— Вот теперь ты дрожишь из-за меня, — улыбка, которой Монтейн меня одарил, оказалась настолько самодовольной, что я попыталась сдвинуться просто из упрямства.
— Ничего я не дрожу!
— Ну так сейчас будешь.
Он улыбнулся мне ещё раз, обещая, а потом поцеловал под подбородком, в шею, чуть выше груди, но в самой нижней точке выреза рубашки. И начал опускаться ниже.
Медленная, выжигающая разум цепочка горячих поцелуев, — прямо так, через ткань, — и я, забыла, о чём и зачем собиралась с ним спорить.
Барон остановился в самом низу живота, когда меня выгнуло под ним от стыда и нетерпения.
Несмотря ни на что, я не ждала и не думала, что он захочет прикасаться так.
Несколько механических движений, чтобы помочь выгадать время, укрыть и спрятать меня за своей силой — да.
Но не…
Он выпрямился, красиво и медленно снимая свою рубашку, и тут же взялся за пояс.
Не красуясь откровенно, он давал мне себя рассмотреть, без спешки пережить первое отчаянное смущение, когда на нём не осталось ничего.
Я задержалась взглядом на его руках, на выступающей косточке на бедре, и прикусила губу не то от волнения, не то от мысли о том, как он сможет…
Очередная мысль оборвалась на середине, когда я, повинуясь инстинкту, подалась вперёд и положила ладонь ему на живот. Погладилв кончиками пальцев, а после провела ниже, неумело, но с искренним интересом касаясь его члена.
— Мел, — его голос прозвучал напряжённо, предостерегающе.
Я знала, чего он опасался. Не хотел, чтобы я считала себя обязанной касаться его так, как не была ещё готова.
Вместо ответа я села, бесстыдно разведя колени шире, чтобы удобнее стало прижаться к нему, и поцеловала под сердцем — пока осторожно, на пробу.
Монтейн задохнулся.
Почти минуту спустя его ладонь опустилась мне на затылок, а потом соскользнула ниже, забираясь под волосы, оглаживая шею.
Под этой нехитрой лаской так просто оказалось обнять его и коснуться свободнее, потереться о его грудь щекой.
Если что-то люди и называли страстью, то точно не это.
Само это слово — страсть, — запретное, втайне желанное, вдруг померкло перед той нежностью, которую я к нему испытывала.
Она не имела ничего общего ни с благодарностью, ни с сожалением о его прошлом, но именно она заставляла меня преодолевать чудовищную неловкость.
Чуть ниже живота стало так влажно, что сидеть с разведёнными коленями было стыдно до немоты, и я предпочла прятать лицо, осыпая его грудь и рёбра осторожными и беспорядочными поцелуями.
Зато в такой позе я отлично чувствовала, как глубоко и медленно дышит мой барон. Как будто боится спугнуть одним неверным движением, неправильным взглядом.
Он продолжал гладить мои плечи и шею сзади, а я смелее провела рукой по его члену.
Оказалось, что это совсем не сложно. И не страшно.
Или дело оказалось во внезапной уверенности в том, что он не осудит, не станет насмешничать и не посмотрит снисходительно.
Очень быстро его размеренное дыхание начало сбиваться — ему было приятно, и моё собственное сердце забилось где-то в горле от того, насколько ошеломляющим оказалось это ощущение.
— Мелли, — теперь он позвал совсем иначе.
Я подняла лицо, не задумываясь, и Монтейн одним стремительным движением склонился ко мне, поцеловал глубоко и влажно, до короткого полустона.
Он заставил меня откинуться на спину, и я всё-таки задрожала, когда его ладонь медленно огладила мою стопу и двинулась выше под подол.
Монтейн не торопился и продолжал смотреть мне в лицо, удерживая этим взглядом, а потом наклонился и поцеловал в бедро, медленно-медленно провёл по коже языком.
— А вот это уже неплохо… — веселье в его голосе было жгучим и превосходно сдержанным.
Пока он в буквальном смысле собирал мою дрожь губами, я вцепилась в простыню, боясь застонать громче или дёрнуться слишком сильно.
Он ведь ещё ничего не сделал толком.
Вильгельм заметил, конечно же. Перехватил мою руку, заставляя разжать пальцы, и осторожно привлёк меня к себе, вынуждая сесть.
