По‑прежнему наблюдаю за вихрями хмари внутри коридора. Они заметно уменьшаются в размерах. Спирали не успевают формироваться и разрушаются значительно раньше. В какой‑то момент стена тумана перед коридором падает и расходится в стороны языками хмари.

Коридор превращается в часть длинной анфилады с широкой лестницей вниз. Ступени занимают весь коридор.

– Быстрее, быстрее! Студент там уже второй час, они его сожрут! – слышу приглушенные голоса с нижних ступеней.

Поднимаю револьвер к потолку.

– Да ладно! За полтора часа не сожрали, а теперь сожрут! – ворчит знакомый голос. – Сигнал подал, значит, живой.

Стреляю росчерками по всему потолку. В этом коридоре нельзя терять бдительность. Теперь точно знаю, что там никто не притаился.

– Вон, видишь, как росчерки сверкают? – спрашивает завхоз. – Жив твой студент, жив!

Первым в коридоре появляется Алекс.

– Да, точно жив, вон он, стоит, – куратор показывает на меня рукой.

Видимо, он понимает, что коридор может быть неочевидно опасным. Ко мне не рвётся. За Алексом подтягивается завхоз. Кажется, этот товарищ очень любит подраться, но у него не всегда получается. Наверное, именно поэтому он снова тут. А, может быть, просто к нему приходят сигналы с ученических амулетов.

– Ого, стрелок, как дела? – весело интересуется Германыч.

– Нормально! Охотился, – пожимаю плечами.

Завхоз кивает, делает движение рукой, и по коридору проносится волна фиолетово‑сиреневого цвета.

– Всё чисто, можем идти спокойно, – мужик направляется в мою сторону по коридору. – Как тебя сюда занесло? – обращается ко мне, осматривая всё, что лежит на полу.

– Вы не поверите, – говорю.

– Ларик, ну уж от тебя‑то я этого не ожидал. Я же тебе говорил ходить по крокам. Я же вам всем это говорил! – ругается куратор.

Ощущаю дежавю. Точь‑в‑точь ситуация с Максом.

– Алекс, не поверишь, шёл по крокам, – говорю как есть. – Более того, шёл по коридору, в котором был уже раза три. Как раз к вам собирался, – обращаюсь к Германовичу. – Свернул, как обычно, в коридор рядом с вашим кабинетом.

– И что потом? – спрашивает куратор.

– Потом вот, здесь и оказался, – рассказываю. – Просто сделал шаг, и сзади меня выросла стена.

– Это не нормально, такого быть не должно, – неожиданно серьёзно заявляет завхоз.

Скутум* – щит римского легионера. Единственный полностью сохранившийся, найденный в Дуро‑Эвропосе:

– Мне тоже так кажется, – соглашаюсь с Германычем. – Я там набил вам всякой твари по паре, – показываю вглубь коридора.

– Да ещё и к замку прибавил целых пол‑этажа, – усмехается завхоз. – Неплохо для первака.

– Не знаю насчёт пол‑этажа, но монстров в разных коридорах немного оставил, – говорю. – Только почему вы решили, что это я прибавил?

– Да, тут простая зависимость, – поясняет завхоз. – Пока ты идёшь по таким коридорам, в них остаётся твоя проекция в мир: в частности, набитые трупы, измененные вещи, да даже накорябанные надписи. Все, что может нести отпечаток твоей личности. Коридоры и комнаты, пока ты по ним ходишь, продолжают существовать, постоянно балансируя на грани забвения.

– Это как? – задаю вопрос.

– До того момента, пока твои следы в коридорах не растерзают и не уничтожат, место будет устойчивым, – объясняет завхоз. – Но в какой‑то момент, то, что было твоим в этом месте, станет общим, и тогда в неровном фоне прорыва место может вообще исчезнуть. Сейчас этаж расширился, но на какой промежуток этого расширения хватит, мы угадать не можем.

– Афанасий Германович, да вы прям поэт, – замечает Алекс.

По анфиладе поднимаются еще двое незнакомых мне преподавателей. Видимо, Алекс и завхоз сильно опередили группу поддержки.

