Потом наступила тишина.
Мёртвая, звонкая тишина, нарушаемая лишь плеском воды и тихим стуком мелких камешков, осыпающихся с вершины новообразованной горы.
Анна лежала у решётки, глядя на груду камней, которая отделила их от друга. Она не плакала. Слёз не было. Было только ощущение огромной, чёрной дыры в груди, там, где секунду назад было сердце.
Алексей медленно поднялся. Его лицо было белым, как мел. Он подошёл к завалу и положил руку на камень.
— Он жив, — тихо сказал он. — Я чувствую его ауру. Слабую. Очень слабую. Но он там.
Ирина, всхлипывая, начала разгребать камни руками.
— Так чего мы стоим?! — закричала она. — Копайте! КОПАЙТЕ!
Анна поднялась. Её движения были механическими, как у сломанной куклы. Она подошла к завалу и вцепилась пальцами в огромный валун.
— Держись, Макс, — прошептала она. — Только держись. Я вытащу тебя. Даже если мне придётся разобрать этот город по кирпичику.
Но в глубине души она знала: танец закончился. Музыка смолкла. И теперь начиналась совсем другая история. История, написанная не чернилами, а кровью. И первым словом в этой истории было имя её друга, погребённого заживо ради того, чтобы она могла жить.
ГЛАВА 61: Цена истины
Тишина после обвала была такой плотной, что её можно было резать ножом. Ни шума воды, ни шороха крыс — только звенящая пустота, наполнившая коллектор, ставший могилой. Анна стояла перед грудой бетона, искореженной арматуры и грязи, которая отделяла их от Максима. Её руки были опущены, плечи сгорблены. Она казалась не героиней, не лидером, а просто маленькой, сломленной фигуркой в огромном, безразличном мире.
— Копаем, — голос Алексея прозвучал хрипло, словно он говорил через силу.
Он подошёл к завалу первым. Его аристократические пальцы, привыкшие к эфесу рапиры, вцепились в грязный, скользкий камень. Он потянул. Камень поддался с неохотным скрежетом.
Ирина, всхлипывая, присоединилась к нему. Она отшвыривала мелкие обломки с яростью, не обращая внимания на то, что острые края режут ей ладони.
Анна стояла неподвижно ещё секунду. Потом что-то внутри неё щёлкнуло. Она бросилась к завалу, как бросаются в атаку — с криком, полным боли и отчаяния.
— Ты не умрешь! — кричала она, вгрызаясь пальцами в бетон. — Ты слышишь меня, медведь?! Ты не имеешь права! Мы не закончили! У нас ещё выпускной! У нас ещё вся жизнь!
Они копали час. Может быть, два. В темноте подземелья время теряет смысл. Их руки превратились в кровавое месиво, ногти были сорваны, одежда пропиталась грязью и потом. Магию использовать было нельзя — любой импульс мог спровоцировать новый обвал. Только грубая, физическая сила. Только воля.
Наконец, Алексей нащупал пустоту под одной из плит перекрытия.
— Здесь! — выдохнул он. — Ниша! Он здесь!
Они втроём навалились на плиту. Она весила, наверное, полтонны. В обычном состоянии они бы даже не сдвинули её. Но сейчас, на адреналине и отчаянии, они смогли. Плита сдвинулась на полметра.
Луч фонарика выхватил из темноты лицо.
Максим лежал на спине, прижатый к земле балкой. Его глаза были закрыты. Лицо, обычно румяное и полное жизни, сейчас было серым, как тот бетон, что его окружал. Из уголка рта тянулась тёмная струйка крови.
— Макс… — Анна протиснулась в щель, не чувствуя, как бетон царапает спину.
Она приложила ухо к его груди. Тишина. Страшная, мёртвая тишина.
— Нет… — прошептала она. — Нет, пожалуйста…
И тут, на грани слышимости, она уловила звук. Слабый, неровный, булькающий стук. Сердце. Оно билось. Оно боролось.
— Живой! — закричала она, и этот крик эхом отразился от стен туннеля. — Он живой! Лёша, помогай!
Они вытаскивали его с предельной осторожностью, словно хрустальную вазу, которая уже разбилась, но осколки ещё держатся вместе силой чуда. Каждое движение отзывалось стоном Максима — даже в бессознательном состоянии его тело кричало от боли. Его ноги были неестественно вывернуты. Грудная клетка вмята. Правая рука висела плетью.
