Но вдруг в его жилах давно уж вода, и никакой истинной яры ему вовсе не положено? И никогда его вулкан не запылает в полную силу? Тогда, поплевав на горячие ладони, придется смириться, что единственной не существует. И заменить ее десятью. Пройти обычный брачный ритуал клановых лидеров…

Это должно укрепить Азо. Усилить жар. Дарр Тэй и так слишком долго испытывал терпение вулкана и не давал наследников.

Но десять невест! И у каждой шлейф из дрянной родни! Ахнет озадаченно почесал рог. Даже для него многовато. Высшие демоницы – не масаи, у ног сидеть не станут. А он, видит Верховный, не привык, чтобы ему не подчинялись.

– Господин… – Вбежав в покои, Заранта виновато опустила глазки.

– Ну что еще? – прокряхтел Ахнет, придерживая рукой мерзко ноющий бок.

Все-таки рана. Или старость. Что-то из двух.

– Ваша новая масая…

– Я еще не решил, – оборвал дарр Тэй. – Масая она или…

Или что-то большее. Дерево, железо, медь или… золото?

Если уж по-честному, то золотые браслеты давно просились на ручки Заранты. Но она, как ни странно, не стремилась к новому званию. Ни одним намеком не выдала, что этого хочет. Да и сам Ахнет с трудом мог представить умненькую помощницу в необычной роли.

Но если наденет золото на безрогую… Ох, не понравится это его клану. Как и другим, с которыми он еще не сторговался на предмет породистых демониц.

Ситуация щекотливая. В другое время Ахнет плевал бы на пересуды, но сейчас его путь зависел от решения высших.

– Она напугана, мой господин. Не дает выкупать себя и… – помявшись, Заранта показала ему клубок мокрой голубой ткани. – Мы еле с нее стащили. Куда это теперь? Отстирать отстирали, но…

«Медная» размотала сверток, демонстрируя подранное платье во всей кошмарной красе. Из клубка на пол выпала синяя лента и какой-то кружевной лоскуток.

– Выдай ей тогос в цветах моего рода, – велел Ахнет, нагибаясь к синей ленточке. Жмурясь каэрой, выбравшейся на берег и учуявшей запах добычи.

Заковыристые буквы на карточке пытались что-то ему сообщить, но этот язык демон не знал. Так что забросил ленту в сундук с сокровищами, а прочее велел уничтожить.

Теперь он владеет ей.

Мысль отдавалась приятной слабостью, щекоткой разбегающейся по телу. Ахнет все для себя решил. И в смысле браслетов, и по поводу прочего…

– Она лечиться отказывается, – вздыхала Заранта за его плечом. – Бешеными нас обозвала. Дерется! Хоть и вяло, но…

Ну, с дикарками у Ахнета разговор короткий.

***

Маша

Эти… мерзавки… стянули с меня не только платье, но и белье! Опомниться не успела, как лишилась и бейджа переводчицы, и последних трусов.

А эти, с позволения сказать, «козы» (на язык просилось что-нибудь более бранное, но на ум не приходило) уже растопырили руки, собираясь вытащить меня из воды. Абсолютно голую и для кого-то тщательно отмытую.

Почувствовав после омовения прилив сил, я уперлась руками в стены купели и воинственно зарычала. Хотя, может быть, заскулила. Неважно. Все равно не помогло.

Похоже, я была не первой пленницей в их практике, не желавшей покидать купель. Мгновенно сориентировавшись, сверху мне на голову накинули широкую красную тряпку. Будто чехол для попугая, чтобы ночью не верещал! Пока я в ней билась, норовя утонуть, меня вытащили из лохани, пронесли несколько метров и отбросили на деревянный пол.

Тряпка сползла с глаз, и я увидела, что сижу враскоряку посреди крытой веранды. Обнаженная. Отмытая. Перепуганная. Между низким топчаном с подушками и столиком с закусками. А ткань, ставшая оружием в коварных женских руках, – всего лишь одна из штор.

Сама я, вероятно, шла на десерт.

У меня едва пар из ноздрей не валил – от обиды! И от жары. И еще потому, что в окружении красных тряпок я чувствовала себя быком на корриде. А эти, местные, окружали меня, покачивая рогами и пощелкивая крышечками на подозрительных круглых шкатулках.

