– Может, поедем Амтраком в Калифорнию? – спросила Лёлечка, прижимаясь голыми титечками к волосатой груди своего любовника, – или в Лас-Вегас, поиграем и заодно поженимся, я слыхала, там расписывают в две минуты.

– И в одну минуту разводят, – отвечал Чуваков.

Она звала его Чувачок

А он ее звал – Лёлик.

Когда он вышел пописать, Лёля взяла мобильный Чувакова и просто так, для интереса, посмотрела список его SMS сообщений. Последние три не были стерты. Они пришли буквально пять минут назад, когда они с Чувачком занимались сексом.

Предавались половым сношениям.

Первое странное сообщение гласило.

"Сообщи маршрут вашего следования"

Второе было еще более странным.

"Постарайся найти предлог и перегони деньги на свои счета" От чтения третьего Лёлю бросило в дрожь.

"Когда все сделаешь, устрани девчонку, она нам не нужна" Лёля посмотрела на номер отправителя.

Он показался ей знакомым.

В Краснокаменском отделении "Мегафона" такие номера назывались золотыми и стоили на триста долларов дороже обычных.

Лёле хватило ума не звонить со своего мобильного.

Она сняла трубку обычного городского телефона, что был у них в номере и набрала код России. Потом набрала номер мегафона…

– Слушаю, Брусилов, послышалось в трубке…

Лёля положила трубочку на место как раз в тот момент когда Чувачок вышел из туалета.

– Ты чем то расстроена, дорогая? – спросил Чуваков.

– Папу вспомнила, – сказала Лёля грустным голосом, – у него рак, он умирает, а мы тут предаемся половым сношениям.

– Живые должны жить, – сказал Чкваков, пытаясь таким образом обнять Лёлечку, чтобы в его ладони попали бы сразу обе трепетные титечки, – именно так завещал нам великий Винету вождь апачей.

– Я не могу заниматься половыми сношениями, думая о том, как где-то там умирает мой отец, – сказала Лёлечка, движением плеч, высвобождаясь из Чуваковских объятий.

– Так забудься и не думай, – сказал Чуваков, протягивая руку за бутылкой дорогого Бурбона, что они купили по дороге в мотель Вундед Элбоу.

– Я хочу есть, – сказала Лёля.

– Давай закажем пиццу, – предложил Чуваков.

– Сделай милость, закажи, потренируй свой английский, – кивнула Лёля на телефон.

И потянулась к своей сумочке.

Она ужасно боялась летать.

И поэтому всегда брала с собой массу всяких таблеток – от простых элениума и димедрола до самых сложных и последних новшеств фармакологии – бабуртана с цаллутином.

Порывшись в сумочке, Лёля достала бабуртан. Две пластинки по десять капсул в каждой.

Сходила в туалет, расщепила все двадцать капсул, ссыпала их порошкообразное содержимое в пластмассовый стаканчик для полоскания рта. Набрала в стаканчик немного воды, ручкой зубной щетки размешала раствор…

Чувачок сидел к ней спиною и на ломаном английском пытался заказать пиццу с сыром и пиццу с ветчиной и майонезом.

Лёля взяла бутылку Бурбона, свинтила ей горлышко и влила туда пол-стаканчика раствора бабуртана.

– Надо говорить не "бринг", а "диливер", – сказала Лёля, ставя бутылку на место.

– Вот и заказывала бы сама, – отмахнулся Чуваков.

Ему никогда не нравилась критика.

А английским она владела в сто раз лучше. ….

Лёля едва не сделала ошибку, когда выходила к машине с большой дорожной сумкой.

Администраторша мотеля тревожно высунулась и спросила:

– Lady, you go, you leavin'* – No I just wanna make a short ride – ответила Лёля, радушно улыбаясь – Just wanna go to the local drugstore bye some pills I have menstruation and terrific headache**- нашлась Лёля в уверенности, что женщина администратор ее поймет и посочувствует ей.

– Men they never understand***, – согласилась успокоенная администраторша.

