Я сделала глубокий вдох, направляя Красавицу в нужную мне сторону.

Ехать туда было страшно.

Не страшнее, чем сидеть дома и ждать, когда за мной явится закрытый чёрный экипаж.

И всё же мне никогда не доводилось иметь дело с урождёнными колдунами.

Ни от кого и ни разу я не слышала, чтобы братья Керн питались кровью или убивали людей потехи ради, но кроме них мне было больше не к кому идти. И не было времени на поиск альтернативного пути к спасению.

Говорили, что старшая герцогиня достаточно сердобольный человек, чтобы помочь кому-то, но я понятия не имела о том, насколько велико её человеколюбие. Да и жалость мне была не нужна. Как выяснилось, изобразить из себя несчастную и трогательную Деву у меня даже перед мужчиной получилось плохо, Монтейн раскусил меня на раз.

За то, что мысли снова возвращались к нему, на себя стоило бы разозлиться, но сил на эту злость уже не было. Их следовало экономить для действительно важных вещей.

Например, подумать о том, что я скажу им, когда доберусь до места.

Вильгельм… Чёртов барон говорил, что с обоими герцогами можно договариваться, их можно заинтересовать.

И правда, не постелью же.

Красавица повела ушами, как будто её что-то встревожило, и я поспешила погладить её успокаивая.

— Ничего, моя милая. Всё будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем…

Я осеклась, потому что по коже пробежал холодок.

Лошадь подо мной всхрапнула, сбилась с шага, а воздух вдруг сделался густым и плотным.

Чувствуя, как волосы начинают подниматься дыбом от ужаса, я выпрямилась в седле.

Ни за моей спиной, ни вокруг не было ни звука. Даже обычные ночные шорохи смолкли.

«Не оборачивайся, Мелли. Только не смотри назад. Это всего лишь страх».

Красавица остановилась, заплясала на месте.

— Ну что ты, что с тобой? — я погладила её снова, а вот в собственном голосе услышала предательскую дрожь.

Можно было сколько угодно уговаривать себя, убеждая, что кроме нас на этой дороге никого нет. Если я оглянусь и удостоверюсь в этом, хуже точно не будет. Разве что получу повод упрекнуть себя в излишней мнительности.

«Не будь дурой, Мелания. Монтейн надёжно тебя укрыл».

Даже строгая материнская интонация, которую я мысленно могла воспроизвести практически идеально, не помогла.

Сделав глубокий вдох, я повернулась, всеми силами души надеясь увидеть позади себя только пустую, залитую лунным светом дорогу, и мой крик застрял в горле, потому что по дороге мчался чёрный экипаж.

Это точно была не тюремная карета, и не случайный путник, надумавший объехать едва плетущиеся обозы.

Тот самый чёрный экипаж в глухой могильной тишине.

— Давай, Красавица, вперёд! Скачи, скачи, скачи!

Я подстегнула лошадь, посылая ее вперёд, и она сорвалась с места, гонимая таким же ужасом, как тот, из-за которого мои глаза, казалось, полезли из орбит.

Я знала, что мы не успеем. Нормальные живые лошади просто не могли нестись с такой скоростью, да ещё и не издавая при этом ни звука. Экипаж же не ехал, а летел, копыта запряжённых в него чёрных коней будто не касались земли вовсе.

Мне казалось, что я чувствую на своей шее их ледяное дыхание, что вот-вот меня толкнут в спину, и я вылечу из седла, и тогда…

Именно так и произошло. Исступлённо заржав, Красавица вдруг встала на месте, а потом поднялась на дыбы.

Отчаянно хватаясь за поводья, я всё-таки не смогла удержаться и упала на землю. От удара перед глазами поплыло, а моя лошадь бросилась вперёд, не помня себя от страха.

Чёрный экипаж начал останавливаться.

Кони перебрали копытами в воздухе, сворачивая к обочине… ко мне.

— Да чёрта с два…

Я даже не была уверена в том, что сказала это вслух.

Голова кружилась, и, хватаясь за неё, я бросилась в лес.

Бежать, не разбирая дороги, не думая о направлении — это всё, что я могла.

Бежать, пока не выбьюсь из сил и не упаду.

Хотя бы не даться ему легко.

