— Что, дуэль не состоялась? — рассмеялся де Порто.

— Угу. Дядька помер через несколько часов. А она ему только платок подарила, никто даже не заметил ничего.

— У тебя опасные друзья, Шарль, — не без уважения произнёс Арман. Я кивнул.

— Она больше не работает на того французика. Она работает на меня, Мордаунт, и очень за тебя беспокоится. Ты сможешь идти сам?

Мальчишка сделал несколько неуверенных шагов. Потом кивнул.

— Буду прыгать, но смогу.

— Личная печать О’Нила, — сказал я. Тогда Мордаунт потряс своим мешком.

— Всё здесь, месье.

— Тогда сваливаем, — усмехнулся я. Всё же, мне не хватило безрассудства, чтобы помочь Мордауту спуститься по лестнице. Я боялся прикоснуться к нему также, как и к любому другому жителю Лилля. Парнишка доковылял сам.

Когда мы вышли из особняка, Миледи сразу же слезла с лошади и бросилась к мальчишке. Я преградил ей путь.

— Никаких прикосновений, пока тот доктор не разрешит, — холодно произнёс я. Миледи посмотрела сперва на меня, потом на Мордаунта. Тот лишь скорчил девушку рожу.

— Ладно, вы правы, Шарль, — устало произнесла девушка и забралась на лошадь.

Мы с мушкетёрами пару минут побродили по двору, и быстро соорудили простенькие волокуши. Привязали их между двумя лошадьми и усадили в них Мордаунта. Парнишка не возражал — с его раной это был самый лучший вариант.

Оружие оставалось заряженным весь обратный путь до ратуши. К счастью, никто больше не решился на нас напасть. Вновь вышедший навстречу Чумной Доктор осмотрел Мордаунта и отправил его на карантин. Затем он вынес на улице жаровню, раскалил угли и поставил на них небольшой котелок. Когда вода в котелке закипела, он высыпал туда содержимое мешка. Лишь после этого, таинственный человек отнёс драгоценности (среди которых была и печать Хьюго О’Нила) в здание.

Мы терпеливо ждали. Спустя полчаса, Чумной Доктор вышел к нам с письмом. А сам Хьюго вновь высунулся из окна.

— Смените форму и поезжайте в Дюнкерк! Вы должны найти капитана Мансфельда, передайте ему письмо и он переправит вас в Англию, — прокричал он.

— Спасибо, Хьюго! Как ваш братец? — не удержался я.

— В последний раз, когда я его видел, готовился плыть в Ирландию, — грустно произнёс Хьюго. — Каждый день мы с Клодой молимся, чтобы его там не прирезали.

Я кивнул. Мы попрощались коротко и быстро. Как иначе, учитывая то, что Чумный Доктор мрачной тенью следил за нами и не давал приближаться слишком близко к окнам ратуши. Мы покинули Лилль на закате, проведя в этом несчастном городе почти целый день. Ночевать никто не хотел.

Мы ехали при свете звёзд, и чем дальше отдалялись от чумного городка, тем легче было дышать. И тем радостнее нам всем было на сердце. Остановились мы только в трактире, уже утром следующего дня. Решили не задерживаться там, дали лошадям отдохнуть и перекусили. Поспали едва ли пару часов. Я убедил мушкетёров упаковать их форму в седельные сумки, переодевшись во что-то неброское.

Спустя ещё сутки, мы наконец-то прибыли в Дюнкерк. По счастью, уже никто не обращал на нас внимания. Испанцы, хозяйствующие в городе, чувствовали себя в полной безопасности. Агентам Конде здесь было взяться неоткуда. Мы позволили себе целый день в таверне, даже выпили с Анной бару кружек вина. И на рассвете уже показывали письмо странного вида мужчине, с пышными русыми (почти соломенного цвета) усами и дурацкой шапочке. Скорее рыбацкой, чем капитанской.

— Что ж, — задумчиво протянул мужчина, оказавшийся капитаном Мансфельдом и замолчал.

— Вы возьмёте нас за борт? — спросил я.

— Тут вот какое дело, — улыбнулся мужчина. — Хьюго пишет, вы люди надёжные. Верно?

— Надёжнее некуда, — ответил я.

— Значит, не побоитесь выйти из порта под испанским флагом, а по морю идти уже под другим?

— Под каким другим? — не понял я. Английским что-ли?

Капитан Мансфельд только рассмеялся в свои соломенные усы.