Когда они наконец уложили его на плащи, расстеленные на более-менее сухом участке пола, Анна увидела масштаб разрушений. И ей стало страшно по-настоящему.
— Нам нужно к Элладе, — сказал Алексей, стирая со лба пот, смешанный с грязью. — Срочно.
Путь до убежища в Нижнем городе стал их личным схождением в ад. Они несли носилки, собранные из обломков труб и плащей, по бесконечным лабиринтам канализации, стараясь не трясти Максима. Крюк, встретивший их у старого шлюза с лодкой, впервые в жизни не сказал ни слова сарказма. Он просто посмотрел на тело гиганта и молча помог погрузить его.
В убежище их встретила Эллада.
Она стояла у двери, бледная, как призрак. Её руки дрожали. Эмпатическая связь, которую она установила с Максимом ещё на первом курсе, сейчас разрывала её изнутри. Она чувствовала каждый перелом, каждый разрыв ткани, каждую вспышку агонии, которую испытывал он.
— Быстрее! — скомандовала она, когда они внесли носилки. Её голос звенел от напряжения. — На стол!
Они переложили Максима на операционный стол. Эллада мгновенно оказалась рядом. Она не тратила времени на осмотр — она и так знала всё. Она положила ладони ему на грудь, прямо на вмятину от удара.
— Люмен Витаэ, — прошептала она древнюю формулу.
Белый свет, ослепительно яркий и чистый, полился из её рук. Он окутал тело Максима коконом, проникая под кожу, в мышцы, в кости.
Анна, Алексей и Ирина стояли у стены, боясь даже дышать. Они видели, как магия Эллады борется со смертью. Свет пульсировал в такт сердцу Максима. Вспышка — вдох. Угасание — выдох.
Прошёл час. Потом второй. Эллада не отнимала рук. По её лицу тёк пот, губы были искусаны в кровь. Она отдавала ему свою жизнь, капля за каплей. Её собственные волосы начали седеть на глазах — прядь за прядью, серебро проступало в каштановой волне.
Наконец, она пошатнулась. Свет мигнул и погас, оставив лишь слабое, ровное сияние вокруг тела.
Алексей подхватил её, не дав упасть.
— Элла?
Она открыла глаза. В них стояли слёзы, которые светились в полумраке, как жидкий свет.
— Я… я сделала всё, — прошептала она, глядя на Максима. — Сердце бьётся ровно. Лёгкие восстановлены. Кровотечения остановлены. Но…
Она заплакала. Тихо, беззвучно, просто позволяя слезам течь.
— Позвоночник раздроблен, — сказала она сквозь слёзы. — И мозг… он получил слишком сильный удар. Его сознание… оно ушло. Я чувствую его свет, но он далеко. Как звезда в другой галактике. Он слышит нас, но не может ответить. Он заперт в собственном теле.
Анна медленно подошла к столу. Она смотрела на друга. На его лице застыло выражение спокойствия, которое так не вязалось с тем ужасом, что они пережили.
— Кома? — спросила она. Голос её был чужим, механическим.
— Магическая кома, — кивнула Эллада. — Его разум спрятался, чтобы пережить боль. Я не знаю, когда он вернётся. И вернётся ли вообще. Я могу только поддерживать его тело. Быть его якорем. Но вывести его… мне не хватит сил.
Анна протянула руку и коснулась холодной щеки Максима.
— Прости меня, — прошептала она.
Потом она повернулась к остальным. И Алексей отшатнулся.
В глазах Анны не было горя. В них не было страха. В них была пустота. Абсолютная, ледяная пустота, в которой, где-то на самом дне, разгорался чёрный огонь.
— Это я, — сказала она. — Это я привела его туда. Я убедила вас, что мы сможем. Что мы герои. Что мы победим Систему наскоком.
— Аня, это не твоя вина… — начал Алексей.
— МОЯ! — крик Анны хлестнул их, как кнут. — Моя! Это моя война! Моя месть за отца! Я втянула вас в это! И теперь Максим платит за мои амбиции!
Она начала ходить по комнате, как загнанный зверь.
— Громов знал. Он знал, что мы придём. Кто-то сдал нас. Кто-то предупредил его, что мы будем в Архиве. Иначе откуда там взялись «Хранители»? Откуда там была эта ловушка?
Она остановилась у стола с оружием. Взяла свой клинок. Металл холодил руку, и это было единственное, что она сейчас чувствовала.
