросов, но мне все время казалось, что я сижу рядом с бомбой, не зная, что может вызвать ее взрыв. Я мог решиться лишь на нечто совершенно тривиальное.
— Давно вы на Земле? — спросил я. Чем не: «Привет, Джо! Давно вернулся в город?»
— Несколько ваших недель, — ответил он. — Но сегодня я впервые среди людей.
— А где вы были до сих пор?
— Учился.
Его ответы становились все короче, и вновь что-то странное творилось с его мышцами.
— Где вы учились? — настаивал я.
Он встал с места и протянул руку.
— Мне пора, — заявил он. — Разумеется, моя просьба о работе снимается. Нам нужно еще многому научиться.
Я поднял брови.
— Вы полагаете, я обо всем забуду? О такой встрече?
Он вновь улыбнулся своей странной улыбкой.
— Кажется, на этой планете есть обычай сообщать обо всех проблемах в полицию. Можете сделать это.
Не знаю, сказал он это, движимый иронией или обычной логикой.
Он вышел, а я неподвижно стоял у стола, глядя, как закрывается за ним дверь.
Что мне делать? Идти следом?
Я пошел.
Я не шпион, но прочел достаточно детективов, чтобы знать, как следить за кем-то, самому оставаясь незамеченным. Через некоторое время мы дошли до тихого, спокойного района одноквартирных домов. Я стоял за пальмой, делая вид, что закуриваю, а он вошел в один из этих домов. Какое-то время он повозился у двери, потом открыл ее и вошел, а дверь закрылась.
Выждав немного, я поднялся по ступенькам и позвонил. Открыла седовласая матрона, явно оторванная от занятия на кухне, потому что вытирала руки о фартук.
— Я ничего сегодня не покупаю, — заявила она, не успев еще до конца открыть дверь.
Тем не менее она смотрела на меня с интересом, ожидая, что я предложу.
Я вызвал на лицо лучшую из своих улыбок, предназначенных для пожилых женщин.
— А я ничего и не продаю. — И я вручил ей свою визитку.
Она удивленно изучила ее и подняла голову.
— Я бы хотел видеть Джозефа Хоффмана, — вежливо продолжал я.
— Боюсь, вы ошиблись адресом.
Я уже готовился сунуть ногу в дверь, но это оказалось ни к чему.
— Он был у меня в конторе минут двадцать назад, — объяснил я, — а уходя, оставил свой адрес. Предложение работы поступило сразу после его ухода, а поскольку я все равно шел в этом направлении, то решил заглянуть и сказать ему лично. Это довольно срочно, — добавил я. Несколько раз такое действительно случалось, но сейчас даже я сам не верил в то, что говорю.
— Никто здесь не живет, кроме меня и моего мужа, — упиралась хозяйка. — А он уже давно на пенсии.
Мне было все равно, чем занимается ее муж, — он мог давно висеть вниз головой на дереве. Меня интересовал тот тип.
— Но я видел, как тот молодой мужчина входил сюда, — не сдавался я. — Просто я не успел его догнать.