— Чен почти подтвердил.

Чен, наш руководитель программы? Я настораживаюсь и перевожу взгляд с Левайн на К.

Доктор К. фыркает, проводя рукой по тёмным волосам, а очки съезжают на кончик его потного крючковатого носа.

— Чен сказал, что разбирается. Ничего он не подтвердил.

Левайн закатывает глаза.

— Мы уже два дня как всё поняли.

— Что поняли? — спрашиваю я.

Все поворачиваются ко мне, наступает тишина.

Максвелл делает глоток из бутылки.

— Пару дней назад пошли слухи, что одна из интернов получила место, переспав с кем-то из отдела GME.

Что?

Отдел последипломного медицинского образования — это, по сути, связующее звено между медцентром и аккредитационным советом. Проще говоря, наш надзорный орган.

Меня охватывает холод, мышцы непроизвольно напрягаются. Перед глазами проносятся последние восемь лет — дорогостоящие занятия с репетиторами, бессонные ночи, нелегально купленные у друзей таблетки Аддералла, потому что времени официально диагностировать СДВГ не было, все бывшие девушки, которые бросали меня, жалуясь, что я слишком много учусь.

Я не из тех, кому всё даётся легко. Этот путь был адом. Да, никому не бывает просто, но за последние годы были моменты, когда я всерьёз сомневался, дойду ли до конца. Когда несколько недобранных баллов на экзамене могли означать провал мечты и кучу долгов за обучение.

Если эта девушка получила своё место нечестным путём...

Я крепче сжимаю мокрую от конденсата бутылку.

Ещё одно любимое выражение моих сестёр: неэтичные люди — мусор.

— Пока пытаюсь понять, кто именно, — говорит один из второкурсников, Лиам Хини.

Мой напарник по интернатуре Кай перехватывает мой взгляд и беззвучно спрашивает:

— Ты знал об этом?

Я качаю головой. Кай Кампизи — худощавый, выше моих ста восьмидесяти пяти сантиметров, с песочными волосами, которые идеально зачёсаны набок. Даже миллионопроцентная влажность не смогла справиться с тем, что удерживает их на месте. Познакомились мы два часа назад, но я уже понял, что он прямолинейный, суховатый и гей. Последнее стало ясно, когда при рукопожатии он сказал:

— Ты симпатичный. Гей или натурал?

— Эм. Натурал.

Он тут же отпустил мою руку и протянул пиво.

— Жаль.

С тех пор мы перекидывались парой фраз время от времени.

Глава дома, Ашер, вдруг заливается смехом.

— Ты шутишь, да? Ну, Лиам, ты же видел их имена. Из трёх девчонок в списке, кто, по-твоему, скорее всего, переспит с кем-то ради места? Рэйвен Вашингтон — замужняя женщина с малышом; Алеша Липтон — с баллами выше, чем у всех нас; или Сапфир Роуз — девушка с именем, которое хоть сейчас на афишу кабаре в Лас-Вегасе лепи?

Внутри меня что-то болезненно сжимается от этих слов. Та же мысль мелькнула у меня в голове, когда я впервые увидел имена своих соинтернов в письме. Я постарался загнать её куда подальше, туда же, где хранятся мои стыдные поступки. Например, как я однажды разорвал арт-проект сестры, потому что она сказала, что с новой стрижкой я выгляжу как тринадцатилетний Джастин Бибер.

Но серьёзно, какие родители называют дочь Сапфир Роуз и рассчитывают, что её будут воспринимать всерьёз?

Если эта стажёрка и правда спала с кем-то ради места, я, наверное, взорвусь.

Хотя... а вдруг всё не так?

А вдруг это вообще не она?

У любой истории есть вторая сторона.

— Ты серьёзно? — Я смотрю на доктора Левайн. — Она с кем-то переспала, чтобы сюда попасть?

Левайн пожимает плечами.

— Источник надёжный.

Насколько надёжный?

Пару дней назад Алеша Липтон добавила меня в общий чат с остальными интернами, и мы переписывались несколько дней. Сапфир там почти не участвует в разговоре, так что у меня нет никакого мнения о ней — ни хорошего, ни плохого.

Несмотря на несправедливость, закипающую во мне, я заставляю себя не торопиться с выводами. Подождать фактов. Хотя мой куратор вроде как это подтвердил.

