– По-моему, он не тот, кто нам нужен, – заявила Тэлли после ухода царя сандвичей.

– С другой стороны, денег у него в избытке, – заметила Джейн.

– А что такое пеккорино? – спросила Тэлли. – Я сначала подумала, это какой-то не очень известный итальянский живописец.

– Кто, ты говорила, следующий? – спросила Джейн, увидев машину, проехавшую по гравийной дорожке и свернувшую к дому. Тэлли сверилась со списком, составленным агентством недвижимости.

– Мм, некие мистер и миссис Гилдон Кранкенхауз, – сказала она и, помолчав, добавила: – Американцы.

– Их еще не хватало, – нахмурилась Джейн.

Выскочив на улицу через черный ход, подруги поспешили к парадному подъезду.

Стоявший у крыльца сверкающий агрегат для транспортировки людей, созданный по последнему слову техники, выгружал свое содержимое. У мужчины с широченными плечами, в спортивной куртке голова сверкала влажной и розовой лысиной, похожей на ветчину; по крайней мере, треть роста женщины с тощим лицом в мехах, сопровождающей его, составляли уложенные в высокую прическу волосы. Джейн пришла к выводу, что это уже не прическа, а настоящий небоскреб. Золотисто-каштановые волосы, тонкие и легкие, были похожи на объемную сахарную вату.

Когда американцы подошли ближе, стало очевидно, что миссис Кранкенхауз перенесла на лице больше пластических операций, чем Майкл Джексон.

– Ей сделали столько подтяжек, что, наверное, сейчас ее ягодицы находятся где-то на уровне затылка, – шепнула Джейн.

Кожа миссис Кранкенхауз была натянута на лицевые кости, словно мембрана барабана; казалось, стоит американке чуть улыбнуться, и кожа лопнет. С другой стороны, судя по неподвижно застывшему после хирургического вмешательства выражению лица, этого можно было не бояться. В дряблых, отвисших мочках ушей болтались огромные золотые серьги, размером с перепелиные яйца, а глаза двумя стеклянными шарами таращились из-под удивленно приподнятых полуокружностей, аккуратно подведенных оранжевым карандашом.

Судя по всему, чета Кранкенхауз ожидала, что их приезд будет встречен по меньшей мере появлением на крыльце Энтони Хопкинса и Эммы Томпсон, сошедших прямо с киноэкрана. На Джейн и Тэлли американцы смотрели с откровенным разочарованием. «Может быть, стоило надеть наряды Елизаветинской эпохи, – подумала Джейн. – Тогда я выглядела бы так же отвратительно, как себя чувствую».

– Здравствуйте, – сказала Тэлли, делая шаг навстречу гостям и протягивая руку. – Я Наталия Венери. Как вы доехали?

– Гилдон П. Кранкенхауз Третий, – проревел мужчина, выбрасывая вперед свою противно липкую ладонь и едва не вырывая руку Тэлли из сустава. – Что ж, не будем тратить времени, давайте за дело. Я достиг того, чего достиг, именно потому, что не терял времени даром.

Ни Тэлли, ни Джейн не имели ни малейшего понятия, чего достиг Гилдон П. Кранкенхауз, но у них не было сомнений, что сейчас они это узнают.

– Вы слышали о компании «Корзины для транспортировки кошек Кранкенхауз»? – самодовольно протянул Гилдон, следуя за Тэлли к лестнице с Предками. – Крупнейший поставщик корзин для транспортировки кошек в Соединенных Штатах.

Тэлли избавила от необходимости ответа заминка, случившаяся у лестницы.

– Эй! Здесь что, нет лифта? – крикнула миссис Кранкенхауз, опасно покачнувшись на высоких каблуках и вцепившись в перила.

– Увы, нет, – смутилась Тэлли.

Если бы миссис Кранкенхауз могла хмуриться, она непременно бы это сделала, но многочисленные операции лишали ее такой возможности. Американка медленно поползла по лестнице, подтягиваясь на перилах, а Джейн держалась сзади, готовая в случае катастрофы ее подхватить.

– Проклятая лестница, – в сердцах выругалась миссис Кранкенхауз, но на лице у нее оставалось навечно застывшее выражение радостного удивления.

Проходя мимо Предков, Джейн почувствовала, как у них от ужаса сужаются зрачки.

– Боюсь, я никогда не слышала о вашей компании, – сказала Тэлли. – Видите ли, я не очень люблю кошек, – извиняясь, добавила она.

– Как можно не любить кошек! – прогудел через плечо Гилдон, обращаясь к своей супруге.

Та доползла до верха лестницы и остановилась там, раскрыв рот. Но не от изумления. Американка проверяла, как накрашены губы, смотрясь в мутное зеркало восемнадцатого века, покрытое пятнами плесени.

– Ни черта в нем не вижу, – пробормотала она себе под нос, не обращая никакого внимания на мужа.

– Жаль, чертовски жаль, – заявил Гилдон, обращаясь к Тэлли и Джейн. – Потому что это старье оживили бы гуляющие по коридорам киски.

Джейн с ужасом представила себе «Маллионз», кишащий представителями семейства кошачьих.

– Это Длинная галерея, – сказала Тэлли, проходя дальше.

– Угу, – рассеянно заметил Кранкенхауз, мимоходом бросая взгляд на массивные дубовые двери, украшенные резьбой.

Вдруг, застыв на месте, он присмотрелся к дверям внимательнее и хлопнул себя по колену.

– Ого! – воскликнул Гилдон, утыкая свой похожий на свиное рыло нос в дерево и подзывая к себе свою жену. – Ты даже не представляешь, что обозначает эта чертова резьба. Г и К! Г и К – Гилдон Кранкенхауз!

Тэлли кашлянула как можно учтивее, насколько это было возможно, учитывая то, как яростно колотится ее сердце.

– На самом деле буквы Г. и К. обозначают Генриха и Катерину, – довольно резко заметила она. – Генриха Восьмого и его первую жену, Екатерину Арагонскую. Эти двери были сделаны перед визитом венценосной семьи. Точнее, по этому случаю была построена вся Длинная галерея.

– Здесь бывал король Англии Генрих Восьмой? – воскликнула миссис Кранкенхауз; ее бесчувственные стеклянные глаза и застывшее лицо никак не соответствовали восторгу, прозвучавшему в ее голосе.

– Увы, этого так и не произошло, – честно призналась Тэлли. – Король должен был сюда приехать, но тут как раз третий граф, живший в замке в то время, подхватил пневмонию, и Генрих со свитой отправился куда-то в другое место. Просто не повезло. Впрочем, третьего графа так и называли за глаза: «Невезучий граф».

– Вот уж точно, – нахмурился Гилдон. – А жаль. – Он снова осмотрел старинную резьбу. – Знаешь, а эти двери навели меня на одну мысль, – сказал он, обращаясь к миссис Кранкенхауз. – Представь себе копию вот этих дверей, уменьшенную до размера дверцы для кошек, тоже из дуба и с моими инициалами, как здесь. Классно, а? На рынке это произведет фурор! У нашей аристократии они будут нарасхват.