Кое-где в пыли ещё виднелись следы подков — вот прошли две лошади одна за другой. Вот прошёл один Морок.

Горло сжало ледяным предчувствием беды, и я постаралась обойти эти следы — ведь наступать на чужие следы, плохая примета. Наступить — значит забрать силу у того, кто прошёл перед тобой.

Густая трава, через которую мы проезжали ночью, доставала мне до пояса, и я отодвинула её рукой, чтобы выбраться на широкую дорогу.

Если буду ждать его там…

Я сделала шаг и остановилась, налетев на невидимую стену.

Дважды моргнув, чтобы отогнать наваждение, я попробовала ещё раз, а потом, наугад пройдя вправо через заросли полыни, ещё. Тщетно. За пределы деревни ходу мне не было.

Подступивший у колодца страх начал оборачиваться стылым ужасом, от которого вспотели ладони.

— Ах ты сволочь, сволочь!!!

Запустив пальцы обеих рук в волосы, я заметалась, не зная, что предпринять.

На то, чтобы снять поставленную Монтейном защиту, у меня не хватило бы ни знаний, ни сил.

И конечно же, он не был сволочью.

Он поступил правильно, заперев чудовище там, где оно не сможет никому навредить, и не его беда, что…

Он понятия не имел о том, на что обрекал меня, оставляя здесь.

Выместить свою досаду и беспомощность я могла разве что ударив ладонями по той невидимой, но крепкой преграде, что отделяла меня теперь от мира.

Под моими руками она едва ощутимо завибрировала, да и только.

Через такую стену невозможно было пройти ни изнутри, ни снаружи.

Оставалось только упасть прямо перед ней, но я заставила себя развернуться и плестись обратно.

В конце концов, я ведь была не одна. Вильгельм оставил со мной Красавицу, — единственное на свете существо, которое я по-настоящему любила, и которое любило меня. Я не могла её бросить, а где-то наверняка найдутся запасы еды. Если нет, я смогу попробовать что-то посадить и заготовить сено.

Вот только едва ли всё это мне понадобится.

Едва не зарыдав при мысли о том, что будет с моей лошадью, когда меня не станет, я пнула ногой и без того покосившийся невысокий забор, и остановилась.

Положение моё было более чем плачевным, но если я не могла выйти из деревни, это значило, что никто не мог сюда войти.

Барон сказал, что спрятал это место, укрыл его плотным мороком от случайных путников и мародёров.

При удачном стечении обстоятельств и небольшой смекалке, возможно, я и правда смогла бы выжить здесь.

Быть может, это место могло бы даже стать моим спасением.

В конце концов, не об этом ли я мечтала позавчера — красивый дом возле леса и никаких людей?..

Горько усмехнувшись тому, как необычно подчас сбываются желания, я развернулась и окинула деревню очередным, куда более пристальным взглядом.

Если она осталась нетронутой, тут должно́ было остаться и что-то полезное мне.

Позволив интуиции вести меня, я выбрала направление наугад и пошла, не глядя себе под ноги.

Дома, сараи, заросшие огороды…

Я едва не споткнулась, заметив на одном из них что-то красное, и свернула, чтобы рассмотреть поближе.

Это был помидор. Спелый, налитый соком настоящий помидор.

Отодвинув разросшиеся листья, я увидела ещё один, и ещё, и улыбнулась, потому что такая находка была радостью. У Красавицы есть зелёные луга, а мне теперь голодная смерть точно не грозила.

Есть и правда хотелось сильно, в последний раз я ужинала с Монтейном на поляне, но останавливаться, пока не выясню то, что мне необходимо знать, было нельзя.

Хорошенько запомнив чудесный огород, я двинулась дальше, и очень скоро нашла то, что мне было нужно.

Дорога, проходящая через всю деревню, кончалась, за ней был только лес, но справа от неё, на самой окраине стоял дом.

Маленький, с покатой прохудившейся крышей, он был единственным покосившимся домом в теперь уже моей деревне, и я решительно направилась к нему, чтобы войти без стыда и опасения. Так уж вышло, что теперь его мёртвая владелица была кое-что мне должна.

