ASCOM /аском/ сущ.

Внутрибольничный телефон.

Звук ваших ночных кошмаров.

То, что вы пожелаете своему злейшему врагу.

Аттендинг /этэ́ндинг/ сущ.

Врач, завершивший ординатуру и отвечающий за обучение ординаторов.

Человек, который сам работать не хочет, но уверен, что вы работаете недостаточно.

Чиф (главный ординатор) /чиф/ сущ.

Ординатор последнего года обучения.

Ожесточённый и отстранённый человек, лишённый всяческих эмоций.

Госпиталист /госпиталист/ сущ.

Врач, специализирующийся на лечении стационарных пациентов.

Главный ненавистник ординаторов.

Человек, которого невозможно удовлетворить.

Интерн /интэрн/ сущ.

Ординатор первого года.

Перегруженный и сбитый с толку идиот.

Пятикурсник-медик с амбициями врача.

L&D (родовое отделение) /эл энд ди/ сущ.

Родильное отделение.

Там, где рождаются дети.

Самое «огненное» место больницы.

Пимпинг /пимпинг/ гл.

Процесс, когда старшие ординаторы задают всё более сложные вопросы, чтобы выставить вас полным идиотом.

Лучший способ напомнить ординатору, что он — низшая ступень пищевой цепи.

Руководитель программы /руково́дитель программы/ сущ.

Аттендинг, курирующий ординатуру.

Человек с бесконечными запасами шоколада.

Ординатор /ординатор/ сущ.

Врач на этапе клинического обучения.

Человек, который работает восемь миллионов часов в неделю.

Больничный крестьянин.

Июнь, Год 1

Какой извращённый ум придумал разжигать костры для развлечения в душной июньской жаре Техаса? У нас дома такого не делают — а я, между прочим, родом из Флориды, земли сумасшедших.

Вокруг гудят разговоры, пока я уставился в пламя. Большим пальцем я медленно вожу по горлышку бутылки пива.

Делаю глоток и морщусь.

Тёплое IPA (*IPA — это сорт пива с выраженным хмелевым вкусом и ароматом, отличающийся горечью и фруктовыми нотами).

Прелесть.

— Эй, Сантини. — Максвелл ДеБейки протягивает мне холодную бутылку. — Хочешь ещё?

Я выливаю остатки своего пива и беру новую.

— Спасибо.

Максвелл устраивается рядом, отблески огня играют на его тёмной, покрытой потом коже.

— Не за что.

— И зачем мы жжём костёр в июне?

Он усмехается:

— Традиция BrOB-GYN.

У меня невольно замирает рука с бутылкой на полпути ко рту.

— BrOB-GYN?

Он смеётся, пожимая одним мощным плечом.

— Мужчины-ординаторы держатся вместе. Иначе нас женщины сожрут заживо.

Хм. Правда, что ли? Сожрут?

Я стискиваю губы, чтобы сарказм не вырвался наружу. Наверное, не стоит выпендриваться ещё до начала работы, но я всё равно не могу сдержать кривую ухмылку. Какая ирония — берегись женщин, они погубят мир!

Снова делаю глоток, и холодный хмель приятно разливается по горлу.

Максвелл через несколько дней начнёт свой четвёртый год — последний, он уже почти главный ординатор. А я — на самом дне. Жалкий интерн. Первый год ординатуры, и я один из пяти счастливчиков, которых взяли в небольшую программу акушерства-гинекологии Техасского университета при TUMC (*Tertiary University Medical Center — Университетский медицинский центр третьего уровня.).

До сих пор не понимаю, как я сюда протиснулся. Программа сильная, а я не был очевидным кандидатом. Мои баллы далеки от идеала, и после фамилии у меня не заветные MD (*Medical Doctor — врач, доктор медицины.).

Джулиан Сантини, DO.

Доктор остеопатии. В медицинском мире это вроде как пасынок: считается, что остеопаты пошли по этому пути только потому, что не смогли поступить в традиционные медицинские школы.

Я — единственный DO в программе. Один из трёх на всю больницу.