Чёрт.

Но имеет ли это вообще значение? Нет. Это меня не касается. Не моё дело.

Голову вниз, двигайся вперёд. Четыре года и свобода.

Июнь, Год 1

Мои руки дрожат, когда я тянусь к рулю. Навигатор терпеливо ждёт, когда я начну маршрут, но бабочки в животе заставляют меня вместо этого нащупывать дверную ручку. Меня сейчас вырвет.

Я распахиваю дверь и наклоняюсь к тёплому ночному воздуху. Глубокий вдох немного унимает тошноту. Ещё один — успокаивает дрожь.

Это всего лишь вечеринка.

Вечеринка для ординаторов должна быть весёлым событием, возможностью познакомиться и потусоваться с людьми, которые скоро станут моей рабочей семьёй. Я проведу с этими незнакомцами больше времени за ближайшие годы, чем с родными в Калифорнии.

Так ты добьёшься своей цели, Грейс. Это то, о чём ты всегда мечтала.

Образ себя в белом халате — умной, успешной, уважаемой — вдохновлял моё маленькое, целеустремлённое сердце столько, сколько я себя помню. Быть врачом — всё, чего я когда-либо хотела. Это высшее доказательство того, что я добилась чего-то стоящего, что, несмотря ни на чьи слова, меня следует воспринимать всерьёз.

Но эти мысли не снимают удушающего напряжения в груди.

Что, если я им не понравлюсь?

Я достаю телефон.

Я: Мне страшно.

Мама: Всё будет хорошо, милая. Глубоко дыши.

Надо было принять бета-блокатор. Вместо этого я вооружилась ярко-красными туфлями Louboutin, купленными в честь выпуска, и помадой NARS оттенка Inappropriate Red. Мои длинные волнистые волосы уложены мягкими локонами, спадающими по спине. Платье, разумеется, красное.

Только не синее.

Не сапфировое.

Собравшись с духом, я выезжаю с парковки и направляюсь к дому доктора Чена, где проходит встреча. В общем чате с интернами шутили о возможных «испытаниях посвящения», но Алеша Липтон поговорила с одним из второго года. Говорят, всё ограничится алкоголем, дружескими беседами и разговорами про женские органы — неотъемлемая часть общения гинекологов.

Лично я ещё не встречалась со своими соинтернами, но по переписке кажется, что мы должны хорошо поладить.

Припарковавшись на углу между подъездом и синим внедорожником, я обхватываю живот, когда нервное волнение снова накрывает меня волной.

Дом — уютный коттедж с теплыми огоньками в окнах. Старые деревья окружают двор, с одной стороны возвышается аккуратная кирпичная труба. Возле лестницы растёт японский клён. Я на мгновение касаюсь его багровых листьев рукой.

Стук в дверь, наверное, теряется в общем шуме — никто не открывает. Собравшись с духом, я сама захожу внутрь. Комната полна людей. Первому, кого я вижу, я дарю натянутую улыбку. Это симпатичный шатен с широкой улыбкой в розовой футболке. На груди красуется мультяшная матка с накачанными бицепсами, под ней надпись: Broterus (*Broterus — это шуточное слово, объединяющее слова «bro» (братан) и «uterus» (матка), символизирующее мужскую солидарность среди врачей-гинекологов.).

Я моргаю, с трудом сдерживая смешок.

Парень усмехается.

— Захватывающе, да? — Протягивает руку. — Я Ашер, третий год.

— Привет. Я Грейс.

Он оглядывается за моё плечо, словно кого-то ищет.

— Ты одна?

— Да, сама по себе.

Его взгляд задерживается на моём лице.

— Значит, ты одна из интернов? Грейс?

Я улыбаюсь.

— Грейс Роуз.

Его глаза вспыхивают.

— А, так ты не под настоящим именем?

— Если могу этого избежать, то да.

Он смеётся и кивает в сторону кухни.

— Давай я принесу тебе выпить. Что хочешь?

— Ой. Эм. Вино, пожалуйста.

— Красное или белое?

Я показываю на своё платье.

— Красное, конечно.

Он исчезает в толпе, весело бросив через плечо.

— Конечно.

Кухня и гостиная забиты народом. Фальшивый кирпичный пол создаёт тосканское настроение, а мраморные столешницы и встроенные шкафы намекают на достаток.