Заранта, старшая, куда-то испарилась. И в ее отсутствие «обраслеченные» совсем отбились от рук.

– Ты чего дерешься? Это для кожи. Чтобы зажила, – обиженно сопела красноволосая, которой я случайно заехала мокрой пяткой еще в купели.

И так она на меня ошалело глядела, словно рабовладелец ни разу на нее руку не поднимал! А я, между тем, заметила, что у нее все плечи в ссадинах и на губе кровоподтек. Так что ни в жизни не поверю, что у «господина» такое же большое сердце, как его рога.

Приблизившись, девицы попытались содрать с меня тряпку и намазать кожу какой-то красной пудрой. В ответ я завыла сиреной, забилась под стол и, стащив сверху пустую серебряную тарелку, загородилась ей, как щитом.

– А такой тихой казалась, – сетовала та, что с витыми рожками. – Мы ее мыли, мыли, а она!..

– Точно тварь хаоса замаскированная, – покивала болтушка с синими пеньками. – Чуть отвернись – сожрет!

Пока я возмущенно шипела на них из-под стола, девицы решали, кому за мной лезть. Вздохнув, Тира опять взяла огонь на себя.

– Только сунься. Рога обломаю, некрасивой станешь, – прошептала я, угрожающе помахав тарелкой.

Хотя у меня едва хватало сил держать ее на весу. Да и в глазах предательски темнело. Вот и моя привычная слабость подоспела.

Обладательница козлиных рожек самоотверженно ринулась под стол, и я поджала голые пятки под себя. Как чуяла, что она меня за щиколотки решит вытаскивать!

Обломать я ей, естественно, ничего не успела. Поди под этим столом развернись.

– Оставьте, – громыхнуло сверху. – Что тут происходит?

Служанка замерла в полуприседе.

– Мы хотели нанести «пыльцу первой ночи», – виновато объяснилась Тира.

Какой еще, к демонам, ночи?!

– А она не дается, господин, – поддакнула девица с зелеными завитушками. – Хочет в синяках ходить. Но мы же знаем, что синяками вас не порадовать. Вы только сильнее расстроитесь.

– Не нужно. Идите. Я сам нанесу, оставьте шкатулку, – велел рогатый. – Мне она не посмеет противиться.

Да еще как посмеет!

С моего места я видела его ровно до пояса. Взгляд упирался в кожаные брюки, топорщившиеся как-то уж совсем неестественно. Будто содержимое тоже было накладным.

– Правда, хара? – Перед моим носом материализовалось огромное черноглазое лицо: рогатый изволил заглянуть под стол.

Я нервно мотнула головой: никаких «да». Если я кому и дамся в руки, то только квалифицированному психиатру. Я вполне созрела. У меня и визитка есть.

– Как скажете, господин, – прошуршали все трое и испарились, словно мираж в дыму. Может, они и были галлюцинацией.

– Ну что… вылезешь или сам достану? – ухмыльнулся гад, с легкостью приподнимая стол одной лапой.

В другом его кулаке была зажата круглая шкатулка-пудреница. Размером с коробочку из-под теней. Он ее и открыть-то не сможет, не поломав.

О боги! Надо было позволить девушкам. Или самой измазаться. Как представлю вот эти огромные пальцы на своей коже…

– Можно я тут останусь? – взмолилась я, отчаянно тараща глаза на хозяина невозможных бугров. Они тут у всех накладные или как?

– «Тут оставаться» надо было раньше, Рия, – вздохнул он, ехидно искривляя губы. – Я же говорил не отходить! Ну и в кого ты такая непослушная?

Нервно щелкая ресницами, я покрепче прижала к себе мокрую красную штору и получше вгляделась в рабовладельца. Говорил? Не отходить?

Погоди-и-ите…

– Нашлась, потеряшка. Но лучше бы не сбегала, – ворчал он. – Как видишь, судьбоносная тропа все равно привела тебя ко мне. Если бы рядом осталась, тебя бы не измучили черноторговцы, не напугали монстры хаоса, а я не потерял бы два мешка керракского золота.

Я возмущенно взвыла. Потому что, во-первых, больше всего меня сейчас пугал монстр, вооруженный шкатулкой с алой пудрой. А во-вторых… я его наконец узнала!

Да это же он! Мой «Момо»! Просто косички расплел, перья вынул и смыл боевой раскрас…

И еще прут из живота достал.