В марте по всей стране три с половиной тысячи врачей боролись за полторы тысячи мест в акушерстве-гинекологии. И каким-то чудом я оказался в числе победителей. Что сыграло роль? Интервью? Рекомендации? Слепая удача? Как бы там ни было, я остро осознаю, что не заслужил этого места, и должен действовать осторожно.

Мне многое нужно доказать. И почти нет уверенности, что я смогу это сделать.

— Готов к следующей неделе, брат? — спрашивает Максвелл. — Родильное сейчас нарасхват. Первое июля не за горами.

Я снова смотрю на огонь.

— Думаю, да. А кто вообще решил отправить самого зелёного на роды первым?

Не могу отделаться от мысли, что меня решили проверить. Все отделения — родильное, хирургия, профильные ротации и так далее — распределяются по месяцам и постоянно меняются. И почему-то я первый интерн, который будет работать в родильном отделении. Это не только самая тяжёлая ротация, но и самая длинная по часам. Настоящее испытание огнём.

Максвелл фыркает:

— Самый зелёный? Не думаю. К тому же я твой старший. Это не наказание, брат. Повеселимся.

Жар от костра искажает силуэты мужчин на другой стороне, все они болтают с пивом в руках.

Слева от меня один из ординаторов рассказывает двоим о сложной операции на прошлой неделе. Справа Максвелл устраивается поудобнее в кресле.

Дом и задний двор принадлежат Аше Фоли, будущему третьекурснику и явному холостяку. Готов поспорить, он когда-то был в братстве. Всё здесь выглядит с размахом: шикарная терраса, которую он якобы построил сам, игровая с системой объёмного звука, бар, занимающий полкухни, и банка с презервативами на холодильнике.

Тонко.

Главная «достопримечательность» его гостиной — плакат с витиеватой надписью: «Я не гинеколог, я вагинист». Под этой фразой акварельный рисунок: рука вытаскивает из цилиндра матку. Когда я указал на него с поднятой бровью, Аше сказал, что это подарок от Тайного Санты на прошлое Рождество. Максвелл тогда едва заметно покачал головой и обвинил его в том, что тот сам купил это на Etsy (*Etsy — это онлайн‑маркетплейс, где мастера и мелкие магазинчики со всего мира продают уникальные товары ручной работы, винтаж, а также товары для рукоделия и творчества.).

У меня не нашлось слов.

Из двадцати ординаторов-мужчин в программе только шесть. Четыре мужчины-врача-наставника — наши начальники — тоже пришли на сегодняшнюю встречу. Я приехал, даже не зная, что женщин сюда обычно не зовут. Максвелл говорит, что у них есть свои традиции, но я сомневаюсь.

Представляю, что сказали бы мои сёстры об этом слегка женоненавистническом сборище.

Это отвратительно, Джулиан. Как ты вообще мог участвовать в таком?

Придётся потом объяснить им, что меня сюда заманили обманом. Надеюсь, они поймут.

Быть младшим братом четырёх старших сестёр — так же утомительно, как и весело. Их уроки из детства до сих пор звучат у меня в голове. Один из любимых: мужчины, которые исключают женщин из рабочих встреч, скорее всего, шовинисты и, вероятно, страдают от комплексов на тему размера.

Сёстры любят драматизировать, но редко ошибаются.

По крайней мере, в части про шовинизм. А вот по поводу остального... стараюсь не думать.

— Это не просто слух, — говорит кто-то за моей спиной.

Мы с Максвеллом оборачиваемся и видим, как доктор Левайн и доктор Кульчицкий — двое наших наставников — подходят с новыми напитками.

— Что не просто слух? — спрашивает Максвелл.

— Про интерна, — доктор К. машет рукой. — Ну, эту девушку.

Глаза Максвелла расширяются.

— А, про это. — Он поворачивается к огню. — Откуда знаешь?

Доктор Левайн, щеки которого покраснели то ли от жары, то ли от выпивки, бросает мне нейтральную улыбку. В отблесках костра его голубые глаза блестят, а короткие седые волосы не скрывают капли пота на лбу.