Перед дверью оказалась широкая терраса — на такой удобно было бы поставить стол и сушить травы. Сама бы я сделала так.

Сама же дверь оказалась не заперта.

Я толкнула её и остановилась на пороге — не из робости, а давая глазам привыкнуть к царящей внутри полутьме, — а потом, два вдоха спустя, переступила порог.

Как и все прочие в погибшей деревне, дом травницы остался нетронутым, да только пахло внутри пылью и копотью.

Ничего удивительного в этом не было, ведь именно здесь всё началось. Отсюда оно вышло, чтобы забрать людей, и скот, и домашних птиц.

Притаившаяся до поры где-то глубоко во мне сила шевельнулась, реагируя на место, и я приказала ей молчать.

Она узнавала. Чувствовала что-то родное себе, и держать её следовало крепче.

Обстановка в доме напоминала ту, в которой я провела всю жизнь. Простая, грубо сколоченная мебель, много кухонной утвари, развешанные по стенам пучки трав.

Завесившая окна густая паутина делала комнату тесной и неприветливой, а в углу стояла метла, но взять её и убрать паутину, чтобы добавить света, я не решилась. Не мне было решать, в каком состоянии стоять этому дому.

Стараясь двигаться осторожно, чтобы ничего не разбить ненароком, я осмотрела ставшие ничьими запасы и обнаружила, что запасы эти были хороши. Имея всё это в своём распоряжении, я уже могла побороться за себя и за Красавицу.

А ещё ведь была спальня и стоя́щий во дворе сарай. Как знать, что я обнаружу там…

Решив ничего пока не брать, но вернуться сюда позже, я встала в центре комнаты и глубоко вдохнула, стараясь сосредоточиться и определить источник возможной опасности.

Если хозяйка занималась не только травами, в любом уголке мог остаться нежелательный для меня сюрприз, и узнать, смогу ли я нейтрализовать его, стоило как можно скорее. Не хотелось бы мне лишиться возможности пользоваться доставшимся по случаю добром.

Мир и тишина деревни постепенно начали отдаляться, а притихшая было сила зашипела особенно настойчиво — ей ничего не стоило бы разобраться и с возможной опасностью. Наверное она смогла бы даже пробить поставленную Монтейном стену. Отпустить меня на свободу, взамен потребовав сущую малость — свободу для себя.

Одно лишь маленькое слово…

Она искушала так сладко, что я сбилась, открыла глаза, и тут же изумлённо моргнула, увидев рядом со своей тенью на полу ещё одну.

— Я знал, что найду тебя здесь, — Вильгельм произнёс это негромко и глухо, словно не был уверен, что говорит именно со мной.

Я же, пользуясь тем, что стою к нему спиной, дёрнула уголками губ, потому что на полноценную улыбку, даже самую ядовитую, вдохновения не было.

— Я думала, ты меня бросил.

Получив подтверждение тому, что я это просто я, барон перешагнул порог и остановился прямо за моим плечом.

— Без объяснений, еды и тёплой одежды? За кого меня принимает мадам?

Не в силах больше терпеть и вместе с тем страшась увидеть его глаза до дрожи в коленях, я развернулась и едва не врезалась в него. Оказалось, что он стоит очень близко.

Живой, здоровый, настоящий. Утомлённый быстрой ездой, но не измождённый.

Я не могла предположить, что именно Монтейн видел в моём лице, но смотрел он пристально и как будто удивлённо.

— Я ездил за едой и вином. Не можем же мы питаться травой вместе с лошадьми, а на какое-то время нам придётся здесь остановиться.

Он, черт его побери, в самом деле недоумевал, как глупость, подобная той, что я озвучила, могла прийти мне в голову, и вот теперь мне в самом деле захотелось рассмеяться.

— Я видела помидоры и запоминала огород, — давя в зародыше этот истеричный смех, я быстро облизнула губы.

Барон кивнул предельно сосредоточенно:

— А ещё есть кабачки. В прошлом году я нашёл несколько картофелин.

Мы говорили о какой-то немыслимой ерунде, стоя так близко, что достаточно было бы шептать.

Колени начали подгибаться, и я отвернулась первой, чтобы выбраться на террасу.