Джейн вздохнула.

– Теперь «Брызги шампанского» превратятся в выдержки из специализированного журнала по недвижимости.

Ее опасения оправдались. Вдруг ни с того ни с сего Шампань в окружении жадных до любых новостей папарацци стала проводить все свое время на том или ином объекте, к которому проявлял интерес Дьюсбери. То она появлялась в театре в Вест-Энде, который ее новый кавалер собирался превратить в элитный жилой дом с отдельным лифтом в каждую квартиру и бассейнами глубиной шесть метров, то посещала давно закрытую средневековую часовню в Сити, где он намеревался устроить ночной клуб. Одно из зданий георгианской эпохи было полностью разрушено; от него остался только фасад. Внутри должен был разместиться спортивный зал двадцать второго века.

– Как тут не вспомнить поговорку: «Заготавливай сено, пока светит «Сан»,[24] – заметил как-то Вэлентайн, придирчиво разглядывая фотографию Шампань в спортивном трико, искрящемся блестками, катающейся на велосипеде на фоне зловещей черной стены. – Бред какой-то! Сейчас ее колонка превратилась в рекламный проспект Дьюсбери.

В конце концов терпение Джейн лопнуло.

– Я уже предупредила Шампань, что больше мы не напечатаем о ее Дьюсбери ни одного слова, – сказала она Вэлентайну через пару дней. – Я наотрез отказываюсь прославлять его деловые начинания. Шампань в бешенстве. Говорит, что больше ничего не может вспомнить. У нее наступил ступор.

– Вот в это я верю, – усмехнулся Вэлентайн. Шампань же словно попала в рабство к Дьюсбери.

И, глядя на их фотографии, ежедневно появляющиеся в газетах, Джейн понимала почему. Потрясающе красивый, с такими острыми высокими скулами, что о них можно обрезать сигары, Дьюсбери выглядел холодным и опасным, словно замороженный во льду «смит-вессон». От его беспощадного взгляда сердце Джейн учащенно забилось. От зависти она стала изумрудно-зеленой. Будь проклята Шампань! Несправедливо, что мужчины кружатся вокруг нее, словно пчелы вокруг горшка с медом. Или, как в случае с Дьюсбери, как вокруг кубышки с деньгами.

Утром того дня, на который был назначен ужин у Аманды, Джейн наконец собралась с силами и позвонила хозяйке, сообщая, что придет не с Ником, а с Тэлли. Аманда ответила, что не имеет ничего против, но голос ее звучал натянуто.

– Тоже мне, задрала нос, – хихикала Джейн, вместе с Тэлли заправляясь джином с тоником перед выходом из дома.

– А муж у нее такой зануда, – скорчила гримасу Тэлли, которая уже начинала охладевать к этой идее.

– Да, конечно, он прыщ на ровном месте, – подтвердила Джейн. – Но только подумай, сколько у него привлекательных качеств. Точнее, не у него, а у его друзей.

Аманда окинула удовлетворенным взглядом туалетную комнату. Больше всего она гордилась туалетной бумагой с узором в виде лилий. Для большинства людей война на Балканах означала массовые убийства и Радована Караджича. Для Аманды, смотревшей по утрам телевизионные выпуски новостей, ритмично скользя взад и вперед на гребном тренажере, это был в первую очередь симпатичный боснийский герб с очаровательными лилиями.

В холле царил тонкий запах ароматизированных свечей. Аманда в который раз поздравила себя с тем, что выбрала для стен обои именно того оттенка, который был нужен. Светильники, поручни и перила на лестнице в стиле этрусков. Довольно оглянувшись вокруг, Аманда начала спускаться вниз. Витающая у нее на устах легкая улыбка тотчас же померкла, когда она увидела на газетном столике нетронутую утреннюю «Ре-публику». Ей было неприятно напоминание о том, что они с Питером, собравшись провести отпуск в Северной Италии, решили подучить итальянский язык и выписали эту газету, но так ни разу и не раскрыли ее.

Перевесившись через перила, Аманда заглянула на кухню, расположенную на первом этаже. Да, Питер был там, с рассеянным, как всегда, видом нарезая жгучий перец чили. Торжественный ужин, по крайней мере, даст ей возможность ознакомиться с тем, что происходит у него в голове. Вечерами Питер приходил домой с работы слишком уставшим, чтобы рассказывать жене о чем бы то ни было. Но за праздничным столом ему придется попотчевать гостей рассказами о том, что произошло в его жизни за последний месяц. Право, если хорошенько подумать, званый ужин – очень полезная штука.

Пройдя в гостиную (или в салон, никак не могла решить она), Аманда взбила подушки диванов.

– Питер! – окликнула она. – Питер, дорогой, ты не забыл нарезать лимон для коктейлей?

Ответа из кухни не последовало. Вернувшись на лестницу, Аманда снова перевесилась через перила. Ее мужа нигде не было видно. Она запаниковала. Времени уже шестнадцать минут девятого. С минуты на минуту начнут прибывать гости. Аманда терпеть не могла, когда все заявлялись разом, вынуждая хозяина трудиться не покладая рук, принимая пальто, поднося напитки и ведя непринужденный разговор одновременно.

Забыв о собственной элегантности, она сбежала по широкой лестнице на первый этаж и постучала в дверь ванной. Оттуда доносилось тяжелое, учащенное дыхание. Распахнув дверь, Аманда вскрикнула.

Склонившись над раковиной, наполненной холодной водой, ее муж, спустив брюки, отмачивал там свой член.

– Питер, – запинаясь, выдавила Аманда, подсознательно понимая, что это именно то, чего она всегда ждала.

Вот она, причина рассеянности Питера. Аманда ждала этого с того самого момента, как Питер, страдая, признался ей, что по причине большой, но неразделенной любви в школьные годы он никогда не сможет любить ее так, как мужчина должен любить женщину. И вот сейчас, лишившись дара речи, она с мучительной болью смотрела широко раскрытыми глазами на мужа.

– Извини, – небрежно промолвил Питер, обращая на нее затянутый влажной пеленой взор. – Представь себе, пошел помочиться, забыв о том, что резал перец. Член прямо огнем горит. Будто его прижгли каленым железом.

Аманда с негодованием вышла из ванной. Как будто на нее без этого мало всего свалилось. Во-первых, эта убогая Джейн Бентли, позвонившая в самый последний момент и сказавшая, что придет не со своим приятелем, а с Наталией Венери. О господи, только бы они не были больше, чем подругами. Аманда послала немую молитву к декоративным корзинам, свешивающимся с балок потолка, отделанных под мореный дуб. Банки едва ли можно считать бастионами либерализма. Пара лесбиянок за столом отодвинет надежды на повышение Питера на много лет. А еще этот надменный ублюдок Сол Дьюсбери вдруг заявил без четверти двенадцать – он в прямом смысле позвонил в одиннадцать сорок пять утра, – что не только не придет его подруга, главный гость сегодняшнего вечера Шампань Ди-Вайн, но и ему самому вряд ли удастся освободиться.