Все дружно обернулись на молодого человека, снова заставив его почувствовать неловкость. На этот раз никто ничего не сказал, даже Блохин.

– Я такое уже фотографировал где-то, – внезапно заявил фотограф, прекратив съемку.

Старший агент вопросительно посмотрел на него.

– Не вспомню сейчас, где это было, но тоже была девушка вся… – фотограф ещё раз посмотрел на труп, подбирая слово, но так и не подобрал.

– Проверим в архивах, – ответил ему Блоха. – Если это не в первый раз, назначат нам кого-то по особо важным.

– Так и будет, – кивнул медик.

– Когда будет отчёт? – спросил Блохин.

– После вскрытия, а когда вскрытие – не знаю. И не спрашивай. В морге несколько старых тел. Не успеваю всё один делать.

– Давно пора помощника попросить.

Медик в ответ только закатил глаза, показывая, насколько банальную мысль высказал агент. Блохин повернулся к Павлову.

– Пошли.

– Куда? – не понял Илья Петрович.

– Узнаем, кто она. Очевидно, что шла либо с дач, либо наоборот, туда. Если туда, возможно, её уже ищут.

– Потому что не пришла ночевать?

– Да, – ответил Блохин и полез по снегу обратно, осторожно перенося ноги в старые отверстия в снегу. Не успев пройти и трех шагов, он внезапно поскользнулся и неловко присел на опорную ногу.

– О, чёрт! – раздался вопль боли.

Павлов поспешил вперед и подхватил со спины наставника под плечи, помогая тому встать.

– Оу! – только и ахнул Блохин, когда попытался опереться на обе ноги.

Он тут же завалился на бок, прямо в снег. Мимо Павлова протиснулся медик.

– Отойдите, – сказал он Илье и наклонился над Блохиным.

Тот уже сидел в сугробе, потирая ногу. Медик молча стянул сапог с ноги и начал её ощупывать. В какой-то момент Блохин застонал от боли.

– Перелом, – уверенно заявил медик. – Придётся тебя взять вместе с трупом. Извини, но у нас только один экипаж.

– Угораздило же, – сквозь зубы пробормотал Блохин.

Он повел головой и увидел праздно стоявшего Павлова.

– Илья Петрович, что же Вы стоите? У Вас теперь в два раза больше работы.

Подтянутый молодой человек, на вид около тридцати лет, в элегантном темно-сером пальто быстрым шагом приближался к зданию Московской Городской Думы. Он внимательно смотрел под ноги, чтобы не поскользнуться на подтаявшем льду. Дворники работали не покладая рук. После вчерашнего снегопада и теплой погоды ночью подморозило, и нужно было быть осторожным. Его лицо с небольшими острыми усиками выражало одновременно недовольство и озабоченность. С одной стороны, происшествие было неординарное, – ранен всеми уважаемый городской голова Алексеев Николай Александрович, и можно было представить, какой переполох это вызвало во всех ветвях власти. С другой стороны, он не понимал, зачем его тоже направили в Думу. Наверное, из-за частой в подобных происшествиях бюрократической неразберихи. У него была запланирована встреча с заводчиками известной марки водки, миллионщиками Шустовыми. Вряд ли они обрадуются тому, что он не пришел. Однако, сложно иметь более уважительную причину.

– Иван Иванович! Трегубов!

Молодой человек поднял взгляд. Около нового здания Думы, недавно построенном как раз по инициативе Алексеева рядом с историческим музеем, и именно поэтому в стиле исторического музея, стояло множество экипажей и сновало непривычно большое количество людей. В одном из открытых экипажей он заметил своего давнего знакомого из сыскной полиции Власова Николая Васильевича.

– Иван Иванович, давайте ко мне, – пригласил он Трегубова в экипаж.

– Но меня вызвали в Думу из-за… гм, происшествия с Николаем Александровичем.

– Боюсь, Вам там места не хватит – столько нынче людей приехало, – усмехнулся в густые усы Власов и поправил выбившийся из-под шапки кудрявый локон. – Тем более, следователя уже назначили.

– Назначили? – забеспокоился Иван Иванович.

