– Ну вот, теперь ты похож на приличного человека, – с удовлетворением сказала она. – И шапку не забудь. Без шапки тебя даже слушать не станут.

– Шапка у меня своя! – торопливо сказал сын.

Он натянул легкую полотняную шапочку с меховым околышем, украшенную перьями, надерганными из хвоста карачун-птицы. Перья этого диковинного летуна переливались всеми цветами радуги, и вдобавок считались отличным оберегом от сглаза и порчи. Прибежавший вслед за хозяином Гери недоверчиво принюхался к оперению, сохранившему запах охотничьей добычи, и для острастки порычал на него.

– Будогост требует пояс, – напомнил Твердислав.

Мать раскрыла сундук, в котором хранилась реликвия. Княжич бережно вынул его, развернул на столе, разгладил мягкую ткань с золотой бахромой и жемчужными блестками.

– Может, не отдавать его? – с сомнением спросил он.

– Если б на то была наша воля! – вздохнула княгиня. – Но твой отец этому поясу не хозяин. Пояс принадлежит самому Святовиту, и никому, кроме него. Мы лишь храним его, но не владеем, и обязаны возвратить его храму по первому требованию.

– А его не храм требует, – нашел предлог княжич. – Просьба пришла от старейшины, а не от великого волхва. Пусть за ним настоятель приходит – тогда отдадим.

Он убрал пояс в сундук и решительно захлопнул крышку. Гери перестал вертеться под ногами и уселся рядом, как сторож, занявший пост.

В Арконе, зажатой между морем и земляным валом, до любого места было рукой подать. Гомон народной толпы, собравшейся на площади перед храмом, долетел до слуха Твердислава сразу, как только он вышел за ворота в сопровождении Хотовита, Страхини и близнецов.

За хозяином увязался и Гери, который никак не хотел отставать. Волк бежал рядом неторопливой трусцой, словно демонстрируя, что он выше людей. По пути к Твердиславу присоединился еще добрый десяток гребцов с ладьи его отца. Они величали его по имени-отчеству, к чему он совсем не привык, и справлялись о самочувствии князя. К площади он подошел уже в окружении целой команды, которая приняла горделивый вид, показывая, что это не просто толпа, а дружина, главнейшая среди всех на Руяне.

Такие же дружины Твердислав разглядел вокруг своего стрыя и Мечислава, с которым он встретился взглядом. Воевода сверкнул на него глазами, поджал губы, и обернулся к своим людям, заморская одежда которых выдавала в них викингов. Даже Домажир, и тот собрал вокруг кучку сторонников, которые вели себя с показным нахальством, громко смеялись, и всячески привлекали внимание.

Внезапно гомон затих. Щуплый сухонький старичок с седой бородой вышел из ворот, отделяющих двор храма от площади. В руках у него трепетало багряное знамя, с которого взирал вышитый лик Святовита.

– Будогост вынес Станицу! – благоговейно проговорил Хотовит.

Твердислав и сам ощутил прилив суеверного восторга, который охватывал ранов при виде этого знамени, имевшего собственное имя. С выноса этого символа начинались важнейшие обряды. Ценнее его считался только конь, на котором невидимый Святовит выезжал на гадания, и этого коня вывел за собой в поводу почтенный волхв, настоятель храма Велибор.

При виде скакуна, безупречно белого, с расчесанной и лоснящейся гривой, народ разразился бурными возгласами. Шума конь не испугался, но подозрительно покосился на Гери, который, как ни в чем не бывало, уселся у всех на виду и задней лапой принялся чесать свой загривок, показывая свое отношение к восторгам и аханьям двуногих.

Последним из храма вышел помощник настоятеля Рогволод – он нес в руках жердь, на верхушке которой колыхался резной деревянный орел, готовящийся ринуться на добычу. Все трое вышли на середину площади и развернули регалии так, чтобы они были видны сразу всем.

– Дорогу княжичу! – Хотовит полез сквозь толпу в первый ряд и потащил за собой Твердислава.

Шапочка с перьями карачун-птицы поплыла над головами: княжич был и выше большинства из своих соплеменников, и шире в плечах, так что даже в толпе его можно было заметить издалека. Дружина потянулась за ним, расталкивая ротозеев, не успевших убраться с пути. Рослый викинг нарочно не пожелал уступить – так он давал знать, что не признает первенства княжьих людей, но стоило Твердиславу пропустить вперед себя Гери, как датчанин перестал упираться и затесался в толпу.