– То есть если я набью трупов, выложу вокруг себя и лягу спать в расширенном коридоре, то ничто никуда не исчезнет? – смеюсь, представляя картину.

– Всё верно, только не забывай, что на запах крови приплывет всякое‑разное, – говорит завхоз. – И вряд ли вы друг другу понравитесь. Хотя в качестве обеда… сойдете точно!

– Монстры ведь выходят из тумана? – уточняю, пока еще есть время.

– Это не совсем туман. Ты же наверняка заметил? – спрашивает Германыч. – Мы подозреваем…

– А мы – это кто? – тут же задаю вопрос.

– Не перебивай и узнаешь, – тут же осекает меня завхоз. – Мы – это исследователи прорывов, – все же поясняет он. – Так вот. Мы считаем, что у этих монстров там, где они живут, очень голодно. Вероятно, у них постоянно идет битва за жизнь. Так сказать, естественный отбор в своем мире. И когда появляется хоть какая‑то возможность оттуда сбежать, а еще и подкрепиться, они её не упускают, в отличие от обычных животных.

– Ни разу не видел обычных в коридоре или на тропе, – вспоминаю.

– Так, обычного оленя в аномалии никак не заманишь, – поясняет Германыч. – Зато измененные, и твари инферно – только в путь. Те выходят из своего плана в наш с помощью тумана. Этот туман истончает грань между нашим миром и тем, откуда они все вываливаются. К нам попадают самые дикие и непоседливые. А измененные тоже не дураки по аномалиям пошастать. Более того, они в них жить начинают.

А вот про вихри завхоз ничего не говорит. Интересно, они с куратором их, вообще, видят? Спрашивать не тороплюсь. Не время и не место.

Два других преподавателя проходят мимо нас и осматривают коридор с мертвыми монстрами.

– Создание дополнительного пространства – дело сложное, – размышляет Германыч. – Сам по себе замок до прорыва был не настолько большой. Увидел бы – не узнал. Теперь у него есть множество отражений – можно так это назвать. Он теперь словно состоит из мозаики. Каждый кусочек – десятки замков, которые могли бы быть на его месте. Самое забавное, что кусочки перемешаны. Из‑за этого коридоры минимально видоизменяются каждый день. Иногда происходит так, как сейчас.

– То есть коридор в итоге нас куда‑нибудь выведет? – спрашиваю. – Получается, что он не бесконечный?

– Молодец! Да. Он при любых изменениях ограничен принципиальным нахождением в замке. Тут ты прав, – кивает завхоз. – В определенный момент тот или иной коридор, окно или помещение становятся слишком плотными для нашего мира и начинают…ммм… существовать. Понимаешь?

Примерно представляю, о чем говорит Германыч, но не до конца. Пока преподаватели обходят коридор с признаками бойни, нужно успеть узнать как можно больше информации. Обмозговать можно и позже.

– Плотность меняется из‑за тумана, – продолжает завхоз. – Он истончает грань между нашими планами. Что там происходит в инферно, мы не знаем. Люди, которые туда ходят…

– А такие есть? – удивляюсь.

Алекс внимательно слушает наш разговор. Похоже, завхоз делится редким, да и время у нас еще есть.

– Да, они туда ходят с проводниками, – поясняет Германыч. – Эти проводники каким‑то неведомым образом находят выходы обратно в наш план. Описать человеческим языком, что с ними происходит в плане инферно, ходившие не могут. Там всё предельно странно. Все, кто ходили, рассказывали разные истории. И друг на друга эти истории не сильно похожи.

– А что за проводники? – интересуюсь.

Завхоз выжидающе смотрит на куратора. Видимо, таким образом, дает ему слово.

– О, это редкие маги, их очень мало, – Алекс оживленно вступает в нашу беседу. – У нас на всю империю всего четыре человека. Они могут вывести из инферно и найти дорогу назад. Это, собственно, единственное основное их свойство. По типу своеобразных ищеек. Но невероятно редкое.

– И что, часто ходят? – задаю вопрос.

– Ну как тебе сказать? – мнётся куратор. – С учётом того, что практически любые материалы из инферно стоят как чугунный мост…