Физическое состояние Алии становилось более тяжелым – появились одышка и изжога. Периодически болели ноги. Иногда ей казалось, что Демьян специально изнутри давит ей на ребра. Перед переводом на домашний режим она получила четкие инструкции от Инны Борисовны. При проявлении хоть одного из условий, описанных в инструкции, Алия должна была отписать Инне Борисовне, после чего за ней бы приехали в течение тридцати минут и госпитализировали в корпоративной клинике.

В тот вечер все вокруг Алии пребывало в беспокойстве – соседи кричали и слушали танцевальную музыку, во дворе взрывались петарды и фейерверки, а Беляш то грыз прутья клетки – отчаянно, словно в последний раз, то, раскачиваясь гулко, падал брюшком на поддон. Алия была очень взволнована, в животе она чувствовала вибрации, как будто там раскручивалась юла. Когда вибрации закончились, в низу живота постепенно начала нарастать боль. Она все увеличивалась и увеличивалась, поднимаясь вверх, почти до грудной клетки, но затем спадала. Так повторялось из раза в раз. «Я не понимаю. Но мне ждать нельзя», – истерично метались мысли. Несмотря на хаос, творившийся внутри, снаружи Алия выглядела спокойной. Она взяла телефон и написала Инне Борисовне. Та дала ей пару советов и сказала, что за ней выезжают.

Машина и вправду приехала очень быстро. Аккуратный спуск – и она уже лежит в частной скорой. Еще немного – даже не успела заметить, разглядывая внутреннюю сторону крыши автомобиля, как за окном появилось знакомое многоэтажное здание. «Вита», – ей стало гораздо спокойнее. Скорая подъехала прямо ко входу в корпус E. На крыльце стояла обеспокоенная Инна Борисовна.

– Так, сюда ее, за мной, – приказала она медсестрам, сопровождавшим Алию в машине.

Ее выгрузили и покатили в здание. Когда каталка поравнялась с Инной Борисовной, врач взяла Алию за руку и, продолжая идти, наклонилась и мягко прошептала: «Все будет хорошо». Боли в низу живота то усиливались, то отступали. Алия чувствовала, что скоро произойдет событие, которое разделит ее жизнь на до и после. Что-то масштабное и неумолимое, как цунами, стеною надвигалось на нее. «Сейчас Юрий Борисович встретит, ждем», – сказала доктор. Алия вышла из смутного, рассеянного состояния, в котором пребывала последние полчаса и огляделась, насколько могла. Они находились в конце очень узкого коридора. Никаких окон в пол и пятиметровых потолков. Каталка при этом практически уперлась в стальную обшарпанную дверь. С той стороны заскрипел замок, после чего в проеме показалось бородатое лицо Юрия Борисовича.

– Что она, как с ней?

– Вот сейчас и осмотрите.

Он распахнул дверь, и Алию покатили дальше. Вокруг отчего-то пахло сыростью. У Алии не было сил, чтобы оглядываться по сторонам. Она просто смотрела в потолок, пытаясь считать проплывающие одна за одной галогенные лампы. Некоторые из них с характерным стрекотом мигали.

– Сделайте что-нибудь, – тихо прошептала Алия.

– Да, завозите ее сюда, – сказал Юрий Борисович.

На слова Алии никто внимания не обратил. Они оказались внутри родильного кабинета. Не в пример жутковатому коридору, он был свежеотремонтированным и чистым. Алия пыталась вслушиваться в то, о чем говорят доктора, но не могла выхватить суть. Ей казалось, что они просто повторяют друг за другом одно слово – «роды». Тут ее обступили две медсестры, аккуратно и быстро раздев и облачив в родильную рубашку. После этого к Алие подошел Юрий Борисович, протянув заполненный на четверть стакан. «Выпей прямо сейчас», – беспрекословным тоном произнес он.

Алия выпила и через несколько мгновений совсем перестала понимать, что происходит. Она активно дышала и тужилась. Все перед глазами расплывалось в яркий и абстрактный акварельный рисунок. Голоса медицинских работников сливались в какофонию. Как вдруг все это прервал детский крик.