— Под чёрным, сынок. Под чёрным.

Какое-то время мы ещё провели в сборах. Конечно же, морское путешествие дело нелёгкое и нам пришлось позаботиться не столько о припасах, сколько об тёплой одежде и плащах. Затем уже мы отправились ещё раз обговорить всё с капитаном Мансфельдом.

Он выходил из испанского порта под испанским же флагом и судно свое ловко маскировал под торговое. Однако почти все в порту Дюнкерка знали, что на самом деле капитан Мансфельд является вполне себе честным голландским капером. Или приватиром, как сами себя называли те голландцы, что топили испанские суда. Честное слово, я так не понял, есть ли между этими понятиями, разница. Я всегда был человеком предельно далёким от моря.

В любом случае, корабль Мансфельда покинул порт Дюнкерка на рассвете следующего дня. У Миледи началась морская болезнь фактически сразу же. С одной стороны, это было даже хорошо, был повод спрятать её в каюте и не показывать лишний раз матросам и другим подозрительным личностям. Да и мне, в общем-то, было спокойнее проводить время с ней, ухаживать и всячески поддерживать несчастную девушку.

— Скажите, Шарль, — в первую ночь, обратилась Миледи. — Вам не противно?

— Что? — я погладил практически зелёную девушку по волосам. Очень хотелось ласково назвать её «моей кикиморой», но я боялся, что не смогу это адекватно перевести на французский.

— Я совсем расклеилась в этом проклятом море, — произнесла Анна де Бейл и без сил откинулась на подушку.

Я только посмеялся и снова погладил её по голове.

— Уверен, некоторая аристократическая бледность скоро снова войдёт в моду, — сказал я. Волны вновь поднялись, и бедная Анна де Бейл уже ничего не могла мне ответить.

Разумеется, все три мушкетёра большую часть времени проводили на палубе. Им, в отличие от меня, было интересно всё, что было связано с морским делом. Они донимали матросов, рассматривали капитана. Было бы, конечно, разумнее, если бы они рассматривали паруса и мачты, но нет, они буквально пялились на капитана и всячески обсуждали его внешность и привычки. Не знаю, кажется, было не слишком вежливо с их стороны, но Мансфельд абсолютно никак не переживал по этому поводу.

Первый день морского пути прошёл совершенно спокойно, мы шли как честное испанское торговое судно. Утром второго дня, мы заметили другое испанское судно. И флаг был тут же спущен. Вместо «Веселого Роджера» подняли английский флаг, чему я даже не слишком удивился.

Затем сняли какие-то, то ли набивки, то ли доски с бортов. Не могу быть точно уверенным, никогда не был морским волком, и всё в тот день для меня было похоже на эпизод из мультфильма «Остров сокровищ». Важно то, что, когда испанский корабль, как бы он ни назывался, приблизился на расстоянии пушечного выстрела, мы начали маневрировать и поворачиваться к нему полным бортом орудий.

Пушки запели. Я не присутствовал среди артиллеристов во время осады Бапома. В тот момент, я был в самом городе, но тот оглушительный грохот запомнил на всю жизнь. Так вот здесь было еще громче и страшнее. Пушки буквально рвали в воздух, и каким-то образом капитан Мансфельд умудрялся прикрикивать их.

Он кричал так громко, что все солдаты и матросы сразу же занимали свои позиции, и сновали туда и сюда, быстро и умело. Кто-то перезаряжал пушки, кто-то готовил небольшие перекидные мостики, кто-то в свою очередь, пытался залатать те повреждения, что наносил ответный огонь. Конечно же, на торговом судне испанцев тоже имелись свои пушки, иначе и быть не могло.

Я потерял счет времени. Не то, что я был оглушен, скорее просто не очень хорошо понимал, как именно должна развиваться морская битва. Казалось, мы должны кружить друг вокруг друга несколько часов, обстреливая из пушек, пока один из нас не сдастся, но нет. Кажется, прошло несколько минут, прежде чем мы перебили одну или две мачты, проделали пару отверстий в борту неприятели, и затем начали сближаться.

Мансфельд приказал нам готовиться к абордажу. Разумеется, мушкетёры были только рады пустить кровь испанцам. Мне это странное желание в любой ситуации, пойти драться с кем попало, показалось несколько излишним. Но для всех, я всё-таки был шевалье д’Артаньяном, а не человеком 21 века. Так что мне пришлось готовить и аркебузу, и пистолет, и, конечно, шпагу.