Через пять минут Лёля уже неслась, обгоняя трейлеры дальнобоев и автобусы Грэйхаунд, неслась по сорок шестой федеральной автодороге…

И выброшенный ею в окно мобильный телефон Чувакова – упал на бетон и был тут же раздавлен колесами набегавшего сзади грузовика. …

Леди, вы уезжаете?* Нет, я только отъеду ненадолго, мне надо купить в аптеке таблетки, у меня сильная головная боль, связанная с менструациями** Ах, эти мужчины, они никогда не понимают женщин*** …

Жека все-ж таки объяснился с Наденькой.

А произошло это так.

Обычно, когда Жека встречал Надю в тоннеле, когда он ехал на своем электровозе, а она шла всегда с Борей Штейном, неся треногу от теодолита, Жека только кивком как бы приветствовал сразу обоих маркшейдеров, не персонифицируя своего развязного питерского "хэллоу"…

А тут, а в этот день она шла по тоннелю одна.

Штейн бюллетенил, и Надя, дабы заняться чем-либо полезным, ходила по тоннелю и краской обновляла метки на реперах.

На ее каске тем временем появилась и новая надпись:

Сперва Жека проехал было мимо.

Состав грохочет, вагонетки с породой дрыгаются на узкоколейных рельсах – это вам не гладкий бархатный путь скоростной дороги Москва-Петербург. Вагонетки дрыгаются, грохочут, да еще грохот этот, многократно усиленным гулом отдается в замкнутом пространстве тоннеля, так что приветствия, особенно если оно произнесено негромко – тут и не расслышишь.

Вот, Жека сперва и проехал мимо.

Только напрягшись и вцепившись в рукоять контроллера, пытался тем временем придать лицу смешанное выражение приветливой индифферентности.

Но проехав уже метров сорок, он вдруг тормознул состав, спрыгнул с электровоза и побежал назад, громко бухая своими резиновыми сапожищами.

Надя стояла с баночкой краски в руках и широко раскрытыми глазами глядела на Жеку.

– Я хотел сказать, здравствуй, – вымучивая улыбку, сказал Жека.

– Здравствуй, – сказала Надя и вся засветилась самой радостной приветливостью.

Теперь он впервые смог разглядеть ее.

Раньше, до этого случая, Жека глядел на Надю лишь урывками, боясь подолгу задерживать на ее лице свой взгляд.

Потому что во-первых, пялиться это грубо.

Во-вторых, Надя могла подумать, что она ему сильно нравится.

А в третьих – это действительно было так и она ему сильно нравилась, но Жека стеснялся работяг, которые постоянно подтрунивали над его чувствами.

– А что это у тебя написано? – спросил Жека и тут же смутился от своей глупости.

– Написано, Хэлло, Евгений, – ответила Надя, отводя взгляд и улыбаясь той улыбкой, в которой явственно читались желание и согласие.

Это вдруг придало Жеке уверенности.

Он успокоился и глядя в Надино лицо, стал вдруг замечать, что она еще красивее, чем казалась, когда он смотрел на нее издали.

Во-первых, она была старше. Издали она казалась ему совсем девочкой. Но нет, она, наверное, годочка на два была даже постарше его самого.

И потом теперь, вблизи, лицо, глаза, улыбка ее не казались такими провинциально наивными, как издали. Она явно была и умней и ироничней той девочки, что рисовал себе в своем воображении влюбленный машинист-откатчик.

Вторую половину смены Жека работал словно окрыленный.

– Гляди ка, откатчик наш, прямо светится изнутри, – подмигивая остальным таджикам, шутил Елеусизов, – наверное там в шлюзовой Надьку за титьки пощупал…

Женька даже и обижаться не стал. Только улыбался. Ведь он договорился с Надей, что они встретятся в эту субботу. А это было здорово. …

В душевой работяги потом судачили между собою.

– А Надька то не дура, гляди, какого парня себе присмотрела, далеко метит.

– В невестки к управляющему треста она метит.

– Живет-то Женька не с отцом, он отдельно живет, у него комната в коммуналке в Сиреневой тишани…

– Женька хоть и в опале у папаши своего, но все же наследник.

– Он его специально на правеж сюда поставил рабочим, чтобы учился уму-разуму.