Алия закрыла и открыла глаза. В секунду вокруг все стало так тихо, что она услышала звон. Звон снова был прерван детским криком. Она подняла голову – Инна Борисовна держала ребенка в руках. Маленькая головка с двумя черными глазками. «Бусинки, прямо как у Беляша», – мелькнула у Алии мысль. Она тут же укорила себя за неуместное сравнение. Ручки ходят ходуном. Алия опускала взгляд ниже и дойдя до ножек замерла. У малыша отсутствовали как таковые две отдельные ноги. Они были сросшимися, вплоть до пяток, две стопы развернуты в противоположные стороны, застывшие в первой хореографической позиции. Это напоминало Алие плавник. Раздался голос Юрия Борисовича.

– Значит так получилось. Не ноги, а плавник какой-то дельфиний. Ладно, везите его в лабораторию. Надо теперь им разбираться, что с той новой добавкой за проблема.

Алия захрипела.

– Дайте его сюда. Дайте его мне.

– Она должна уснуть.

Алия резким движением рванулась вперед. И тут все померкло.

Алия проснулась. Вокруг – палата, как из рекламного буклета. «Где мой живот?», – провела она рукой и ужаснулась. Ничего не получалось вспомнить. Только Беляш, качающийся в клетке, а затем хаотичные отрывки – машина скорой, лицо Юрия Борисовича, каталка, галогенные лампы, детский крик. Алия огляделась и обнаружила кнопку на стене, справа от кровати. Несколько раз нажала на нее. Через пару минут прибежала медсестра.

– Что произошло?

– Сейчас-сейчас, Инна Борисовна подойдет.

– Стойте, – но медсестра уже убежала.

Алия не могла прийти в себя. Что за палата? Где она? Куда делся живот?

– Алия, здравствуйте, – знакомый голос раздался с порога, это была Инна Борисовна.

– Ну наконец-то. Что со мной?

– Успокойся, Алия. Возьми, выпей, – в руках доктора был стакан.

Алия взяла протянутый стакан и выпила содержимое залпом. Стало спокойнее и легче.

– Дорогая, – Инна Борисовна присела на край кровати. – Ты пережила жуткие преждевременные роды. К сожалению, ребеночек погиб. Мы бились за твою жизнь и нам удалось ее отстоять. Это ужасная трагедия. Но, к сожалению, такое случается. Я пока не могу сама подобрать слов.

Инна Борисовна взяла Алию за руку и замолчала.

Через неделю Алию выписали. Как ей сказали – ребенок умер через полчаса после рождения. Она и сама была в критическом состоянии. После выписки ее сразу передали корпоративному психологу. Первое время были постоянные кошмары, полные детских криков. Однако по прошествии времени и без того нечеткие контуры произошедшего как будто начали совсем размываться. А боль, с которой она вспоминала об этом, становилась меньше и притуплялась. Первые сеансы с психологом проходили в полном молчании, но с какого-то момента Алия смогла начать говорить о трагедии. И чем больше недель и месяцев проходило с того момента, тем подробнее и откровеннее она рассказывала о своих переживаниях.

Когда состояние Алии стабилизировалось, с ней на контакт вышла Варя, передавшая соболезнования руководства в связи с трагедией. Отдельно она отметила, что Алие не отменят участие в программе по рождению ребенка, и назвала сумму, в которой было семь нулей.

Несмотря на то, что воспоминания Алии были обрывочны и хаотичны, она захотела разобраться в том, что произошло. Однако в клинике документы и любые записи о родах ей предоставить отказались. После этого Алия даже пошла к корпоративному юристу, сказав, что предаст историю огласке. «Историю? А какую историю? Насколько мы знаем, вы пережили жуткий стресс», – невозмутимо ответили ей в юридическом отделе. А затем напомнили, что она вправе идти в какой угодно суд, но согласно подписанным документам, потеряет возможность получить полную компенсацию на новую квартиру. Алия не знала, как правильно поступить, и пыталась советоваться с Алиной, которая тоже только пожимала плечами.

В новую, полученную от корпорации, квартиру они заселились с Беляшом – по меркам хомяка уже дряхлым стариком – через полгода после событий. Просторная и двухкомнатная, со свежим ремонтом. «Ну здесь мы, Беляшик, развернемся», – вслух произнесла она. Завтра предстояло снова выходить на работу. За это время она прошла терапию и ездила на пару месяцев в отпуск. Все оплатила компания. Так Алия впервые увидела Тихий океан, о котором мечтала с детства. Путешествие очень благотворно сказалось на ее состоянии. Кошмары уже давно не посещали ее. А смутные обрывки той ночи окончательно стерлись из памяти. Казалось, она наконец-то пережила все это.