В процессе этого движения я почти не заметила, как он стянул с меня рубашку, но инстинктивно прикрыла рукой грудь, оставшись обнажённой.
Это было так отчаянно неуместно и глупо, что я застыла, но Монтейн даже не улыбнулся. Только медленно провёл пальцами от моего запястья по сведённой от напряжения руке вверх, вызывая волну мурашек, а потом также осторожно отвёл её в сторону.
Я закрыла глаза.
Он уже видел меня без одежды на берегу озера, но тогда он не смотрел так пристально и не был так близко.
Сейчас же эта близость была едва ли не удушающей. Она пугала больше всего, заставляла чувствовать себя беспомощной, открытой настолько, что хотелось плакать.
Когда он обвёл пальцами контур моей груди, а потом накрыл, наконец, её ладонью, я задохнулась. Мгновение спустя — сдаваясь, откинулась назад, опираясь на руки, потому что другого соска он коснулся губами, и это оказалось так приятно, что захватило дух.
— Если хочешь, я остановлюсь.
Прямой и внимательный взгляд барона обжигал даже сквозь опущенные веки, и я открыла глаза, глядя на него растерянно, почти испугано.
— Я не…
Если он в самом деле остановится…
Вместо того, чтобы отстраниться, он взял меня за затылок, привлекая к себе ближе, но на этот раз поймал губами губы, больше дразня.
— Не бойся. Я буду нежен.
Он уже был. И я хотела сказать ему, что верю в это полностью, но он не дал мне ответить, на этот раз несильно сжимая мою грудь обеими ладонями. Давал распробовать, привыкнуть и задрожать сильнее.
Я извернулась, чтобы поцеловать его в плечо, но не стряхнуть его руки, погладила обеими ладонями его затылок, намеренно растрёпывая волосы.
Слишком короткие, чтобы собирать их в хвост.
Достаточно длинные, чтобы закрыть лицо, если никому не стоит его видеть.
Монтейн поднял на меня взгляд, абсолютно шальной и тёмный, и мне вдруг стало легко-легко. Как если бы его «Не бойся» было не просьбой, а разрешением.
— Я просто не думала, что будет так.
Прозвучало сорвано, несуразно, но я знала, что он поймёт.
— Всё остальное того не стоит, — он пожал плечами, не выпуская меня из рук, а потом вдруг прижал к себе крепче.
Впервые — кожей к коже.
Его член упёрся мне в бедро, и я прикусила губу в третий раз, потому что это оказалось поразительно не страшно. Скорее, волнительно и…
Я не успела понять, потому что его пальцы соскользнули по моему животу ниже, коснулись уже знакомо.
На этот раз я этого ждала, но оттого ощущение не стало менее ярким.
Напротив, именно теперь, когда я готова была если не просить, то напрашиваться, в меня как будто ударила молния.
Барон остановился.
Продолжая смотреть мне в лицо, он медленно и легко обвёл кончиками пальцев ту самую чувствительную точку в самом верху, а потом двинулся ниже.
Ему, должно быть, было не слишком удобно в такой позе, а мне стало практически всё равно.
Я знала, что он тоже чувствует — обжигающий жар и вязкую влагу, мою готовность развести колени шире, как только он того захочет.
— Ложись.
То ли просьба, то ли приказ.
Он вряд ли и сам понял.
Опустившись на подушку, я едва не заметалась снова, запоздало подумав о том, насколько некрасиво при этом может выглядеть моя грудь, и что, должно быть стоило…
Монтейн сбил меня и с этой мысли тоже. Поцеловал под рёбрами в живот и ниже, и, не веря до конца в то, что он собирается делать, я снова вплела пальцы в его волосы, дёрнула не сильно, но ощутимо.
— Вильгельм!..
Голос прозвучал придушенно и испуганно.
Не мог же он в самом деле?..
От улыбки, которую он выдал в ответ, у меня похолодели пальцы.
— Думаю, вот теперь самое время для «Уила».
Дурацкая мысль о том, что это не он, он просто не мог так улыбаться, оказалась моей последней связной мыслью.
Там, где только что ласкал пальцами, он коснулся меня губами, развёл мои ноги бесстыдно широко и двинулся ниже.