– Не бойтесь, это не Вы! – словно прочитал мысли Трегубова Власов. – Акимов назначил Тимофея Тимофеевича Глушановского.

Между тем Трегубов и не предполагал, что назначат его. Слишком много было в Москве более известных и, скажем честно, более опытных следователей, например, тот же Глушановский, проводивший в своё время допрос Веры Засулич после её покушения на Трепова, а также участвовавший в расследовании убийства Александра Второго. Трегубов с облегчением выдохнул, – раз прокурор судебной палаты уже назначил следователя, значит, ему здесь делать больше нечего. Но интересно, что же происходит? «Это не займет много времени», – подумал Иван Иванович и полез в экипаж к Власову. Тот подобрал полы своей шубы и подвинулся.

– Опять террористы? – спросил он Николая Васильевича.

– А вот и нет! – возразил тот. – Говорят, душевно больной это. Это ж, понимаете, что выходит за совпадения? Николай Александрович построил больницу для душевно больных, и они же в него стреляют. Что за люди такие? Построил Думу, и там его сейчас оперируют. Сам Склифосовский, кстати. Жизнь полна сюрпризов, не находите? Ах, смотрите, обер-полицмейстер пожаловали, собственной персоной. Наше-то начальство уже давно там, и губернатор недавно подъехали. И кого только нет!

– Если не террорист, уже проще будет Тимофею Тимофеевичу, хотя ему не привыкать, – заметил судебный следователь Трегубов. – Жаль Николая Александровича. Надеюсь, выкарабкается.

– Да, мы все надеемся. Молимся за него. Удивительный человек! Москва без него осиротеет, – вздохнул Власов. – Но Склифосовский считается отличным хирургом. Вы слышали про его метод антисептического лечения ран?

– Да, что-то такое припоминаю, – подтвердил Трегубов, наблюдая, как к Думе подъехал ещё и прокурор окружного суда Домерщиков. «При таком стечении видных личностей, могу предположить, что моя скромная персона в этом деле не понадобится, и я смогу заняться своими делами».

– В такой суматохе поди и забыли про Вас.

– Вот и хорошо! До свидания, Николай Васильевич, – Трегубов вылез из экипажа. – Рад был Вас увидеть в добром здравии.

Главная контора предприятия «Шустов и сыновья» располагалась недалеко от городской Думы, на Большой Садовой, поэтому судебный следователь решил прогуляться пешком. Всё равно он уже опоздал. Молодой человек никак не мог поверить, что городской голова Николай Алексеевич мог умереть. Он несколько раз встречался с ним и сейчас признавался себе, что никогда не видел человека со столь явно выраженной жизненной энергией: постоянно в движении, постоянно в делах и кипучей деятельности. В Москве начали строить водопровод и канализацию, открывались новые больницы. Трегубов мысленно пожелал удачи Николаю Алексеевичу. Склифосовский – это хорошо, но удача никогда не бывает лишней.

Николай Леонтьевич Шустов был сыном вольноотпущенного крестьянина из Рязанской губернии, который стал затем купцом. В шестидесятые годы Шустовы решили заняться производством водки, и на текущий момент дела шли настолько хорошо, что Николай Леонтьевич подал запрос на строительство нового производственного здания, чтобы расширить своё предприятие. Но Трегубов встречался сегодня не с ним, а со старшим сыном Шустова, тоже Николаем, ибо Николай Леонтьевич, в силу своего возраста, стал плох здоровьем. Дела постепенно переходили его сыновьям.

Николай Николаевич встретил судебного следователя вежливо, но было видно, что он недоволен опозданием. Старшего из сыновей Шустова никак нельзя было заподозрить в крестьянском происхождении. – Правильные черты лица, на котором выделялся слегка крупный нос, ухоженная бородка и большие острые усы, торчащие в стороны от его узкого подбородка. Хотя Шустов был ещё достаточно молод, у него уже появились небольшие залысины, что, впрочем, совсем не портило общего приятного впечатления. Даже наоборот, придавало налёт мудрости, который усугублялся пристальным и проницательным взглядом.

– Чем могу быть Вам полезен? – спросил Николай Шустов-младший, приглашая Трегубова присесть.