Летягин снова хмыкнул.

– Ты чё, Летягин? Чего прикалываешься? – Вадик хлопнул Летягина по спине, – а помнишь, как мы у тебя на Дне рождения у холодильника дверцу оторвали?

Летягин помнил.

Не забыл, как на следующий день родитель драл и таскал за волосы его – студента второкурсника Мишку, словно какого-нибудь школьника первоклашку…

Но снова подумал о Васильеве.

И о Ленке Круковской.

Ведь Васильеву тоже на днях сорок пять.

И тоже – там в Хельсинки, наверное, юбилей отмечать будут…

Тоже, скажут ему?

Ну, Васька, ты достиг…

И тот пьяно угукнет, типа, – ну да, достиг, а что?

А чего он достиг?

Того, что как он выражался, свинтил из этой страны дураков?

Этого достиг что ли?

Пожрать, выпить, закусить здесь было от пуза – от живота.

Гоша любил это дело и порученцам своим наказывал, чтобы кафе выбирали с хорошей кухней.

Миша таки-таки ловко положить себе кусочек осетринки, так чтобы не брать с блюда последнее.

Выпил без тоста.

Налил еще.

Сидевшая слева Валя Удальцова, по которой Мишка сох еще на третьем курсе, стала с суетливой заботливостью подкладывать Мишке салату.

Ну, не то чтобы очень он сох по ней тогда двадцать пять лет тому назад, но глазками на лекциях на нее постреливал. А она высокомерная такая была – все только с перспективными парнями дружбу водила – с отличниками, да комсомольцами.

Правильной девушкой Валя Удальцова была. Не для того в Красноаменск приехала из своей Удомли, чтобы красоту свою бездарно разменять на такого беспутного хиппана, как Мишка Летягин, пускай даже и на городского парня, но явно беспутного.

Вышла она на четвертом курсе за факультетского секретаря комсомола. За Олега.

Его потом в КГБ на работу взяли. Мишка слышал, развелись они лет пять тому.

Валька сама у Гоши теперь в конторе сметчицей работала. Гоша-молодец, не оставляет своих однокашников и однокашниц, всех пристраивает. Вот и теперь, специально, наверное, Мишку рядом с Валентиной распорядился посадить.

Авось у двух – у разводки и у бобыля сладится-склеится.

Мишку такие хитрости ужасно раздражали. Так и хотелось сказать этой суетившейся со своими салатами Вальке, мол я с такими старыми женщинами не общаюсь, да пожалел ее.

Зачем скандалить?

Не тот уже возраст.

Это в институтские годы он бывало позволял себе выходки.

Но без скандала не обошлось.

Вроде все нормально шло.

Подарил Гоше икону, сам даже в тот момент еще не слишком пьяный был. Сказал тост.

Красивый такой, образный, хоть в книжку записывай.

Гоша растрогался, Мишку поцеловал, к иконе тоже приложился и тут же передал ее жонке своей – Татьяне. Не в общую кучу бронзовых и хрустальных даров и подношений свалил, что с крыльями и без крыльев громоздилась на специально выделенном для этой цели столе, а жене Татьяне отдал. Лично.

Почёт.

Потом Мишка подсел к Вадику Столбову.

Тот пьяненький уже был – расхвастался, что с ним – с всегда осторожным Вадиком вообще редко случалось.

Расхвастался, как новый каменный дом строит на юге города. Двести пятьдесят квадратов площадь первого этажа.

Мишка прикинул в уме, сколько это могло бы стоить. Прикинул и присвистнул.

Не то в восхищенном одобрении, не то в удивленном осуждении присвистнул.

А ободренный этим присвистом Вадик продолжал хвастаться.

Видать – была потребность отпустив тормоза, выплеснуть сдерживаемую постоянной острасткой информацию. Не возможно же всю жизнь от всех таиться, не Штирлиц же он.

– Прикинь, Миха, сейчас проектируем тоннель на кольцевой дороге для Каменс-Уральска…

Финансирование из Госбюджета… откаты до тридцати процентов, представляешь…

Вадик доверительно обнял Михаила за плечи и дышал ему в ухо свежим, не перегоревшим еще запахом коньяка.

– А откаты за счет завышения сметной стоимости? – понимающе спросил Летягин.