Дружина прошла в первый ряд и заняла место рядом с людьми Властимила, который явился в сопровождении целой свиты из слуг и гребцов со своей ладьи. Княжий брат держался с достоинством, а его роскошный немецкий мятль на соболином меху, золотистого цвета, с вышитым черным орлом на груди, выделялся даже среди праздничных нарядов знати и богатых гостей.

Нездила позаботился о том, чтобы его хозяин не стоял, как простонародье: он подставил своему господарю деревянное кресло, застеленное покрывалом. Властимил опустился в него, как на царский престол.

Твердислав переглянулся со своим дядей, но подходить близко не стал, чтобы никто не подумал, будто они в сговоре. Нездила сунул волку под нос вяленую рыбу, Гери величественно отвернулся, давая понять, что это угощенье ниже его достоинства. Пожав плечами, закуп сам принялся грызть рыбий хвост – его не смущала ни торжественная обстановка, ни праздничное настроение толпы.

– Руяна в беде, – заговорил щуплый старейшина Будогост. – Мы рассердили богов, и они наслали на нас морского змея. Чудище топит ладьи и рвет сети, рыбаки боятся выходить в море. Разбушевавшись, змей может поднять такую волну, которая смоет половину острова. Ярополк пытался защитить нас, но его сил не хватило. Теперь наш князь при смерти, и душа его вот-вот отправится в небесный чертог Перуна. Нам нужен новый защитник. Выбирайте его, мужи ранов.

– Погодите! Мой отец еще жив. Не торопитесь его хоронить, – возмутился Твердислав.

Взгляд старейшины остановился на княжиче.

– Принес ли ты, отрок, пояс, который твой отец клялся сберечь? – спросил он.

– Пояс в целости и сохранности, ничего с ним не случилось. Он останется в нашем доме до тех пор, пока отец дышит. И сам я давно не отрок, а муж, как и все, кто собрался на вече.

– Пояс принадлежит храму, а не Ярополку и не его семье, – вступил в разговор волхв Велибор. – Он вообще не может принадлежать людям – лишь одному божеству. По древнему обычаю он хранится у князя в знак того, что Святовит признает его вождем племени ранов. Но если князь сменится, то сменится и хранитель пояса.

– Кто-то должен защищать остров от напасти, – добавил Будогост. – Ярополк отравлен змеиным ядом, и никто не знает, что будет с ним дальше. Он может скончаться в любой день, а может пролежать без сознания еще год. Князь нужен нам прямо сейчас. Давайте решим, кто возьмет на себя ратный труд и возглавит дружину.

Велибор успокоил коня, который от нетерпенья начал рыть землю копытом, и заявил:

– У всех славянских племен князю наследует его сын, а если сын еще недостаточно зрел, то младший брат. Во главе дружины должен стать старший мужчина в роду. В княжеском роду за старшего остался Властимил Гостомыслович. Обычай велит выбрать его. Тем более, что молодой Ярополчич вообще не желает никаких перемен.

Толпа, сгрудившаяся вокруг кресла, поддержала эту речь громкими криками. Даже Нездила перестал грызть рыбью кость и заголосил, отчего едва не поперхнулся. Страхиня похлопал его по хребту. Только сам Властимил невозмутимо сидел в кресле и лишь безмолвно взирал на толпу, охваченную страстями. Если он и испытывал в этот миг какие-то чувства, то на лице его они не отразились.

– Никто не хочет нарушить обычая предков, – выходя в круг, проговорил Мечислав. – Но князем может быть только тот, кто привык воевать. Прости меня, Властимил Гостомыслович, ты знаешь, с каким уважением я к тебе отношусь. Но встать во главе дружины должен воевода, опытный в ратном деле. Я водил в бой ратников Ярополка, мне и быть новым князем.

Воевода выхватил из рук Будогоста знамя и встряхнул им так, что вышитый лик Святовита ожил. Кучка пришедших с ним викингов разразилась гортанными воплями. Послышались возгласы на немецком наречии, понятные лишь тем, кто их издавал.