Или, если повезёт, скрыться в чаще, выпросить помощи у лесных обитателей.

Они тоже притихли.

Я не собиралась тратить время попусту, да и смотреть назад было слишком страшно, но я всё равно видела.

Заботливо предложенная кем-то чуждым, — иным, — картинка, вставала перед моим взором, затмевая собой окружающее пространство.

Экипаж всё же остановился. Кучер остался неподвижен, а дверь широко распахнулась, и он вышел наружу. Высокий, очень высокий, в чёрном плаще и широкой шляпе, скрывающей лицо. Или чёрный провал вместо лица.

Неспешно оглядевшись, он шагнул в лес, направился за мной широкими шагами, и я хотела бы закричать, но снова подавилась этим криком.

Не потому, что побоялась себя выдать — он видел меня так же, как я видела его.

Я просто не могла.

Он шёл, не глядя себе под ноги, не пытаясь запомнить обратный путь, и лес склонялся перед ним, признавал его право быть здесь и преследовать свою добычу.

Перебравшись через широкий поваленный ствол, я изо всех сил ринулась влево.

Почему-то мне было нужно именно налево.

И вперёд.

До изнеможения, до сухого горячего жара в горле, до отчаянного хрипа — бежать.

А он не торопился.

Как только картинка, показанная им, смещалась, и я немного сбавила шаг, чтобы выровнять дыхание, он возник по правую руку от меня, всего в нескольких футах.

Почти передо мной.

— Уйди!

Вместо желанного крика, способного подтвердить мне само́й, что я всё ещё жива, вышел отчаянный и жуткий своей беспомощностью визг.

Я кинулась в противоположную сторону, хотя и знала, что это бесполезно.

Он мог гнать меня часами, сутками. Затравить как дичь. Дождаться, когда я упаду от изнеможения, и тогда уже взять своё.

Ветка больно хлестнула меня по лицу, и я вскрикнула снова, на этот раз побоявшись лишиться глаза.

На моё счастье, обошлось.

Задыхаясь, я согнулась пополам, уперевшись ладонями в колени, попыталась вдохнуть.

Внутри всё горело, воздух не проходил внутрь.

«Чёрта с два».

На этот раз я совершенно точно сказала это мысленно и снова бросилась вперёд.

Картинка пропала.

Не было больше ни чудовищной тишины, ни фигуры в чёрном плаще — то ли он наигрался, то ли я отказалась смотреть, это было уже не важно.

Силы были на исходе, но я продолжала бежать, превозмогая себя, заставляя собственное тело совершать невозможное.

Вокруг стало уже совсем черно.

Лес сгустился, верхушки деревьев почти закрыли от меня небо.

Я не хотела умирать, не увидев неба.

Почти врезавшись в широкий старый дуб, я заставила себя оглянуться.

Никого. Ничего. Так обманчиво спокойно.

Я купилась бы на это, если бы не всё та же ненормальная тишина, заставившая даже ночных птиц заткнуться.

И не моя сила.

Она извивалась во мне, глухо мычала и ликовала, почуяв своего настоящего хозяина.

Она рвалась к нему, и, должно быть, привела бы меня прямо к нему в лапы, если бы не одно маленькое «но».

Монтейн был прав.

Я поддалась на её искушение. Сама того не поняв, не подумав, не просчитав последствия, я приняла её. Дала ей своё согласие и заставила служить себе, когда наслала несуществующую в реальности болезнь на свою деревню.

Договор был заключён, мой ход сделан, и она не могла мне не подчиниться.

Не могла до тех пор, пока он не отзовёт её, не прикажет оставить меня.

Да только он хотел получить свою плату.

Почему бы то ни было, но младенец, которого я могла подарить ему, стоил того, чтобы побегать по лесу, и я просто обязана была использовать это.

И бежать.

Не чувствуя под собой дрожащих ног, не слыша собственного сорванного дыхания, я снова бросилась вперёд, а потом лес превратился для меня в нечто бесформенное и вязкое, похожее на болото.

Временами мне начинало казаться, что я ношусь по нему кругами.

Иногда мерещилось, что это уже совсем другой лес, ещё более старый и страшный.

Я бежала и бежала, останавливалась, чтобы отдышаться, и бежала опять, а потом поняла, что где-то там высоко небо начинает сереть.