– И с этого тоже, – кивнул Вадик, – но там много схем, как удешевить строительство, я тебе как-нибудь расскажу.

– И тебе с этих откатов за риск ведь тоже отстегивают? – поинтересовался Миша, гоняя вилкой неподатливую маслину.

– А ты думал, – отозвался Вадик и вдруг погрустнев, снял руку с Мишиного плеча и тяжело поднявшись, побрел в сторону туалета.

Тут то к Михаилу и подсел начальник Гошиной безопасности.

Противный такой – бывший начальник уголовного розыска. Полковник в отставке.

Полковник, хотя фамилия у него была генеральская. Брусилов.

– Это ты Летягин? – буравя Михаила тупыми зрачками, спросил бывший мент.

– Ну я, а что? – дожевывая наконец-то пойманную маслину, ответил Михаил.

– Пойдем, выйдем, рассчитаться надо, – цепко взяв Михаила за плечо, повелительно сказал начальник Гошиной охранки.

Миша чуял, что разговор будет не из приятных, но в пьяном кураже пошел впереди подгонявшего его в спину мента.

– Ну что? – спросил Михаил, когда выйдя из кафе, они остановились под соседней аркой.

Брусилов дважды ударил Мишу в живот, и еще добавил ногой между ног.

– Зачем ты статью о таджиках написал? – склонившись к корчившемуся на асфальте Летягину, спросил Брусилов, – зачем хорошим людям подлянки делаешь?

Потом, звонко цокая подковками на ботинках, словно это были те самые хромовые сапоги из легендарного тридцать седьмого года, мент удалился.

Только напутствие его еще вертелось в голове.

– Ты не шути так больше, понял?

– Это же черт знает что, ни фига себе!

Лёля схватилась ладошками за свои пухленькие розовые щечки.

– Вы правда так делаете?

Лёля была удивлена и изумлена до глубины своей души.

Борису Эрдановичу Чувакову – юристу треста УНИВЕРСАЛ было поручено потихонечку вводить Лёлю Столбову в курс дела.

Борис Эрданович не собирался сразу огорошивать юное, едва окончившее юрфак создание всеми тяжкими и всеми даже полу-тяжкими искусами и изысками их иезуитского дела, но он не предполагал, что Лёлечка Столбова окажется такой простодушной и такой по-детски наивной.

– Детская чистота души это признак профнепригодности, моя дорогая, – подытожил Борис Эрданович, забирая из рук Лёлечки папку договоров.

Была бы воля Бориса Эрдановича, он бы отказался от этой девчонки, зачем им в юридический отдел такая пустышка.

Однако, Богуш со всей определенностью наказал Чувакову, – бери дочку Столбова, вводи ее в курс дел.

С Игорем Александровичем спорить было бесполезно.

Да и аргумент Чувакова, де жидковата и слабовата девчушка будет для их юридических тяжб, не работал против главного аргумента Богуша, заключавшегося в том, что девчонка из своих. Своего клана.

Чуваков, как юрист компании, был прекрасно осведомлен о всех взаимовыгодных жизнетворных связях своего шефа со Столбовым.

Проектировщик и строитель-генподрядчик.

Это как шерочка и машерочка в сфере семейного полюбовного бизнеса Это как Гог и Магог в мире бюджетного финансирования.

Ясное дело, что дочка Столбова Богушу здесь своя и ей можно доверять.

Поэтому, пощупав, попробовав, испытав способности Лёлечки, Чуваков решил-таки, что станет готовить ее по полной программе помощницы юриста компании. Чтобы потом смогла подменять его и в арбитражном суде, и в мировом суде и в суде по делам уголовным, если такие случатся.

– Так то и строится бизнес, Ольга Вадимовна, так то и строится, – поучал девушку Чуваков, – вам еще многому предстоит удивляться, но в этом наша работа, это наши приемы, которым вас не учили на юридическом факультете.

Чуваков был худощавым, даже болезненно сухим мужчиной сорока лет. Носил костюмы зеленоватых оттенков и совершенно вопиюще неподходящие к этим костюмам сорочки и галстуки.

Денег у Богуша он получал предостаточно, но упрямо ездил на автомобиле "жигули" девятой модели, которым было уже сто лет в обед.